Александр Бушков - Д`артаньян – гвардеец кардинала. Книга первая Страница 10

Рошфор ответил с тонкой улыбкой:

– Я бы выразился несколько иначе: мушкетеры господина де Тревиля. Бога ради, не подумайте, что я хочу сказать что-то, роняющее достоинство нашего христианнейшего короля, но вряд ли выдам вам государственную тайну, если уточню, что его величество кое в чем уступает своему великому отцу… Например, в решимости и воле, а также умении управлять государством… Вас, провинциала, не коробят ли, часом, такие вещи?

– Ну что вы, – сказал д’Артаньян, отнюдь не желая выглядеть провинциалом. – До нас доходят разговоры, что его величество, как бы деликатнее выразиться, не горит желанием взять в собственные руки бразды…

– Вот именно, – кивнул Рошфор, понизив голос. – К счастью, его величество достаточно умен, чтобы передать вышеупомянутые бразды тем лицам, которые по уму и решимости этого достойны… Легко понять, что я говорю о кардинале. Поверьте, д’Артаньян, это великий человек. Плохо только, что его замыслы не в состоянии оценить наша буйная знать, находящая порой поддержку у…

– Я понимаю, – сказал д’Артаньян.

Он и в самом деле понял, что Рошфор имеет в виду королеву – кое-какие тонкости были известны и в Беарне…

– Мне показались странными их имена… – начал он осторожно.

– Имена, как легко догадаться, вымышленные, – сказал Рошфор. – Сыновья из знатных родов так порой поступают, записавшись в мушкетеры. Вот, кстати, вы, случайно, не называли им свое?

– Конечно, называл, – гордо ответил д’Артаньян.

– Это плохо, – задумчиво сказал Рошфор. – Теперь они вас знают…

– Не вижу ничего плохого. Я охотно с ними встречусь в Париже, мы, по-моему, отнюдь не закончили разговор…

– Вы не на шутку рискуете, – ответил Рошфор крайне серьезно. – Уж я-то их знаю…

– Быть может, вам известно и имя герцогини?

– Обожающей выдавать себя за белошвейку? Ну разумеется…

– Кто же она? – жадно спросил д’Артаньян.

– Мой юный друг, – проникновенно сказал Рошфор. – Вы уверены, что вам стоит впутываться во все эти дела? Речь идет не о простой трактирной стычке, позвольте вам напомнить. Эти люди ведут крупную и серьезную игру, где ставками сплошь и рядом служат головы…

– Вы были со мной откровенны, граф, – сказал д’Артаньян. – Позвольте ответить тем же. Сама жизнь меня заставляет очертя голову бросаться в те самые игры, о которых вы упомянули. Поскольку выбор у меня небогат. Либо унылое прозябание в Артаньяне, либо… Черт побери, если нет другого пути, я вынужден рискнуть!

– Возможно, дело даже не в риске, – сказал Рошфор, – а в умении выбрать правильную сторону… Анна?

Он обернулся. Белокурая незнакомка подошла к импровизированном ложу, глядя на д’Артаньяна с неприкрытым сочувствием. Гасконец охотно вскочил бы и принял более достойную позу, но слабость все же давала о себе знать, несмотря на вино.

– Боже мой! – сказала она сочувственно. – Что это мужичье с вами сделало…

– Пустяки, миледи, – живо ответил д’Артаньян. – У гасконцев крепкие головы, мы и не такое выносили…

Итак, она звалась Анна… Отныне это имя казалось д’Артаньяну прекрасным, хотя прежде он не видел в нем ничего особенного. Под ласковым взглядом голубых глаз он взлетел на крыльях фантазии и удали в вовсе уж недостижимые выси. Положительно, жизнь на глазах обретала неимоверную остроту и несказанную прелесть. Он дрался с мушкетерами короля – и одного из них победил; он оказался замешан в какую-то крупную интригу с участием титулованных особ – а судя по некоторым намекам, и самой королевы; он удостоился благосклонных взглядов красавицы миледи и показал себя храбрецом перед не менее очаровательной герцогиней, пусть и неизвестной пока по имени, и все это —в один день. Неплохо для нищего гасконского недоросля!

– Вы должны немедленно уехать, Анна, – сказал Рошфор вполголоса. – Самое время.

– А вы?

– Я немного задержусь. У меня небольшое дельце на Амьенской дороге. О, не беспокойтесь, совершеннейшие пустяки…

И его губы вновь тронула уже знакомая д’Артаньяну хищная усмешка, которую наш гасконец поклялся впоследствии воспроизвести перед зеркалом.

– Где они? – раздался рядом испуганный возглас.

В комнате появился сухопарый пожилой мужчина, чья длиннополая одежда выдавала в нем лекаря. Тут же стоял бледный юноша, держа кожаную сумку, из которой торчали разнообразнейшие докторские инструменты, способные ужаснуть раненого солдата в сто раз сильнее, нежели жерла орудий врага. Особенно д’Артаньяну не понравилась широкая пила, имевшая такой вид, словно не раз уже побывала в деле.

