Финал в Преисподней - Станислав Фреронов Страница 22

Организационно-политическое руководство резнёй осуществляли Гитлер, Геринг и Борман. Оперативную сторону курировали Гиммлер и Гейдрих. Среди непосредственных исполнителей засветились такие эсэсовские легенды, как Зепп Дитрих, Теодор Эйке, Михель Липперт.

27 июня Гитлер внезапно прибыл в западногерманский город Эссен. Ни с того, ни с сего фюрер посчитал необходимым присутствовать на свадьбе местного гаулейтера. Йозеф Тербовен был заметным нацистским функционером (кстати, опять-таки в своё время командир СА и сторонник Штрассера), но не относился к кругу лиц, чьи семейные мероприятия удостаивались гитлеровского внимания. По ходу «кровавой свадьбы» рейхсканцлер провёл конфиденциальную блиц-встречу с зашедшими на огонёк… Густавом Круппом и Фрицем Тиссеном. Сюда же посреди безмятежного веселья пришла вдруг телеграмма Гиммлера с бредовыми россказнями о «ремовском заговоре». Ясное дело, фюрер был поражён, просто шокирован столь низким коварством штурмовиков. Ничто не могло сдержать справедливый гнев — немедленно в самое пекло, в бой, да будет им возмездие!

Задача упрощалась тем, что местоположение заговорщиков было прекрасно известно. Незадолго до «кровавой свадьбы» Гитлер принимал «дорогого Эрнста Рема» дабы выразить ему благодарность за «незабываемые заслуги перед движением». Заодно согласовали отправку бойцов СА в месячный отпуск на июль и договорились провести предотпускной банкет в баварском курортном местечке Бад-Висзее. Туда и отправился разгневанный фюрер прямо из-за свадебного стола. Параллельным курсом с отборной эсэсовской командой Зеппа Дитриха.

Своего единственного друга, бывшего начальника и первооткрывателя, человека, 15 лет назад вытащившего будущего властелина из нищеты и безвестности, Гитлер решил брать лично. «Ты арестован, свинья!» — заорал он, ворвавшись среди ночи к непродравшему глаза Рему. В соседней комнате отеля Геббельс с эсэсовцами вязали главного ремовского бригадира Эдмунда Хейнеса, тоже крутого бандюгана, заслуженного партайгеноссе и испытанного штурмового бойца. Командир баварских СА Август Шнайдхубер уже сидел под эсэсовским конвоем в тюремном подвале. В Бремене тем временем брали Карла Эрнста, не успевшего вскочить на круизный лайнер. «Я депутат рейхстага!» — кричал поджигатель этого самого рейхстага под гомерический хохот эсэсманов.

Названные четверо составляли костяк штурмового командования. Их изъятия было достаточно, чтобы нейтрализовать СА. Однако сотни арестов и расстрелов шли по всей стране без каких-либо процедурных формальностей, по составленному Гейдрихом списку. Штурмовики встречали смерть однотипно, в духе Хейнеса и Эрнста: «Мой фюрер!.. Хайль Гитлер!.. Так нужно фюреру!..» Грегор Штрассер, взятый в Берлине по особому распоряжению Геринга, принял смерть молча. «Пусть этот боров как следует истечёт», — сплюнул Гейдрих, узнав, что недавний наци N 2 лежит в камере смертельно раненый.

Некоторая затяжка произошла с Ремом. 1 июля вернувшийся в столицу Гитлер колебался как никогда в жизни. Герингу пришлось немало потрудиться, почтительно убеждая фюрера, что Рема нельзя оставлять в живых. Но Гитлер раздумывал без малого полчаса, после чего распорядился передать в камеру пистолет с одним патроном. Рем не прикоснулся к оружию. Через десять минут в камеру вошли бригадефюрер Эйке и оберштурмбанфюрер Липперт. И вновь раздалось «Мой фюрер!»…

«Наверное, я плохой человек», — порой говорил о себе Эрнст Рем. Если он действительно сомневался в этом, то напрасно. Именно таким он и был. Но причины и обстоятельства его смерти заставляют задуматься о неоднозначности даже самого ясного.

