Александр Михайловский - Однажды в Октябре Страница 10

Еще один крейсер, «Нюрнберг», получив попадание в носовую часть, и подводную пробоину, с сильным дифферентом на нос потерял ход, но остался на плаву. Некоторое время спустя, во время спасательных работ, он все же напоролся на русскую мину, сорванную с якоря, и затонул.

Отгремел последний взрыв и наступила тишина. Но у немецкого экспедиционного корпуса все было еще впереди. Смерть приближалась к ним тремя волнами. В первой шли ракеты «Уран», нацеленные на самые крупные транспорты. Во второй, восемь ударных вертолетов были готовы устранить недоделки, оставшиеся от крылатых ракет. В третьей волне шесть транспортно-ударных вертолетов должны были завершить разгром десанта. Прилетать потом МиГам, или нет, я решу, когда мне станет ясна вся картина происходящего.

Линкоры кайзеру было бы неплохо вернуть потом обратно. Но все будет зависеть от того, как поведут себя их командиры. Если они, поджав хвосты, уползут в свой Данциг, то скатертью им дорога. А если попробуют с ослиным упрямством выполнить полученный приказ, и начнут обстреливать русские береговые батареи, то… В общем, выбор за ними — и жизни, и смерти. А пока будем гонять вертолеты на уничтожение транспортного флота.

04:57 СЕ. Все, до рассвета еще полчаса. Германского десанта, считай, что уже и нет на этой грешной земле. Сначала по самым крупным пароходам ударили «Ураны», рассекая темноту вспышками взрывов. Большая часть транспортов имела водоизмещение от двух до трех тысяч тонн, при полном отсутствии герметичных внутренних переборок. Тонули они, как утюги. Кроме них море было забито деревянными посудинами самого разного назначения и водоизмещения. Баркасы, баржи, плашкоуты… Примерно полпятого этот «суп с клецками» атаковали подоспевшие ударные вертолеты. Они же добили несколько крупных пароходов, не желающих тонуть после попадания «Урана». Подоспевшие Ка-29 занялись тральным флотом, прорывающимся к месту высадки.

Все море заполнилось немецкими солдатами, офицерами и моряками в спасательных жилетах, пытающимися добраться до берега вплавь. Но балтийская вода в октябре — это вам не Ницца в июле, и немцы быстро замерзали насмерть в ледяной воде. Сейчас вернувшиеся с вылета вертолеты дозаправляются и перевооружаются.

Глянув на часы, я понял, что все закончилось в течение часа. Десантной армады больше нет, и в любой момент я могу отдать приказ, обрекающий на ту же участь и немецкие линкоры. Сейчас все зависит только от их командиров, и высшего командования. Эфир забит морзянкой. Все, теперь, при любом изменении обстановки, меня немедленно поставят об этом в известность.

А мне сейчас надо спуститься к себе, и оттуда попробовать выйти на связь с Тамбовцевым по закрытому каналу. Надо узнать, как там у них идут дела с величайшим человеком ХХ века.

12 октября (29 сентября) 1917 года, 05:05, Петроград. Кавалергардская улица дом 40, типография газеты «Рабочий путь»

После моего заявления Сталин, что называется, слегка и ненадолго впал в ступор. Он минуты две молчал, не отрывая взгляда от пламени на конце фитиля керосиновой лампы. Потом он встрепенулся, и внимательно посмотрев на Бесоева, спросил у него (он, видимо, считал Николая Арсеньевича морским офицером, несмотря на сухопутную форму),

— Товарищ старший лейтенант, какими силами германцы намереваются прорваться в Рижский залив?

— Товарищ Сталин, — четко рапортовал Бесоев, — командование германскими вооруженными силами задействовало для осуществления операции «Альбион»: десять линкоров, один линейный крейсер, девять легких крейсеров, пятьдесят восемь эсминцев, семь миноносцев, шесть подводных лодок, двадцать семь тральщиков, четыре прорывателя минных заграждений, пятьдесят девять патрульных судов, один минный, два сетевых и два боновых заградителя, пять плавучих баз, тридцать два транспорта, и ряд других кораблей — в общей сложности триста пятьдесят одну единицу. Для захвата островов немцы выделили десантный корпус генерала фон Катена — около двадцати шести тысяч человек, двести двадцать пулеметов и сорок орудий. Операция по высадке десанта должна начаться сегодня на рассвете ровно в шесть тридцать по петроградскому времени.

— А какие силы у русских войск, защищающих Рижский залив? — спросил Сталин, — я слышал, что подступы к заливу заминированы и прикрыты огнем мощных береговых батарей.