– Кто – они, любезный? – поднял брови Рошфор.

– Убитые и раненые, конечно, – сварливым тоном отозвался врач. – За мной, как сумасшедший, прибежал Пуэн-Мари, он сказал, что в «Вольном мельнике» учинилось жуткое побоище, все завалено трупами и ранеными…

– Он преувеличил, – хладнокровнейшим тоном ответил Рошфор. – Раненый всего один, и он перед вами, а убитых, должен вас разочаровать, нет вообще…

– Он будет жить? – с беспокойством спросила миледи, глядя так, что гасконец готов был отдать за нее всю свою кровь.

После беглого осмотра врач сообщил чопорно:

– Должен вам сообщить, милая дама, что этот юноша проживет еще очень и очень долго… если не будет ввязываться в новые стычки, которые могут закончиться не так благополучно. Пока же… Я бы рекомендовал повязку на голову, кое-какие надежные снадобья – которых у меня обширнейший запас – и день-другой полного покоя… Найдется тут комната, куда можно перенести больного, чтобы он не дышал кухонным чадом?

– Думаю, да, – кивнул Рошфор. – Эй, где там наш горе-трактирщик?!

Когда д’Артаньяна выносили со всем прилежанием присмиревшие слуги, он успел еще поймать взгляд белокурой красавицы – и то, что вслед ему была послана самая ослепительная улыбка, было не свойственным гасконцам преувеличением, а самой доподлинной реальностью.

Глава пятая

Обворован!

Через четверть часа д’Артаньян, чья голова была уже перевязана чистым полотном, почувствовал себя настолько лучше, что уже не лежал в кровати, а сидел, опершись на подушки, и задумчиво созерцал целую шеренгу пузырьков и склянок с «надежными снадобьями», которыми врач, испытывавший к Рошфору нешуточное почтение, уставил подоконник от края и до края.

Потом в дверь осторожненько протиснулся Планше с его камзолом и узелком в руках. Новообретенный слуга выглядел несколько предосудительно – под глазом у него красовался огромный, уже посиневший кровоподтек, рукав камзола был полуоторван, а сам камзол помят и запылен.

– Черт возьми, что с тобой стряслось? – спросил д’Артаньян удивленно. – Можно подумать, тебя пропустили через мельничные жернова.

– И не говорите, сударь… Близко к тому. Они тут, в Менге, здоровые ребята, ну да я им показал, как умеют махать кулаками в Ниме.

– Во что ты ухитрился ввязаться?

– Ну как же, сударь, – печально сказал Планше. – Когда на вас набросилась вся эта свора, я почел своим долгом помочь хозяину, благо народ был сплошь неблагородный, в самый раз для меня… Поначалу дело шло удачно, но их было слишком много, и мне тоже досталось. Этот верзила, кузнечный подмастерье, знает хитрую ухватку, как подбивать под колено и валить с ног, надо будет запомнить… Ничего, я тоже кой-кому оставил добрую память, пару челюстей уж точно свернул на сторону…

– Спасибо, Планше, – сказал д’Артаньян важно. – Я сразу понял, что парень ты надежный… Боюсь, нечем пока что тебя вознаградить за верную службу…

– Вот тут можете не беспокоиться, сударь. Та дама, миледи, дала мне целый луидор. Она очень беспокоилась о вас…

– Ну что ты врешь, бездельник! – сказал д’Артаньян с суровым выражением лица, внутренне ликуя в то же время.

– Не сойти мне с этого места, сударь! Клянусь богородицей, у нее даже голос дрожал, когда она сокрушалась, что вынуждена уехать и оставить вас здесь в полной беспомощности…

– Ох уж эти женщины… – проворчал д’Артаньян с видом умудренного жизнью человека. – Вечно они преувеличивают. Какая такая полная беспомощность, если все кончилось пустяками? Подумаешь, устроили маленькое кровопускание… Голова-то цела.

– Рад слышать, сударь, – сказал Планше озабоченно. – Я вижу, однако, вы к лекарствам и не прикасались вовсе? Нужно же лечиться…

– Вот то-то и оно, – сказал д’Артаньян серьезно. – Даже такие железные люди, как гасконцы, не отрицают медицины. Только вот что, мой любезный Планше… Собери-ка ты в мешок всю эту аптеку, всю, без малейшего изъятия, и выброси потихоньку в подходящее место…

– Но, сударь…

– Я приказываю! – сказал д’Артаньян и добавил наставительно: – Видишь ли, матушка дала мне с собой рецепт поистине чудодейственного бальзама, который ей когда-то открыла старуха цыганка. Бальзам этот излечивает любые раны… кроме, пожалуй что, сердечных, а порукой тому – мой отец, который его не раз пользовал с непременным успехом… Когда расправишься с аптекой, ступай на кухню, спроси вина, масла, розмарину и еще кое-чего, что записано на этой вот бумажке… да береги ее, смотри! Мы оба будем им лечить наши раны, и ты убедишься, что цыганки не всегда бывают обманщицами… Ну, живо!