Андрей Ерпылев - Зазеркальные близнецы Страница 10

В этой уверенности Бежецкого укрепили и телепередачи, которые, благодаря дистанционному пульту, он начал смотреть на второй же день своего заточения (или вознесения на небеси?). По пяти каналам транслировались только художественные фильмы, телеигры типа “Поля чудес”, музыкальная “попса” да спортивные состязания. Одним словом, сплошная развлекаловка. Попытки поймать какую-нибудь программу новостей не увенчались успехом, хотя майор не считал себя профаном в технике и быстро разобрался во всех настройках заморского чудо-ящика. Причина этой аномалии местного телевещания вскоре объяснилась до прозаичности легко: выйдя в первый раз на воздух — на просторный балкон, который, как оказалось, находился за зашторенным (или зажалюзенным?) окном, вернее, за застекленной дверью, — Александр понял, что госпиталь, вернее санаторий, находится в горах, совершенно непохожих на набивший оскомину Кавказ. Скорее всего, эти поросшие хвойным лесом, лишь кое-где разрываемым монументальными скальными обнажениями, пологие горы были Алтаем или Уралом. Видимо, уверенно здесь удавалось принимать только спутниковые программы, причем все “нервные” заботливо отсеивались.

Кстати, вот еще один повод подивиться странному в наши тяжелые времена радушию медиков: кроме фруктов и натуральных фруктовых соков незнакомых фирм-производителей к столу четыре раза в день подавали такие блюда, о которых Бежецкий не мечтал (да и не подозревал об их существовании) и на гражданке, даже в сытые времена позднего развитого социализма. Да и какие разносолы мог пробовать в нежном возрасте Саша Бежецкий, вечно кочевавший со своей офицерской семьей по отдаленным гарнизонам? А когда, наконец окончив школу, он поступил в вожделенное Рязанское училище — небогатый курсантский рацион, “обогащенный” горбачевской перестройкой. Затем Афганистан, Таджикистан, Приднестровье, Чечня, торопливая свадьба, нищенское житье в офицерских общежитиях в кратких перерывах между исполнением служебного долга, так и не увидевший свет сынишка… Скандал в отпуске, чуть было не закончившийся разводом, и снова Чечня. Судя по всему, попробовать нечто подобное после “рая” и не удастся, и Александр рубал деликатесные харчи, как говорится, впрок, надеясь сбросить лишние калории на тренажерах (ну и не только на тренажерах, …).

Одним словом, Александр стремительно выздоравливал, что и констатировал с удовлетворением Георгий Иванович, лечащий врач, так и не сообщивший благодарному пациенту своего воинского звания (несомненно, не низкого), несмотря на его просьбы. Настал день, когда майора переодели из опротивевшей пижамы в сногсшибательный гражданский костюм и перевели в другое, не менее люксовое, жилище.

К этому времени Александр уже понял, что к госпиталю “санаторий”, как он его теперь называл, не имеет ровно никакого отношения. Скорее всего, им, майором воздушно-десантных войск Бежецким Александром Павловичем, 1966 года рождения, русским, не бывшим, не состоявшим, имевшим, и т.д. и т.п., заинтересовалась Служба. Какая именно, почему и, главное, с какой далеко идущей целью — Александр не знал, да и не особенно желал вдаваться в подробности. Старый служака, как он сам себя небезосновательно характеризовал, весьма неглупый, майор твердо знал одно: скоро халява неизбежно закончится. А по ее окончании один бог знает (кстати, и в палате и в его нынешнем номере в красных углах висели иконы, причем даже на дилетантский взгляд потомственного атеиста, разбиравшегося в иконописи примерно так же, как и в классическом балете, не ширпотреб), куда и в какое дерьмо его зашвырнет завтра судьба-индейка. Поэтому Александр ел, спал, качался на тренажерах, смотрел телевизор, читал детективы и русскую классику (находя их в книжном шкафу апартаментов), резался на компьютере, ранее виденном редко и только издали, в “стрелялки” типа “Doom” или “Quake”, а также приятно проводил вечера попеременно то с Валюшкой, продолжавшей преданно бегать к бывшему пациенту, то с еще одной, весьма незаурядной во всех отношениях, девицей — Ингой, по совместительству (или по ошибке, что более похоже на правду) служившей в этом веселом доме (не поймите превратно) горничной.