— Товарищ Сталин, — вмешался в разговор я, — В настоящий момент, русский флот имеет в районе боев: два броненосца времен русско-японской войны, два броненосных крейсера, один бронепалубный крейсер, три канонерки, двадцать шесть эсминцев, семь миноносцев, три подводные лодки, три минных заградителя и другие корабли, всего сто двадцать пять единиц. Наиболее мощные береговые батареи, это: 305-мм батареи на мысе Церель и на мысе Тахкона. Ну, и еще одиннадцать тысяч якорных мин, выставленных в этом районе. А о сухопутных войсках, защищающих острова, можно сказать, только то, что они деморализованы и практически небоеспособны. Гарнизон острова состоит из мобилизованных третьей очереди, почти полностью разложившихся, и готовых, скорее сдаться, чем оказать сопротивление врагу. В лучшем случае эти части способны на организованное отступление. Подчиняющиеся Центробалту отряды матросов-большевиков конечно боеспособны, но в случае высадки десанта не смогут повлиять на ситуацию из-за своей малочисленности. Вся операция спланирована для того чтобы организовать захват со стороны суши Церельской батареи.

— Да, положение действительно серьезное, — Сталин озабоченно прошелся по комнате, — немцы могут прорваться в Рижский залив и выйти к Ревелю. А там и до Петрограда рукой подать. Товарищи, вы точно уверены в своих сведениях?

— Товарищ Сталин, — сказал я, глядя прямо в глаза будущему генералиссимусу, — мы совершенно точно осведомлены о планах германского командования. Но у нас есть твердые основания считать, что сейчас в нескольких милях западнее залива Тагалахт на острове Эзель происходят события, которые поставят жирный крест на немецких планах прорыва в Рижский залив, и их десантная операция закончится полным провалом. Германские войска и флот понесут такие значительные потери, что после этого поражения утратят наступательный потенциал, и начнут искать возможность заключить с Россией сепаратный мир.

Вы помните, что немцы уже закидывали удочки на эту тему — через фрейлину императрицы Марию Васильчикову в декабре 1915 года, и через члена Государственной думы Александра Протопопова в Стокгольме в 1916 году. За мир с Россией выступают такие влиятельные персоны в Германии, как гроссадмирал фон Тирпиц, дипломаты Ульрих Брокдорф-Рантцау и Хельмут Люциус фон Штедтен. Стать посредником в переговорах между Россией и Германией вызвался племянник вдовствующей императрицы Марии Федоровны датский король Кристиан Х.

— И какие условия мира предлагали германцы? — заинтересованно спросил у меня Сталин.

— Речь шла о территории Польши и части Прибалтики, — ответил я, — Взамен немцы предлагали России приращение ее территорий за счет… своей союзницы, Австро-Венгрии…

Сталин рассмеялся, — конечно, чужое отдавать не жалко… — потом он стал серьезным, — в общем, условия мира не такие уж тяжелые. Об этом стоит подумать. К тому же в ходе переговоров возможен торг — не так ли, товарищ Тамбовцев?

— Все зависит от обстановки на момент переговоров. — ответил я, — Если дела на фронте у немцев будут идти не очень хорошо, то можно добиться и более существенных уступок.

Сталин опять замолчал, о чем-то задумавшись. Потом он потер руками воспаленные от бессонницы глаза, и спросил, — Товарищи, как вы насчет того, чтобы сообразить выпить чаю?

— Мы совершенно не против, — ответил я за себя и Бесоева, — Честно говоря, эта ночь выдалась для нас очень бурной, и мы тоже ни минуты не спали.

Сталин взял чайник и пошел куда-то вглубь типографии. Мы с Бесоевым переглянулись. Похоже, что Коба отправился не только за кипятком. Я знал, что практически весь центр Петрограда был телефонизирован. Интересно, кому сейчас звонит Иосиф Виссарионович? Понятно, что не Ленину в Выборг. Дзержинский сейчас в Москве. Интересно, все же, кому?

Сталин вернулся минут через десять и уже не выглядел таким озабоченным. Поставив на стол большой медный чайник, он открыл в тумбочку в поисках заварки. В жестяной банке было пусто. Для верности Виссарионович поковырялся в ней пальцем, а потом развел руками, — Прошу прощения, товарищи, чаю не осталось. Весь кончился. Можно, конечно, выпить просто кипятка. У меня есть немного сахарина.

Я приоткрыл свой сундучок, и достал оттуда свой походный набор — пластиковую коробку, в которой лежали с десяток чайных пакетиков и столько же кусочков сахара. Выложив все на стол, я повернулся к Сталину, и увидел его изумленные глаза.