Николай Андреев - Рыцари Белой мечты (Трилогия) Страница 10

Однако, похоже, скоро успехам мог настать конец. Только два часа назад пришло письмо из столицы, от Великого князя Кирилла. Он писал, что вскоре начнутся беспорядки, сама династия поколеблется, и нужно немедленно что-то делать.

— И, неслыханное дело, этот морячок, — флот и его офицеры не были кумирами Николая Николаевича Романова. Отнюдь. — Пишет какие-то глупости! Надо ему поменьше вина потреблять.

— Я считаю, — попытался утихомирить князя Юденич. — Что надо прислушаться к голосу Кирилла Владимировича. Вы же знаете, в столице неспокойно, уже несколько раз трон мог пошатнуться. Вдруг это тот случай, когда страна стоит на пороге новой революции? В Петрограде хватает своих Робеспьеров и Дантонов. Даже Вам…

— Вздор! Кирилл, скорее всего, считает всё это остроумной шуткой. Мой племянник думает, будто сам может справиться и с внутренними врагами, и с внешними. Так пусть справляется. И не лезет в мою армию. Уничтожьте эти чернильные глупости!

Великий князь отвернулся от скомканного листка. А вот его тёзка не решился так обходиться с бумагой. Вдруг Кирилл Владимирович вовсе и не шутит, но имеет полные основания бить тревогу? Но вот его предложение, вернее, намёк в случае непредвиденной ситуации прислушиваться (то есть, конечно же, подчиняться) — полнейший вздор. Никто из Николаев в этом кабинете не стал бы даже прислушиваться к этому бреду. Какой-то морской офицер, всего лишь командующий речными флотилиями и Гвардейским экипажем, будет отдавать приказы целому фронту? Бессмыслица.

Юденич сжал потрёпанное письмо в кулаке. И продолжил с Великим князем обсуждение планов наступления на Месопотамию. Жаль, что Сизов не имел возможности дочитать до конца список лиц, которые подозревались в участии или сочувствии к масонским ложам Вырубовой. Тогда бы он, наверное, сопоставил два факта. Первый: то, что Николая Николаевича в своё время назначили Главковерхом по настоятельным "просьбам" французского правительства, которые более походили на требования или даже приказы. И второй факт: то, что французское правительство того времени будут потом называть "масонским филиалом"…

Глава 3

Поезд пришёл в Могилёв с заметным опозданием. Кирилл Владимирович, однако, был этому только рад: было время для обдумывания своих предстоящих действий.

Как всегда в подобных случаях, очень помогали бумага и чернила. Несколько минут — и уже появлялись первые заметки, упорядоченные в несколько пунктов. Часть сознания Сизова, правда. Плохо представляла, как можно удобно писать жутко неудобной позолоченной перьевой ручкой — казалась слишком тяжёлой. Однако Великий князь прекрасно справлялся, совершенно не замечая тяжести металла.

— Так-с, — пробубнил себе под нос Кирилл Владимирович, бросая взгляд на проделанный труд.

Пять листов, исписанных более или менее ровным почерком Великого князя слов, принадлежавших сознанию Сизова.

Сперва шло несколько строк, озаглавленных простым и коротким словом: "цель". Она была ясна: предотвращение гражданской войны в том масштабе, в котором она случилась в истории. Или только предстоит ей случиться? Сизов отмахнулся от этих мыслей, стараясь не заострять на них внимания. А то и до сумасшедшего дома недолго. Причём сойдёт с ума не только Великий князь, но и работник ФСБ.

За целью следовал пункт, обозначенный как "пути к достижению". Здесь лист делился неровной линией на две части. Слева — "долгий, кровавый, ненадёжный". Справа — "быстрый, малой кровью, фантастический".

Больше всего текста Кирилл Владимирович уделил "долгому" пути. Да и продумал его намного лучше. Благо над чем-то подобным задумывался многие годы. А когда на горизонте замаячила возможность исполнения сокровенных желаний, то с достойным Сизифа рвением взялся за составления чёткого и ясного плана действий.

Сначала следовало заручиться поддержкой наиболее влиятельных, авторитетны и важных в последующих событиях лиц. А именно тех, кто хотя бы с сотой долей вероятности захотел бы встать на сторону Кирилла. Таких нашлось не так чтобы много, да и к большинству из них уже отправились посланцы князя.

Александр Васильевич Колчак. Адмирал, командующий Черноморским флотом. На него можно было полагаться, если дать понять: победа зависит от определённых действий, которые указал Кирилл в письме. Колчак, которого Бунин сравнил с Авелем, вполне способен вытерпеть многочисленные лишения, поднять матросов и морских офицеров. К тому же обладает кристально чистой репутацией и немалым авторитетом. Не зря, по некоторым слухам, его прочил в министры своего правительства Лавр Георгиевич Корнилов.

