Третий рейх. 16 историй о жизни и смерти - Артём Анатольевич Космарский Страница 27

Американский пехотинец готовится к наступлению во время Арденнской операции

Сначала, еще холодной зимой во время Арденнской операции и битвы в Хюртгенском лесу[77], солдаты хотели только согреться. Парашютист Дональд Берджетт сорвал меховой воротник с пальто своей хозяйки и пришил его на шинель. Сотни солдат укутывались в кружева (для маскировки) и цветастые шарфы (когда камуфляж им опротивел). Кроме того, они не верили, что пайки D, C и даже К (усиленный) обеспечивают их калорийным и сбалансированным питанием, и таскали овец и телят, совершали набеги на курятники. «Я съел столько яиц, что уже начинал кудахтать», — вспоминает сапер Эндрю Адкинс.

Где еда — там и питье. Американцы знали, что оказались в знаменитых винодельческих и пивоваренных районах, и при вступлении в каждый городок отправлялись на поиски припрятанных бутылок коньяка, шнапса, пива и вина. Наиболее сообразительные сразу шли к первоисточнику: «Первое, что мы начинали искать в каждом городе, — пивоварня или винокуренный завод», — вспоминает пехотинец Гарри ван Зандт. Немцы прикладывали максимум усилий для сокрытия спиртного, но солдаты принимали вызов: охота за алкоголем стала их любимой игрой, и в результате фляжки и бутылки они пытались найти даже там, где их быть не могло. Офицерам пришлось принимать жесткие меры, чтобы военнослужащие, «нагрузившиеся» алкоголем по ночам, не устраивали бесчинств и, главное, утром могли идти в наступление.

Любовь к сувенирам и месть гитлеровцам

Когда американцы перешли Рейн, фронт практически рухнул. Фольксштурм[78] вообще не оказывал сопротивления, и солдаты стали мародерствовать уже не ради выживания, а для собственного удовольствия. «Больше всего нас интересовали хорошие фотокамеры Leica», — рассказывает все тот же ван Зандт. На втором месте после дорогих камер стояли парабеллумы (пистолеты). Американский солдат запомнился немцам с ремешком от «Лейки» через плечо и пистолетом на бедре. Высоко ценились часы: по всей Германии разошлась шутка о том, что USA надо расшифровывать как Uhren Stehlen Auch («часы они воруют тоже»).

Фольксштурмисты в Берлине (март 1945)

К моменту встречи на Эльбе[79] рынок был уже настолько перенасыщен, что американцы стали массово продавать часы советским солдатам. Деньги, которые выдавали нашим военнослужащим, в СССР ничего не стоили, а вот за часы можно было получить корову или другой полезный товар. Американцы же обменивали эти бумажки на доллары. Когда в мае 1945 года рядовой Роско Блант оказался у Бранденбургских ворот, со стороны советского сектора к нему сразу подбежали солдаты, чтобы выменять часы, сигареты и другие вещи, которые они могли бы увезти в Россию. «Я быстро выставил правильное время на своих двухдолларовых Ingersoll, которые остановились несколько месяцев назад, и продал их русскому солдату за 75 долларов, а блок сигарет — за 100», — вспоминает солдат.

Но американцы искали и более конкретные источники дохода: судя по жалобам немецких бургомистров, солдаты регулярно взрывали и взламывали банковские сейфы. Даже командующий 7-й армией генерал-лейтенант Александр Патч, заметив, как в Мюнхене его подчиненные собираются вторгнуться в банковское хранилище, сказал только: «Ну что, ребята, производите разведку?» — и прошел мимо. Впрочем, мало кому удалось воплотить таким образом свою «американскую мечту»: к весне 1945 года нацисты и местные органы власти уже вывезли или хорошенько спрятали почти все банковские ценности.

Часто мародерство являлось орудием мести. Когда солдаты узнавали о жестокостях нацистов (например, при встрече с узниками концлагерей), они вымещали свой гнев на собственности сбежавших нацистских бонз. 4 мая американцы вошли в местечко Берхтесгаден в Баварских Альпах, где располагались резиденция Гитлера и дома высокопоставленных нацистов. Командиры открыто разрешили грабить. Американцы даже дрались за «сувениры» с французскими военными, которые уступили им в гонке за захват города. «В Бергхофе [резиденция Гитлера] не осталось ни единого стоящего экспоната для музея этого великого преступника», — сетовал военный фотограф Ли Миллер.

Резиденция Гитлера после бомбежек незадолго до окончания Второй мировой войны

Тем не менее отношение американских солдат к самим немцам в лучшую сторону отличалось от отношения к их собственности. Случаев разграбления брошенных домов и квартир было на порядок больше, чем вымогательств ценностей непосредственно у владельцев. Более того, по мнению некоторых историков, желание мстить немцам или унижать их было свойственно джи-ай в гораздо меньшей степени, чем французам и англичанам. С точки зрения культуры из всех европейцев, увиденных американцами, ближе всего им были жители Германии. Военные власти даже издали специальный указ о запрете братания с немецким населением (12 сентября 1944 года). Благодаря американским солдатам сотни (если не тысячи) немцев спаслись от голодной смерти[80].

SHAEF, все пропало!

Каким бы резонным и справедливым ни казалось американским солдатам (и их офицерам) их поведение на оккупированных территориях, Главное командование союзных сил (Supreme Headquarters Allied Expeditionary Force, SHAEF) расценивало все самовольные реквизиции как преступление. Уже во время битвы за Францию жалоб на грабеж поступило столько, что Мари-Пьер Кёниг, главнокомандующий войсками «Свободной Франции» в Великобритании, написал в штаб Эйзенхауэра, требуя что-то с этим сделать. Генерал обещал разобраться, но было уже поздно: образ солдата-освободителя успел поблекнуть. «Грабежи, изнасилования, убийства… безопасность исчезла. Царит закон джунглей, власти бессильны. Окрепшая было симпатия [французов к американцам и британцам] исчезает. Это очень плохо», — сообщала редакционная статья нормандской газеты в ноябре 1944 года.

Дуайт Дэвид Эйзенхауэр

Горький опыт заставил SHAEF принять превентивные меры еще до переправы через Рейн. «Поведение солдат США в Германии окажет огромное и длительное воздействие на немецкий народ… Они [американцы] должны постараться, чтобы такое вторжение не произошло в третий раз. Солдаты должны стать не завоевателями, а воспитателями… Они не должны злоупотреблять спиртными напитками или совершать акты насилия и грабежа», — гласил меморандум SHAEF.

Однако работа армейской бюрократии практически погубила эти благие намерения. Указы о наказаниях за грабеж получали командиры групп армий, они доносили их до подчиненных — на уровне полка, а дальше батальонные офицеры службы информации и общеобразовательной подготовки знакомили с ними рядовых. На уровне полков также была разработана система наказаний за мародерство и насилие в отношении мирного населения. Но ротные командиры, которые общались непосредственно с солдатами, смотрели на их «художества» сквозь пальцы, даже зная обо всех распоряжениях SHAEF. «Капитан сказал нам: „Полковник напомнил, что грабежей быть не должно. Кажется, местные пожаловались, что из их