Эдгар Крейс - Спасти Сталина

Спасти Сталина

Эдгар Крейс

Редактор Светлана Леонидовна Крейле

© Эдгар Крейс, 2017

ISBN 978-5-4485-4138-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Труп

Поздним осенним вечером тёмно-зелёный мусоровоз ярким светом фар разгонял на мусорной свалке стаю громко кричащих, толстых ворон. Они целыми сутками напролёт, огромными полчищами шакалили на ней. Обычно к вечеру вечно голодные птицы утихали, но сегодня, им что-то не спалось. В кабине машины на всю катушку гремел тяжёлый рок. Грузовик натужно скрипнула тормозами и остановился.

– Приехали, Лёха! Давай, побыстрее выгружайся, и обратно в город! Мыться страшно охота, да и замаялся я уже сегодня за день порядочно, прям как какой-то рудокоп на шахте! – прогудел низким басом крепко сбитый мусорщик.

Он распахнул дверь кабины и ловко спрыгнул на землю. Спецовка на нём была аккурат под цвет мусоровоза и расстёгнута настежь. Порывы промозглого, осеннего ветра, пронизывающего прямо до костей, мусорщика нисколько не беспокоили. Встав немного поодаль от машины, тот стал дирижировать парковкой. А заодно, с явным удовольствием подставлял холодным струям ветра своё сильно обожжённое лицо. Будто бы оно ещё до сих пор горело огнём, прямо, как в первые дни.

– Тоже мне, Петруха, нашёл себе шахту! – прокричал водитель из приоткрытого окна грузовика и стал помаленьку сдавать назад. – В шахте-то, небось, так противно, как у нас не воняет! Да и платят там порегулярнее! А наш-то «барин», что-то в последнее время совсем уже сильно жмотиться стал! Три месяца мы с тобой пахали как лошади, а он нас всё «завтраками» кормил. Только сегодня, как разродился! Даже не знаю, может, ну её, нахрен, эту вонючую работу и пойти в дальнобойщики. Там хоть мир посмотрю, а то – каждый день на эти грёбанные кучи мусора приходиться любоваться!

– Меньше болтай, лучше ещё немного назад сдай! Здесь как раз место осталось! – прокричал в ответ мусорщик, со знание дела оценивая площадку для выгрузки мусора. – Стой, хорош! Давай, вываливай!

Он отошёл в сторону. Мусоровоз поднял приёмный бункер, и здоровенная, выталкивающая плита с шипением и лязгом вытолкнула из кузова весь хлам, накопленный за последнюю на сегодня ходку.

– Давай отъезжай, чисто выгреб! – махнул водителю мусорщик и, подбежав к машине, ловко заскочил в кабину.

– Что, Петруша, снова сегодня по бабам пойдёшь? – с ухмылкой спросил молодой водила и покосился на изуродованное ожогом лицо напарника.

Тот не отреагировал на его чёрный юмор. Видимо, уже привык к несколько грубым, а, порой, и неуместным шуткам молодого шофёра по поводу своей внешности. Мало кто из людей, на каком-то глубинном, животном инстинкте, не чураются изуродованных соплеменников. Они стараются, зачастую непроизвольно, сделать и так уже пострадавшим ещё больнее. Их злые шутки – это что-то вроде защитной реакции: «Мол, чур меня! Я таким никогда не буду!». Но, человек предполагает, а Бог располагает. Никто не знает своей судьбы.

Не дождавшись от напарника ожидаемой реакции, Лёха сделал музыку погромче и сдвинул на затылок чёрную, шерстяную шапочку. Затем закатил глаза, и в такт музыке закачал головой.

– Круто ребята лабают! Да? Я просто тащусь от этого «Рамштайна»! Хоть и немчуры, а музон у них в самый раз для нашей адской работы, чтобы тут с тоски не сдохнуть! Верно, кореш?!

Пётр безразлично посмотрел в боковое окно, а Лёха, в такт музыке, стал ещё сидя пританцовывать. Не прекращая танцевать, он лихо развернул полегчавший мусоровоз и стал объезжать высокую гору мусора, чтобы вывернуть на главную дорогу. Пётр покосился на него. Ему стало любопытно: не станет Лёха ещё и рулём дёргать в так бешенного ритма ударника.

– Ничего так музицируют твои немчуры. Только больно уж громко это у них получается, да и слишком крикливо как-то. Мелодичности в их музыке никакой нет, – наконец произнёс он.

– Что б ты понимал в хард-роке. Это же самая что ни на есть супергруппа. Ещё в середине девяностых немцы её сколотили. Друган мне на днях новый диск из Берлина привёз. Он дальнобойщиком по Европам шлындает туда и обратно. Круто играют, да? Всё! Точняк, в дальнобойщики уйду! Поеду в Германию. Там ихних тёлок посмотрю, на концерт «Рамштайна» схожу. Поживу хоть малёк как человек, посмотрю, чем там цивилизованная Европа дышит! Не весь же век мне здесь у нас в дерьме копошиться. Ну что, насчёт баб-то решил? – со смехом спросил Лёха.

