Игорь Николаев - Война за империю

Игорь Николаев,Евгений Белаш

Война за империю

'Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род, если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?'

'Говорят, что этих людей закрутил вихрь событий, но дело в другом. Никто их никуда не увлекал, и не было необъяснимых сил и невидимых рук. Просто всякий раз, когда они оказывались перед выбором, то принимали верные, со своей точки зрения, решения, но в итоге цепочка верных по отдельности намерений приводила в тёмный лес… Оставалось лишь плутать в злых чащах, пока, наконец, не выходили на свет выжившие, с ужасом глядя на оставленную за спиной дорогу с трупами. Многие прошли через это, но благословенны те, кто понял своего врага и потом не проклинал его'

Часть первая Дети своих отцов

'Войны начинают напуганные люди. Они боятся войны, но куда больше — того, что случится, если они не начнут воевать'

Глава 1

Туман стелился над водой сплошной дымовой завесой. Белесая пелена обволакивала корабль ватным одеялом. Солнце уже начало восхождение из-за горизонта, но лучи увязали в тумане, путаясь и слабея в его паутине, умирали и падали на палубу бесплотными бликами. Эсминец самым малым ходом пробирался вперед, раздвигая мглу острым форштевнем. Вся команда истово надеялась, что англичане не успели набросать новых мин. Воздух был напитан сыростью, крупные капли оседали на металле и дереве, покрывая одежду моряков мокрыми пятнами.

Лейтенант — вахтенный офицер — опустил бинокль, позволив прибору свободно повиснуть на ремешке. Неосознанным жестом потер ладони, словно желая сохранить ускользающее тепло. Он очень сильно боялся, хотя скорее умер бы, чем признался в своем страхе хоть полусловом, хоть взглядом. Командир заметил это движение и ободряюще кивнул — самую малость, чтобы не заметил никто посторонний. И лейтенанту стало чуть теплее. По крайней мере, на душе.

Командир отдал несколько быстрых распоряжений штурману и рулевому, чуть скорректировал курс. А лейтенант еще раз мысленно перебрал инструкции, полученные перед выходом с базы, и незаметно покосился на человека, сидящего в углу мостика, на откидном металлическом сидении. Совершенно чужеродного и неуместного здесь человека в форме полковника советских сухопутных войск, взошедшего на борт в последние минуты перед выходом в море.

Ветер, ранее лишь слегка поглаживавший белую мглу, крепчал и уже ощутимо покусывал туманную завесу. Солнечные лучи все смелее и напористее пронизывали ее. Лейтенант на глаз прикинул, что туман продержится еще от силы с полчаса.

А дальше будет плохо.

Разведка вообще есть одна из самых неприятных вещей, что могут выпасть на долю военного человека. А на флоте в особенности. И уж совсем скверная задача — крутиться у южного побережья проклятой Британии, проверяя на собственной шкуре, как близко можно подобраться к Острову и придет ли кто-нибудь по твою душу.

Ну почему именно эсминец, да еще одиночный? — подумал с потаенной тоской вахтенный офицер, сохраняя на лице бравый и суровый вид истинного морского волка. Не субмарина, не крейсер, не дивизион эсминцев на худой конец, а маленький корабль, одинокий как … ну, одинокий, в общем.

Лейтенант еще раз взглянул на русского полковника. Наблюдатель от советского Генерального штаба сидел тихо и что-то сосредоточенно писал в большом блокноте. Надо думать, русским тоже очень интересно, что происходит в море, а с собственным флотом у них весьма скверно… ну и пусть сидит. Пока проблем не создает.

Еще одна корректировка курса. Эсминец пробирался вдоль побережья, с запада на восток. Если бы не туман, береговую линию можно было бы увидеть даже без бинокля. С полчаса назад (если быть точным, прошло ровно тридцать три минуты) над кораблем пролетел вражеский разведчик, какая-то английская крылатая сволочь. Похож на 'Бленхейм'… Скользнул крестообразной тенью на пределе видимости и ушел в сторону Острова. И это было тягостнее всего — гадать, заметил ли англичанин одиночный корабль, не приближаются ли уже самолеты или 'ганботы', наведенные точным указанием? А уж на экранах радаров эсминец заметен, как следы крысы на рассыпанной муке.