Кстати, в постели с последней он от скуки начал оживлять свои познания в немецком языке, казалось прочно забытом еще со школьной скамьи. Инга оказалась остзейской немкой родом из Прибалтики — Александр и не подозревал, что такое возможно после десятилетий ленинско-сталинско-хрушевско-брежневской национальной политики партии — и в минуты расслабления переходила на родной язык. Сначала из любопытства, но затем увлекшись, Александр попытался поддержать фривольный разговор на языке тевтонов и швабов, как выяснилось, довольно успешно. Совершенно случайно он обнаружил на компьютере программу, обучающую немецкому, и, поупражнявшись днем, вечерами потрясал Ингу своим шпреханьем, день ото дня становившимся все более и более уверенным.

Иногда, пресытившись бездельем, Бежецкий посещал местное “офицерское собрание”, размещавшееся на втором этаже роскошно обставленного здания “санатория”, затерявшегося, судя по окружавшему пейзажу, все-таки в Уральских горах (не в Карпатах или Пиренеях же, в конце концов). Контингент, посещавший клуб, был весьма разнороден. Глядя на некоторых завсегдатаев, Александр с трудом воспринимал их как офицеров. Скорее данным индивидуумам подошли бы сугубо гражданские профессии: бухгалтер, врач, учитель… Другие же, напротив, были прямо-таки эталоном офицерства, причем старого, кастового. Щеголеватый вид, выправка, ровное обращение… Никаких тебе, понимаешь, “товарищ”, только “господа”, “сударь”, “мадам”. Как-то само собой возникло желание подражать этим образчикам истинного офицерства, перенимать, так сказать… С одним из них, среднего роста и западноевропейского типа господином, явно кадровым военным, хотя и в цивильном, Бежецкий познакомился как-то вечером за бильярдным столом.

— Штаб-ротмистр Вельяминов Георгий Николаевич, — представился тот, четко впечатав подбородок в узел галстука и лихо прищелкнув при этом каблуками щегольских туфель так, что Александру послышался призрачный звон гусарских шпор.

Приняв предложенную игру, Бежецкий тоже, хотя и не так лихо, щелкнул каблуками:

— Майор Бежецкий, Александр Павлович. Если не ошибаюсь, ваше звание, Георгий Николаевич, соответствует старшему лейтенанту?

— Извините, Александр Павлович, вы не правы, — заметил штаб-ротмистр. — Штаб-ротмистр по “Табели о рангах”, бессмертному творению Петра Великого, соответствует пехотному званию штабс-капитана, а в Советской Армии эквивалентен, скорее, капитану. А ваше звание, господин Бежецкий, более соответствует ротмистру.

— Но ротмистр, насколько я знаю, кавалерийское звание. Какое же отношение я, позвольте, имею к кавалерии?

— Вы правы, ротмистр, воздушно-десантные войска не относятся к кавалерии, но при возникновении авиации во многих странах мира (в Российской Империи, кстати, тоже) на этот революционно новый вид войск были, как бы это выразиться, “спроецированы” кавалерийские звания. К примеру, в США аэромобильные войска даже эмблему переняли от кавалерии и носят на шевроне и в петлицах скрещенные сабли. Мне кажется, вы, ротмистр, имеете прямое отношение к аэромобильным войскам, а?

— Но явно не к американским, штаб-ротмистр.

Они молча играли несколько минут. Штаб-ротмистр играл профессионально, легко и непринужденно, чего нельзя было сказать о Бежецком. Однако майор с детства не отличался обидчивостью и старался учиться всегда, когда предоставлялся случай. Спустя несколько вечеров после знакомства со странным офицером он с удовлетворением отметил значительно возросшее личное мастерство. Теперь он легко обыграл бы всех своих прежних противников, представься такой случай.

Лихо закатив в лузу шар от двух бортов, Александр вернулся к интересной теме:

— А вы, штаб-ротмистр, кавалерист или авиатор?

Вельяминов, опустив кий, пристально поглядел в глаза Александру и заметил:

— Кавалерийские звания были приняты не только в авиации, господин Бежецкий.

Александр быстро прокрутил в голове содержание прочитанной совсем недавно классики и удивился:

— Неужели?…

По-прежнему пристально глядя в глаза Александру, Вельяминов бросил:

— Да, я имею отношение к спецслужбам, ротмистр. Вы меня правильно поняли, я жандарм. Честь имею! — И, осторожно положив кий на сукно, повернулся на каблуках и оставил Бежецкого переваривать услышанное.

Переваривал и делал выводы Александр долго. Вечерами он продолжал сражаться на бильярде со “штаб-ротмистром”, иногда вызывая того на беседу и анализируя услышанное. По всему выходило, что влип майор на этот раз во что-то весьма странное, выгонять его вроде бы пока не собираются, но и события не форсируют, готовя к чему-то и терпеливо ожидая от Бежецкого резких телодвижений.