Принято считать, что в «Ночь длинных ножей» была уничтожена левонацистская оппозиция гитлеризму. Но это лишь одна из сторон проведённой акции. Менее масштабное, но не менее серьёзное кровопускание совершилось и вправо. В собственном доме был расстрелян Курт фон Шлейхер вместе с женой Элизабет. Неуёмный создатель креативных политсхем представлял очевидную опасность: иди знай, что он ещё выдумает, какого Штрассера вытолкнет на авансцену? Та же участь постигла его друга и адъютанта генерала Фердинанда фон Бредова.

Насмерть забили топором 72-летнего Густава фон Кара (старику припомнили отказ поддержать «Пивной путч»). Жестокий урок был преподан фон Папену: гестаповские киллеры пристрелили составителей Марбургской речи — философа Эдгара Юнга и вице-канцлерского референта Герберта фон Бозе. По личному приказу Гейдриха в собственном кабинете был застрелен доктор Эрих Клаузенер — высокопоставленный чиновник транспортного министерства и лидер общественной организации «Католическое действие», продолжавшей традиции Центра. В тот же день погиб в гестапо пресс-атташе Папена, «рупор баронов» Вальтер Шотте.

Гитлер признал в общей сложности 80 вырезанных «длинными ножами» (58 казнённых, 19 «случайных» и трое самоубийц). Цифра совершенно несообразная и давно уже не рассматриваемая в качестве достоверной. Документы Нюрнбергского процесса, отдельно разбиравшего этот преступный эпизод, свидетельствуют о 1076 жертвах. Максимальные из имеющихся данных — 1184 человека.

Население Германии в целом положительно отреагировало на «Ночь длинных ножей», остановившую, наконец, коричневый беспредел. Штурмовики, во главе которых стал Лютце, безропотно подчинились, сдали оружие и ограничились функцией сугубо вспомогательной силы. Численность СА значительно сократилась. Рейхсвер торжествовал победу, хотя министр Бломберг и отметил «непристойность выражения радости» по поводу гибели соотечественников. Гинденбург возмутился убийством генералов Шлейхера и Бредова, но ликвидация банды Рема перевесила в его глазах два печальных недоразумения. «Благодарю за спасение германского народа от большой опасности», — говорилось в телеграмме президента канцлеру. Подписанной президентом, но написанной канцлером.

«Ночь длинных ножей» обозначила важнейшую веху в истории тоталитарного режима НСДАП. Гитлер наглядно продемонстрировал судьбу любого несогласного в Рейхе. Впредь никому не приходилось даже помыслить о каком бы то ни было оппозиционном выступлении. Стало ясно, что не только высокий общественный статус, но и заслуги перед нацизмом и даже лично перед фюрером в этом случае не принимаются во внимание. Тем более нет надежды на формально-юридические процедуры — гангстерские убийства превратились в важный принцип новой правовой политики. Что говорить, когда сам глава правительства принимал в них активное личное участие.

Вырезанные в превентивном порядке штурмовики не планировали восставать. Но кровавая чистка, несомненно, являлась вспышкой политической борьбы в Рейхе. Вместе с «ремовским ОПС» была раздавлена потенциальная альтернатива гитлеризму. Восходившая к «Рабочему содружеству» середины 1920-х, «республиканско-социалистическому национал-либерализму» Штрассеров, «пролетарскому кулаку» Штеннеса, «лабазному корпоративизму» бойцов ремесленного сословия и муссолиниподобным проектам инноваторских бизнес-структур. Объективно противопоставлявшая «единой тотальной власти» рассредоточенный атаманский коллективизм. Летом 1934-го на крови бандитов-ландскнехтов окончательно утвердился монолит тоталитарной империи.

…В 1934–1935 годах при невыясненных обстоятельствах погибли несколько эсэсовцев. Единственной уликой всякий раз оказывался кусок картона на трупе с аббревиатурой «RR». Она переводилась как «Rachen Rohm» — «Месть за Рема». Возможно, это был яркий всплеск антигитлеровского сопротивления.

«Работники ножа