Кир Булычев - Младенец Фрей Страница 10

— И сколько же вы намерены продолжать… эту пытку?

— Вы сама чувствуете, что пытка — неточное слово. Ребенок не мучается. Я же жду, когда будет изготовлено лекарство от его болезни.

— А если это случится через сто лет?

— Будет решать мать.

— У вашей Женьки в голове солома! Неужели вы на самом деле доверяетесь ей? — Фрей был возмущен.

— Я слежу за исследованиями, — сказал Сергей. — И убежден, что результаты будут получены уже в ближайшие годы.

Говорил Сергей нехотя, словно этот диалог повторялся не впервые и Сергею не удавалось убедить самого себя.

— Там есть второй ребенок, — произнесла Лидочка. — Это тоже неизлечимая болезнь?

— Нет, другая проблема. Тот ребенок не может стать большим, он не хочет.

— Вы шутите?

— Возможно, в один прекрасный день я его задушу, — пообещал Фрей.

— Помолчите, — отмахнулся Сергей. — Мне самому не все понятно.

— Вам хорошо. Вы гормон знаете! — крикнул Фрей. — Чуть что — помолодеете, жену молодую возьмете. Я знаю, у вас все готово. Другие помрут, а вы наших внучек будете бесчестить!

— С меня этой жизни хватит, — усмехнулся Сергей. — Я пожил достаточно.

— Врешь! Самому скоро сто лет, а крепкий, как боровик!

— Если бы я мог ввести гормон по желанию… неужели я бы не спас Галину? Но решаю не я. Решает сам организм перед лицом смерти. Или страха, сопоставимого со смертью.

— Может, ты и не хотел ее спасать, — сказал Фрей и отступил к двери, словно испугался, что Сергей его ударит. — На молодой хочешь жениться.

Но Сергей вовсе не рассердился, он пропустил обвинение Фрея мимо ушей.

— Гормон, синтезированный мной, не может стать просто лекарством. И я убежден, что запрет на это лежит в самой природе жизни, — сказал он.

— А как же младенцы? — спросила Лидочка.

— Да, младенцы! — подтвердил Фрей.

— Здесь работают механизмы, которые включаются раньше, чем просыпается сознание. Я могу помочь младенцу. Но не взрослому. И не спрашивайте меня — как и почему. Я уверен только в одном — я старался выйти за пределы дозволенного человеку. Это слишком опасно.

— Но будут другие люди, другие ученые, — сказала Лида.

— Возможно, — ответил старик. — Надеюсь, это случится, когда нас с вами уже не будет на свете.

— И вы храните это в тайне?

— Разумеется. Как любой человек, владеющий пробиркой с бациллами чумы. Я могу разбить ее или закопать.

— Тогда молчи! — крикнул Фрей. — Не открывайся этой красотке.

— Не могу, — улыбнулся Сергей, — любому ученому страшно, что его знания умрут вместе с ним.

— Вам страшно? — спросила Лидочка.

— Не знаю. Возможно, уже не страшно. Потому что мне страшнее представить себе мобилизационные пункты, на которых древних стариков вновь превращают в юношей и выдают им гранатометы. Человечество всегда стремится обратить свои знания во вред людям.

— Ну уж это чушь! — воскликнул Фрей.

Сергей словно не слышал его.

— Я понимаю, — сказал он, — что через год или пять лет кто-то обязательно придет к этому открытию. Но, дай бог, к тому времени человечество станет лучше и добрее.

— Оно не станет таковым, если я его не сделаю свободным! — сказал Фрей, и в тот момент Лидочка окончательно убедилась, что он — оживший Ленин. Каким-то образом это было связано с тайной Сергея. Фрей был Лениным. И это находилось за пределами чуда и здравого смысла. Лида не могла поверить в то, во что уже уверовала. И совершенно непроизвольно она сказала:

— Но ведь я же была в Мавзолее!

Ей никто не ответил, а она поняла, что в Мавзолее может лежать кто угодно — был бы похож на фотографии. А может, и фотографии сделали задним числом?

Лидочка ушла тогда домой, одурманенная невозможностью поверить и бессилием не поверить. Она пыталась осознать масштаб и значение открытия, сделанного так давно и еще не повторенного. И в то же время она ужасалась возможности стать жертвой старческого розыгрыша.

Потом, уже поздней ночью, не в силах заснуть, она вдруг поняла, где таится главный обман. Он во Фрее. Фрей не может быть Лениным. Он — не великий человек. Он просто старый приживала…

Лидочке больше не хотелось возвращаться к Сергею, хотя положено жалеть стариков, тем более стариков такой тяжкой судьбы. Она даже не подходила к телефону, если подозревала, что звонит Сергей. А может быть, он и не звонил. Для собственного спокойствия было куда удобнее думать, что два сумасшедших старика разыграли ее. Правда, с каждым днем испуг таял как айсберг, и Лида уже готова была позвонить соседу. Но не успела.