Туман утратил плотность, повис огромными рваными полотнищами. Эсминец уже не прорезал себе путь, а скользил между отдельными туманными айсбергами, как лодка среди островов архипелага. Лейтенант разрывался между чувством долга, которое приветствовало такое развитие событий, и инстинктом самосохранения. Нет тумана — больше обзор — задание выполняется в соответствии с четкими инструкциями. А соответственно, больше неприятностей, которые не замедлят воспоследовать. И пусть все вооружение приведено в боевую готовность, снаряды в стволах, а зенитные артавтоматы ловят в прицел даже редких птиц… все равно это смертельно опасно.

А ведь все могло сложиться совершенно иначе…

Лейтенант позволил себе немного, самую малость помечтать.

Конечно, исход войны решался главным образом на континенте, где победоносные армии Deutsche Sozialrepublik и Советского Союза неожиданно для всех (и отчасти для самих себя, честно говоря) разгромили объединенные полчища Франции и Англии. И еще нескольких мелких держав, зачем-то полезших в большую драку больших парней. Но и флоту нашлось, чем заняться. И вот теперь кто-то охотится за вражескими 'купцами', кто-то уходит в дальние рейды, кто-то блокирует и штурмует Мальту, выламывая очередной — не первый, слава богу — зуб из широкой и жадной пасти английского морского владычества.

А кто-то ищет приключений на свою задницу у парадного входа Британии и катает сухопутных чужаков. Хоть сидит в сторонке и не мешает, все равно чужак! Пусть даже у него предписание, подписанное лично Фридрихом Хейманом, вторым человеком после премьер-министра Шетцинга. Русский в своем темно-зеленом мундире по-прежнему что-то писал, изредка окидывая мостик и море вокруг быстрым внимательным взглядом. Офицеру было лет сорок или около того, вполне обычный человек ничем не примечательной внешности. Коротко стриженный и гладко выбритый, без модных у русских усов щеточкой. Ничего примечательного, но командиру эсминца каждый раз становилось не по себе, когда его взгляд случайно сталкивался с глазами русского. Что-то было в темных зрачках… что-то нехорошее. Лейтенант видел многое, помнил еще высадку английского десанта в Зеебрюгге, в девятнадцатом. Настолько невыразительный, и в тоже время, цепкий взор, моряк видел у фотографов на политических мероприятиях, портных старой школы или ветеранов совсем уж страшных битв. Такие замечают все и ничему не удивляются, поскольку и так уже заглядывали в самый ад.

Чертовы русские… Ну и что, что союзники уже двадцать с лишним лет. Ну и что, что у них тоже коммунизм. Все равно странные они и настораживающие.

Тем временем туман почти совсем развеяло, его остатки висели призрачными лоскутками, как дрема, ускользающая после утреннего пробуждения. Лейтенант сверился с картой, пожевал губами и подумал, что пора уже довернуть ближе к берегу, что проступал вдали черной, отчетливо видимой полосой.

И в это мгновение отрывисто и пронзительно залаял сигнал воздушной тревоги.

Эсминцы Германской Социальной Республики изначально не предназначались для отражения массированных воздушных налетов. На стадии проектирования уделом этой серии считались постановки мин и торпедные атаки. Но к ранней весне сорок третьего года даже самые малые суда спешили обзавестись солидным набором средств ПВО, поэтому эсминец был отнюдь не беззащитен. И теперь ему пригодился каждый ствол.

Обычно в ответных нападениях островитян участвовали малые суда, уровня немецких 'шнелльботов'. Но на сей раз из облаков выпала стая крылатых хищников. С десяток 'бофайтеров', их ни с чем не спутать, слишком уж плавны и обтекаемы линии силуэтов. И еще три или четыре истребителя прикрытия — 'спитфайры'. Такого количества с лихвой хватило бы для утопления небольшого прибрежного конвоя с парой транспортов и десятком кораблей охранения.

Англичане действовали быстро и решительно. Истребители закружились в верхнем эшелоне, а 'бофы' в одну минуту выстроили широкую карусель вокруг эсминца, после чего начали быстро ее сужать. Русский наблюдатель без спешки, но весьма споро закрыл блокнот, сложил его в планшет, и сунув туда же карандаш, сел прямо, крепко ухватившись руками за сиденье.

Орала сирена, переговорные трубы доносили быстрые, резкие слова команд и рапортов. Мигали сигнальные лампы, и дрожала под ногами палуба — машинное отделение выжимало все возможное из дизелей, корабль стремительно набирал ход, спеша разогнаться до своих предельно возможных тридцати узлов