К нему Кирилл думал обратиться, но сразу же отмёл эту мысль: не подойдёт. Пускай генерала можно считать монархистом, но — честолюбив, ярый противник правящей семьи, сам захочет занять не последние должности в стране в случае чего. Но в своё время отказался отдавать…

Сизов-Романов рассмеялся, подловив себя на мысли, что забывается, в каком времени находится. Корнилову только предстоит защищать семью Николая II от нападок Петроградского Совета.

Карл Густав Маннергейм. Кавалер всех орденов империи, скучает по столице, ставшей ему родным городом. Хочет, чтобы всё было "по высшему разряду", со всей возможной точностью и тому подобное. Чем-то походит на английского лорда. К тому же в сувоё время предложит Юденичу помощь в наступлении на Петроград. Но с такими условиями, что кроме отказа Николай Николаевич даже не помыслит что-либо ответить. Барону тоже пошло письмо.

Антон Иванович Деникин. Сторонник коренных преобразований, но вроде бы за монархию. Правда, конституционную. В Гражданскую будет находиться в натянутых отношениях с Романовыми. Не пустить кое-кого на Юг. Но на него вполне можно полагаться, если пообещать реформы. И указать на то, что будет твориться после падения монархии. В общем-то, уже сделано.

Юденич и Николай Николаевич Романов. Им Кирилл Владимирович отправил письмо скорее из глупой надежды. Вряд ли они даже прочтут его послание, а тем более — обратят малейшее внимание на его слова. Не любит Николаша морских офицеров, очень даже не любит. Флот и его офицеры — что-то вроде второго сорта для бывшего Верховного главнокомандующего.

Также Кирилл намеревался обратиться к Алексею Щастному. Единственный человек, которому на Балтике мог довериться Кирилл. Именно Алексей Михайлович пытался спасти Балтийский флот от уничтожения врагом. Спас — а потом его уничтожили уже свои, новые власти России. Правда, звание у Щастного пока что низкое, но Сизов-Романов намеревался исправить это в ближайшее же время. По возвращении в столицу Сизов хотел встретиться с Алексеем Михайловичем.

Всех этих людей Кирилл хотел использовать в большой и невероятно рискованной "игре". Он не зря решил найти таких разных людей. Каждый должен был дополнять другого. Но сперва их нужно привлечь к идее Сизова-Романова о роли армии и флота в грядущих событиях.

Едва начнётся последняя неделя царской России, то есть настанут революционные события, Великий князь изъявит свою поддержку Временному правительству. Как именно — уже придумано. Потом добьётся некоторых постов, уступок, и …

Что будет после этого, Кирилл не хотел раскрывать даже бумаге. Мало ли!

Однако был ещё и второй план: быстрый и фантастический. Он состоял в убеждении Николая II немедленно начать преобразования в стране. Удалить неугодных народу министров, согласиться на создание правительства доверия. И, конечно же, предотвратить выступления в двадцатых числах февраля петроградских рабочих. Этого можно добиться, запретив "плановую" манифестацию профсоюзов. Правда, такой план тоже весьма рискован: вдруг запрет станет сигналом к революции? И полыхнёт сильнее, чем после Кровавого воскресенья?

Народ и так устал от множества проблем, от войны, от бессилия правительства. Люди раздражены императрицей, считают её немецкой шпионкой. Без оснований или нет — тоже не всуё так ясно для Сизова. Маленький, едва тлеющий уголёк, поднесённый к куче тряпья слухов и волнений — загорится гигантский костёр, который уже не потушишь.

Сизов-Романов не думал, что Николай II прислушается к нему. Скорее всего, просто отнесётся как к очередному глупому слуху из столицы. Но попробовать всё равно стоило. Хотя бы ради успокоения собственной души…

Только проводник, робко постучавшийся в купе, оторвал Кирилла от тягостных раздумий. Длинные-предлинные светлые усы навевали мысли о швейцаре, готовом вот-вот произнести: "Извольте-с пожаловать, барин".

Однако проводник более ничем не походил на подобострастного встречающего вас у дверей гостиницы работника. Даже лёгкий поклон и обращение "Ваше Сиятельство", скорее всего, исполнены были из одного чувства долга. Проводник повидал великое множество самых разных людей, постоянно приезжавших в Могилёв, в Ставку, к царю, что привычен был и к князьям, и к послам, и к адмиралам.