Недели через две Лидочка шла из булочной. Перед ней мирно шествовали две молодые длинноногие мамаши в похожих кожаных куртках. И коляски у них были одинаковые.

Лишь поравнявшись с ними, Лидочка догадалась, что это Женька и Лариса. Они узнали Лидочку, сдержанно поздоровались, а она замедлила шаг, непроизвольно заглядывая в коляски.

Младенцы в них лежали строго, как персональные пенсионеры на пляже. Они догадались, зачем Лида косит на них взглядом, и встретили его молчаливым презрением.

— Чего же вы не заходили, — сказала Лариса. — Сергей Борисович все спрашивал, а у меня вашего телефона нет.

— Что с ним?

— В больнице. Я хотела позвонить, а он телефон не дал.

— Он простудился, да? — Лидочка подсознательно выбрала самый безобидный вариант.

— Если бы! — мрачно ответила Женя. Она была не накрашена и потому казалась совсем девочкой. Глаза ее распухли от недавних слез.

Младенец в коляске смотрел на Лиду не мигая, и его взгляд был холодным, змеиным, хотя так говорить о беспомощных младенцах нельзя.

— Ну что же случилось, в конце концов! — В Лидочкином голосе, наверное, звучало раздражение: «В конце концов, я ему не чужой человек!» — что было неправдой.

— В реанимации он, — сказала Женька, не обидевшись на такой тон, — туда не пускают. Наверное, помрет. Я с доктором говорила, с Вартаняном. Он говорит, что надежды мало.

— В какой больнице?

— Туда не пускают, — повторила Женька. — Даже меня не пустили, а я везде могу пройти.

— А что же будет? — спросила Лида, но никто не ответил. И младенцы молчали — не сопели, не плакали, не смеялись. Все понимали и не доверяли Лидочке.

Получилось так, что молодые женщины проводили ее до дома и остановились у арки. Лида попрощалась и побежала прочь. Через несколько шагов ей захотелось оглянуться.

Обе женщины стояли в арке, глядя ей вслед.

Лидочка поднялась к себе, охваченная ощущением нечистоты, — и поспешила в душ. Это была странная форма психоза — врач объяснил бы, что она пыталась смыть с себя иррациональный страх.

Рассказ Сергея, потрясший какие-то опоры ее трезвого сознания, за прошедшие дни стерся, превратился в небылицу — и вдруг ожил вновь в холодных глазах малышей. Взгляд оказался куда более убедительным, чем все доказательства Сергея.

Зазвонил телефон.

Звонок был неожиданным и в пустой квартире показался слишком гулким.

— Лидия Кирилловна? — Высокий голос был знаком.

— Я у телефона.

— Мой псевдоним Фрей. Я помощник Сергея Борисовича. Это вам что-нибудь говорит?

— Разумеется.

— Мне надо встретиться с вами.

— Зачем?

— Разве такие вопросы задают по телефону?

— Что с Сергеем? — Лида сама знала, что он в больнице. Но уж очень у Фрея был лживый голос…

— Он в отъезде. Он оставил для вас пакет. Я прошу вас немедленно его принять.

— Хорошо, — сразу согласилась Лида. — Куда мне подойти?

— Вам следует подойти по известному вам адресу через двадцать пять минут.

Голос звучал издалека, будто не из соседнего дома, а из Конотопа.

Лидочка засуетилась. Почему-то она решила, что Сергей прислал ей записку с поручениями — ему нужны фрукты, а может, надо доставать лекарства. Она вспомнила, что в холодильнике лежат два апельсина, потом доложила к ним коробку конфет, может, врачу подарить, затем отобрала газеты и журналы последних дней — ведь ему можно читать! Когда она уже оделась и подошла к двери, ее одолело опасение, что забыто нечто нужное. Лида сделала бесцельный круг по квартире, но так и не вспомнила, что же забыла.

Перед особнячком Лидочка была вовремя, но оказалось, что никого нет дома. Не дозвонившись в дверь, она обогнула особняк, но и у фотографов было пусто — приходя в студию, они сразу врубали ослепительные лампы. Сейчас окна смотрели серо и слепо.

Собирался дождь — пока еще не начался, но стало темнее. По листве прокатывались волны лесного шума. Ее обманули — но зачем? Фрею надо было, чтобы она ушла из дома? Может, это банда грабителей? Где же тогда доверчивый Сергей?

И тут в предгрозовой мертвой тишине она услышала голос:

— Вы давно ждете?