Филип Дик - Человек в Высоком замке Страница 10

Он уселся в кресло из металла и пластика, написал на оборотной стороне конверта: «Стоит ли заняться творческим ремеслом, как мне предложили?» – и стал подбрасывать три монетки.

Вначале выпала девятка, затем еще две. Он получил нижнюю триграмму. Цинь. «Творчество». Хороший знак. Четвертая черта – «шестерка», инь. Пятая – тоже инь.

«О Господи! – мысленно воскликнул Фрэнк. – Еще одна теневая черта, и я получу гексаграмму одиннадцать. Тай – „Расцвет“! Очень благоприятное пророчество. Или… – его руки дрожали, когда он тряс монеты, – если выпадет ян, получится гексаграмма двадцать шесть, Да–чу – „Воспитание великим“. Обе гексаграммы благоприятны».

Он кинул монетки.

Инь. Все–таки «Расцвет».

Открыв книгу, он прочел:

«Расцвет.

Малое уходит, великое приходит.

Счастье. Развитие».

Итак, надо принять предложение Эда Маккарти, открыть свое маленькое дело. Беспокоила только верхняя «шестерка». Фрэнк перевернул страницу. Какой там текст? Он не мог вспомнить. Вероятно, ничего неблагоприятного, ведь комментарий ко всей гексаграмме был таким обнадеживающим: «Союз неба и земли» – но последняя черта символизирует переразвитие ситуации, выход из нее, поэтому «шестерка» наверху…

Глаза нашли строки, поразившие его подобно вспышке молнии:

«Городская стена падает в ров.

Не применяй войско.

В своем городе изъявляй свою волю.

Стойкость – к сожалению».

…И – толкование:

«Силы тьмы, упомянутые в середине гексаграммы, начинают действовать. Городская стена падает в ров, из которого была подкопана. Роковой час близок…»

Без сомнения, это было одно из самых мрачных толкований из более чем трех тысяч, содержавшихся в книге. И тем не менее пророчество ко всей гексаграмме было благоприятным.

Как быть? Прежде не бывало, чтобы Оракул пророчил ему беду и счастье одновременно. «Ни дать ни взять ложка дегтя в бочке меда, – подумал Фрэнк. – Видать, советует и дело делать, и не забывать о злом роке. Черт! – мысленно выругался он. – Не могут беда и удача ходить рука об руку. Либо одно, либо другое. Или… могут?

Ювелирное дело принесет богатство – никак иначе это пророчество не истолковать. Но вот чертова шестая строка – в ней кроется глубокий смысл, она предупреждает о катастрофе, возможно, даже не связанной с ювелирным делом. В любом случае беды не избежать…

Война! – решил Фрэнк. – Третья мировая! Два миллиарда трупов, цивилизация стерта с лица Земли. Водородные бомбы сыплются градом.

Силы небесные! – подумал он. – Почему? Из–за меня она начнется, что ли? Или кто–нибудь другой заварит кашу? Или – все мы? Всему виной физики с их теорией синхронности, по которой каждая частица связана со всеми остальными, – нельзя даже пукнуть, не изменив равновесия Вселенной. Жизнь превращается в анекдот, над которым некому будет посмеяться. Я открываю книгу и получаю прогноз событий, о которых даже Господь Бог хотел бы забыть. А кто я? Далеко не тот человек, которому стоит адресовать такое пророчество. Это точно.

Надо забрать инструменты, оборудовать мастерскую и начать свое дельце, как будто Оракул и не сулил никаких бед. И – работать. Творить, ничего не бояться. До самого конца. Жить на всю катушку, пока мир не сгорит синим пламенем. Пока все мы не погибнем, все человечество. Вот что советовал Оракул. Все мы рано или поздно окажемся в юдоли печали, но до тех пор мои руки и моя голова не должны пребывать в праздности.

Комментарий касается только меня, моей работы. А последняя черта – нас всех.

Я слишком ничтожен, – подумал он. – Могу лишь почесать в затылке и заняться своими делами. Не бежать же на улицу, крича во всю глотку, чтобы привлечь внимание прохожих.

А есть ли на Земле кто–нибудь, способный изменить ход событий? Некто великий?.. Если мы, все вместе… Или в решающий момент среди тех, от кого все зависит, окажется наш человек, заранее внедренный… В общем, остается уповать на случай. Лишь от него зависит жизнь – моя и всей планеты».

Фрэнк закрыл книгу и вернулся в цех. Заметив Маккарти, кивком указал ему на укромный уголок.

– Я поразмыслил над твоей идеей, и она мне понравилась.

– Вот и отлично, – улыбнулся Маккарти. – А теперь слушай. Надо заставить Уиндэма–Мэтсона рассчитаться сполна. – Он медленно опустил веко – подмигнул. Это выглядело довольно жутко. – Я тут прикинул… В общем, решил уволиться и составить тебе компанию. Вот, погляди на эскизы. Чем плохи?