– По бабам я не ходок. Пойду я сегодня лучше железо в зале потолкаю. Больше пользы для тела будет, чем разных сучек драть! Неровен час, добро какое-нибудь от них подцепишь! Тогда точно, будет мне радости на всю оставшуюся жизнь! – потянувшись до хруста в костях, равнодушно ответил мусорщик.

– Да-а, куда тебе, Петруха, по бабам-то ходить! Они же тебя, как чумного все боятся! – расхохотался напарник. – Тебе с твоей рожей и будкой только в маньяки идти! Твою морду как кто-то в тёмном переулке увидит, так со страху сам все свои карманы повыворачивает. Даже пальцем тебе никого трогать не придётся! Во лафа была бы, а не работа! На худой случай, ты в охранники мог бы пойти. Никто к твоему подопечному ни за какие коврижки бы не полез, если, конечно, он на голову здоровый. Деньги бы к тебе сами рекой полились! А ты тут за какие-то гроши в дерьме копаешься! Мне бы твоё здоровье – я бы и минуты здесь не остался бы. Не пойму я тебя, Петруха, – что ты в этом мусоре-то хорошего нашёл? Или клад в дерьме найти надеешься?

Водила вновь расхохотался. Свет фар выхватил в сером, вечернем сумраке тёмные силуэты, громко пирующих ворон. Пётр машинально присмотрелся. Птицы орали во всё горло над горой мусора, на которой лежала их добыча. Видимо, падальщики нашли себе хорошую поживу и с радости так загуляли, что и про сон совсем забыли. Их было много. Так много, что даже вечер стал казаться ещё темнее от их чёрных крыльев. Запах поживы привлекал всё новых и новых ворон. Но её на всех не хватало, и они уже начали меж собой потасовку за кусок добычи.

– Что-то мне, Лёха, сегодня не очень нравится этот вороний праздник! Им спать давно пора, а они беснуются, будто бы с ума посходили! – кивнул мусорщик в сторону беспорядочно кричащих птиц.

– Что ты к ним пристал! Пусть пташки малые хоть немного, да потешатся. Не одному же тебе от пуза всё время нажираться! – безразлично махнул рукой в сторону ворон водила.

Он поудобнее перехватил баранку, резво крутанул её ещё раз, и стал выруливать на главную дорогу, ведущую к шлагбауму, возле которого в будке дежурила охрана. Что она здесь сторожила – не понятно. Скорее всего, чтобы никто не пользовался этой свалкой на халяву.

– Стой, Лёха! Я всё-таки пойду схожу, гляну – чему эти мусорные шакалы так радуются. Не нравится мне это чёрное пятно на горе мусора, над которым они мечутся, как ошалелые!

– Вот неугомонный! Да мало ли, что едят глупые пташки. Может, какую лису или дохлую собаку нашли – вот и радуются, что даже уснуть не могут. Не завидуй им, когда вернёмся в город, сами от души так нажрёмся! Да так, что про эту кучу разного дерьма вмиг забудем. Я, как приеду, своей Таньке сразу прикажу, чтобы жареной картошечки мне забацала, да селёдочки маринованной, да с лучком, который колечками, да под рюмашку-другую холодной водочки! Брось, Петруха! Ну, этих пернатых к чертям собачьим, поехали? А? Не отбирать же жратву у наших братьев меньших! – недовольно проворчал водитель.

– Стой, тебе говорю! Я всё равно пойду взгляну! —крикнул мусорщик, распахнул настежь дверь и на ходу выпрыгнул из кабины.

– Ты, Петруха не на всё лицо обожжённый – ты на всю голову обмороженный! – громко проорал в открытое окно водила, сплюнул с досады, да грязно выругался, но машину всё-таки остановил.

Пётр ещё раз, с самопроизвольно нарастающим беспокойством посмотрел на темнеющий на горе мусора силуэт. Вороны с остервенением рвали его на части. Мусорщик, наконец понял, что его всё это время так тревожило. Он тут же, мгновенно рванул с места. Побежал к мусорной горе и, не притормаживая, понёсся наверх. Вороны с испугу взлетели и стали с громкими криками кружить над ним. Самые наглые даже примерялись атаковать и таким образом отогнать незваного пришельца от своей добычи. А тот, всё упорно бежал наверх. Когда Пётр, наконец, добрался до цели, то встретился взглядом с вороной, гордо сидящей прямо на голове трупа человека. Она была несколько крупнее остальных и по всему, видимо, привыкла командовать своими товарками. Птица, слегка наклонив голову, подозрительно покосилась на Петра, но не стала отлетать в сторону, подобно своим трусливым сородичам. Она всем своим видом показывала, что она здесь главная и добыча принадлежит именно ей. Ворона угрожающе раззявила тяжёлый клюв и недовольно каркнула.