– Хороши, – подтвердил Фрэнк, несколько сбитый с толку.

– Заходи вечерком ко мне, часам к семи, – предложил Маккарти. – Джин приготовит ужин.

– Договорились, – сказал Фрэнк.

Маккарти хлопнул его по плечу и отошел.

«За какие–то десять минут я проделал большой путь. Как быстро это случилось, – размышлял Фрэнк, собирая с верстака свои инструменты. – Видимо, так и происходят крутые повороты в жизни.

Стечение обстоятельств, и… А ведь я ждал этой минуты всю жизнь… Оракул сказал: „Поход к счастью“, и это для меня основное. Время больших свершений. Пришло ли оно? Пришел ли нужный момент? Верхняя „шестерка“ – единственное отличие одиннадцатой гексаграммы от двадцать шестой, „Воспитание великим“. Инь становится яном, и возникает другая ситуация. А я даже не почувствовал перемены!»

Но, несмотря на волнение и душевный подъем, Фрэнк не мог выбросить из головы роковую черту.

«Хотя пытаюсь изо всех сил, – с горькой иронией отметил он. – Глядишь, к ужину начисто о ней позабуду. Что ж, будем надеяться. Потому что работать с Эдом на паях – это здорово. А идея заняться ювелирным делом – просто „золотая“. Овчинка стоит выделки. Нет, я не откажусь от собственного счастья. Сейчас я – ноль, но если встану на ноги, может быть, сумею вернуть Джулиану. Ведь я знаю, что ей нужно – быть женой не какого–нибудь мешуги,[21] а влиятельной персоны. Мужчина должен быть мужчиной. Во всяком случае, в старину было так. До войны. Сейчас она, наверное, мечется с места на место, от мужика к мужику. Ищет незнамо чего. Но я–то знаю, и, когда мы с Эдом раскочегарим наше предприятие, она получит то, что ей нужно».

Собираясь позавтракать, Роберт Чилдэн запер дверь «Художественных промыслов Америки». Как всегда, он зашел в кафетерий напротив. Обычно на завтрак уходило около получаса, но на этот раз Чилдэн уложился в двадцать минут. По возвращении из Торгпредства он сказал себе: пора менять политику. Никаких доставок клиенту. Все сделки – в магазине.

Подумать только, битых два часа он провел в кабинете Тагоми! А на все про все ушло целых четыре часа! Когда он вернулся, открывать магазин было уже поздно. За весь день удалось продать только часы «Микки–Маус». Конечно, он не остался внакладе, но…

Чилдэн отворил дверь и прошел в подсобку – повесить пальто. Возвратясь в зал, обнаружил, что его ждет посетитель. Белый.

«Ого, – подумал Чилдэн. – Вот это сюрприз!»

– Добрый день, сэр, – с легким поклоном поздоровался Чилдэн. «„Буратино“, наверное», – мелькнула мысль. Он окинул посетителя внимательным взглядом: худощавый, смуглый, довольно элегантно одет. Но держится натянуто, даже слегка вспотел от волнения.

– Добрый день, – пробормотал посетитель, разглядывая витрины. Он подошел к прилавку, достал небольшой бумажник из лакированной кожи и вытащил из него красивую, в цветных разводах карточку–удостоверение. На карточке были герб Империи и эмблема ВМФ. «Адмирал Харуша». Роберт Чилдэн с уважением вернул карточку.

– Корабль адмирала стоит в гавани Сан–Франциско, – пояснил посетитель. – Авианосец «Сёкаку».

– Вот как? – промямлил Чилдэн.

– Адмирал Харуша впервые на западном побережье, – продолжал смуглый человек. – Одна из целей его визита – посетить ваш знаменитый магазин. На Родных островах наслышаны о «Художественных промыслах Америки».

Чилдэн вновь поклонился.

– К сожалению, – продолжал гость, – обстоятельства сложились так, что адмирал не нашел времени для личного визита и направил в ваш магазин меня, своего поверенного.

– Адмирал – коллекционер? – спросил Чилдэн, лихорадочно обдумывая слова посетителя.

– Скорее – поклонник искусства, знаток и ценитель, но не коллекционер. Вещи, которые он хотел бы у вас приобрести, будут подарены офицерам флагмана. Адмирал решил вручить каждому офицеру ценный раритет времен Гражданской войны – оружие для ношения на поясе. – Сделав паузу, посетитель добавил: – Двенадцати офицерам, сэр.

«Двенадцать револьверов времен Гражданской войны, – подумал Чилдэн. – Дорогое удовольствие. Почти десять тысяч долларов!»

– Всем известно, что вы торгуете бесценными предметами американской старины, – продолжал смуглый человек, – исчезающими, как это ни прискорбно, слишком быстро.

Тщательно подбирая слова (ни в коем случае не допустить оплошности, не отпугнуть покупателя!), Чилдэн произнес: