В. Бирюк - Фанфики Страница 10

Что забрать — решил. Теперь бы понять — как…

Аннушка — существо настолько наивное, что моих хитроумных построений просто не поймёт. Напущу на неё страхов — она испугается. И — побежит к ближникам. Пойдёт звон да трёп. Ей-то потом будет плохо. Но она этого не в состоянии сразу предвидеть. А потом — будет уже поздно. Нет ничего, о чём бы она не разболтала.

Может, жениться на ней? Ради приданного… Ага, рекламная акция «два в одном» — женишься на усадьбе и невесту в придачу бесплатно…

Скоро набегут родственники с клириками, начнут вставлять… Именно, что «палки в колёса». Дальше будет конфликт с участием светских и церковных властей. Конкретно: князь Ромочка Благочестник и епископ Мануил Кастрат. При таких судьях — я проигрываю. Таков реал «Святой Руси».

А как у нас с виртуалом? Хома Брут, например, ничего из своего виртуала не рассказывал. А ведь было что:

«Она была страшна. Она ударила зубами в зубы и открыла мертвые глаза свои. Но, не видя ничего, с бешенством — что выразило ее задрожавшее лицо — обратилась в другую сторону и, распростерши руки, обхватывала ими каждый столп и угол, стараясь поймать Хому. Наконец, остановилась, погрозив пальцем, и легла в свой гроб.

… гроб вдруг сорвался с своего места и со свистом начал летать по всей церкви, крестя во всех направлениях воздух… грянулся на средине церкви и остался неподвижным. Труп опять поднялся из него, синий, позеленевший…».

Я ещё размышлял над вредом пьянства применительно к Хоме Бруту, когда до ушей моих донёсся скрип. Кто-то, явно стараясь не шуметь, ходил наверху, в часовенке. На короткое время шаги стихли. Потом чуть слышно заскрипело дерево лестницы, ведущей в подземелье…

Факеншит, однако… Нехорошо мне как-то… Тревожно чего-то…

Сквозняк, вдруг взявшийся откуда-то, прошёлся по язычкам пламени на свечах. Две, стоявшие на земле у углов саркофага, мигнули, потрепетали и выровнялись. Две других, прилепленные у аналоя, погасли и зачадили, выпуская тонкие струйки тёмного дыма. В усыпальнице резко потемнело.

Скрип наверху прекратился, стало тихо. Абсолютно тихо. «А вдоль дороги — мёртвые с косами стоят… И — тишина».

Во блин! Хорошо, что я атеист. А то — точно бы испугался. Сильно. А так… — не сильно. Как там Васька Буслаев говаривал:

   «А не верю я ни в сон, ни чох, ни в вороньий грай.   А я верую в свой червлёный вяз».

Дур-рак! Ни ножиков в безрукавке, ни гвоздодёра в торбочке… Даже дрючок свой оставил! Чего-нибудь такого… потяжелее в руки…

Я лихорадочно пошарил вокруг — ничего такого… убойного. Бли-ин! Подхватил Псалтырь, шагнул в сгустившуюся темноту подземелья к стенке у входа. Пытаясь одновременно поднять воротник своей однорядки, натянуть поглубже на голову тёмную шапку, вжаться в стенку склепа и поднять повыше эту здоровенную книгу.

Выражение: «прочесть от доски до доски» применительно к здешней литературе не является иносказательным. Доски — обложка… Между ними — толстые листы пергамента… А главное: медный оклад. Украшения, окантовочка… Святая книга. И — тяжёлая.

Нечто козлиное, с острым горбом, судя по тени, отбрасываемой на стену в полутьме, едва рассеиваемой двумя оставшимися свечами, задерживающее дыхание и от этого периодически громко всхрапывающее, всунулось в дверь на уровне пояса. Подёргалось из стороны в сторону, явно что-то вынюхивая. И, как-то удовлетворённо хрюкнув, не увидев меня возле аналоя, начало продвигаться внутрь, одновременно перетекая через порог и становясь всё выше.

Тут я не выдержал. И поступил по совету покойного коллеги Брута:

«- Что ж, — сказал он, — чего тут бояться? Человек прийти сюда не может, а от мертвецов и выходцев из того света есть у меня молитвы такие, что как прочитаю, то они меня и пальцем не тронут».

Молитв у меня… целая книга. В моём исполнении можно и не читать: поднятый на вытянутые руки Псалтырь со всех сил опустился на это… козлобородое.

Бздынь случился знатный. Но — не убойный. Всё-таки отработанного навыка бить человека молитвой по голове — у меня нет.

Вот марксистско-ленинской философией — всегда пожалуйста: мы на ящике токайского так натренировались пробки из бутылок учебником выбивать — никаких проблем. А Псалтырью или, там, Евангелием… Надо учиться.

Ещё один навык, отсутствующий у типового попаданца — местной литературой не владеем. В смысле ударно-забивательном.

Новоявленный «Вий» взвыл, будто он, вправду, как писал Гоголь: «у малороссиян начальник гномов», и его послали искать сланцевый газ в Донбассе. Упав на четвереньки, он кинулся вперёд, вопя и вереща. И, очень закономерно и вполне не метафизически, наступил на лежавшую на земле «дону Анну».

Она проснулась и тоже заорала. Впрочем, в последовательности её действий я не уверен.

Вопящий и возящийся в темноте перед саркофагом комок тел и конечностей на мгновение распался, что-то серое неестественно быстро метнулось ко мне на уровне колен.

Люблю, знаете ли, бадминтон. Так это снизу ракеткой… бздынь. Подача прошла. Тень оказалась вполне материальной, судя по звуку столкновения с Псалтырём. От удара она, подобно волану, изменила траекторию движения и полетела, точнее — очень быстренько побежала, к каменному ящику саркофага.

Давненько я не брал в руки ракеток… Через сетку не перебросил — раздался характерный звук столкновения лба и камня. Который перешёл в скрежет сдвигаемой каменной плиты.

Неудивительно — я уже рассказывал про закон сохранения импульса. Масса у этого «волана» — существенная. А по скорости полёта такой спортивный снаряд ненамного отстаёт от хоккейной шайбы.

От произошедшей возни обе остававшиеся гореть свечки погасли. Темно. Темно, как у негра в… в подземелье. Какой-то шорох, скрип… Скрип-скрип… И грохот падающих, сталкивающихся, рушащихся камней! И совершенно дикий, истошный женский визг. Внезапно оборванный на полу-ноте спустя некоторое время уже после окончания каменного грохота.

Звенящая тишина в… в негритянской темноте.

Да, факеншит уелбантуренный, понимаю Хому.

Так это передо мной ещё никакая нечисть не «ударила зубами в зубы»! И гроб левитацией не занимался. Крепкий мужик был — поседел только со второго раза. Мне это вообще не грозит: лысый я.

«Не знаю, как ты вляпался в это дерьмо, но если дальше ты пойдёшь…». Спасибо Беллману — напомнил: надо ж выбираться!

В подземелье ещё что-то негромко шуршало и сыпалось. Пахло гарью от погасших свечей и цементом. Свечи — понятно. Но цемент? Хотя, может, просто известняк? И — ни звука, ни вздоха. Они все умерли?

Я опустился на четвереньки и отправился на поиски.

Очень не хотелось оставлять Псалтырь. Такая могучая штука оказалась. Без неё — как голый. Пришлось положить. И от этой святой книги, влево, по кругу, держась за стенку рукой…

Под руку попалась какая-то ткань. Это у нас что? — Покрывало, подстилка, часть одежды, драпировка…? Под тканью обнаружилось нечто живое.

Длинное. О! Голое! Гладкое… Нога?

Может, Вий?

Не, если Гоголь не врёт, то:

«Весь был он в черной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его засыпанные землею ноги и руки».

Землю какую-то, точнее — каменную крошку — чувствую. Цвет… всё чёрное. А вот «жилистые»… не наблюдается.

Гендерную характеристику Вия Гоголь определяет через грамматические формы русского языка:

«Подымите мне веки: не вижу! — сказал подземным голосом Вий».

Раз «сказал» — должен быть мужик. Проверяем. «Всё выше и выше…». Да что ж я так трясусь-то?! Или, правда, ожидаю встретить этого… «героя народного предания»? Ухватить «главного шахтёра малороссиян» за яйца…? Это будет… забавно.

Уф! Аж вспотел. Не Вий. Поскольку — баба.

Я всегда радовался, обнаружив обнажённую женщину. Даже под одеждой. Но в этот раз особенно приятно: начальник малороссийских гномов мне тут… не очень.

Берём «бритву Оккама» и отмахиваемся. Во все стороны от всякой нечисти.

Хотя какая-то сюда же всунулась! Я же кого-то Псалтырью бил! Что-то ж ведь гремело и падало. Что-то отреагировало на мои мускульные усилия.

О! И здесь есть реакция. «Здесь» — в смысле — «там». Откуда растут эти ноги. В смысле — на мои мускульные усилия. Очень даже не сильные усилия. Одними, знаете ли, пальчиками. Даже, если быть точным, просто одним пальчиком.

«— Хочешь, я научу тебя жизни? По простому, на пальцах? Видишь средний?».

Вот где-то как-то… Потихоньку-полегоньку… Только способствуя и споспешествуя… предлагая и предполагая… поглаживая и завораживая… рекомендуя и ракомдуя… Нет! Этого не надо! Несвоевременно… пока…

Оп-па! А обморок у предполагаемой «доны Анны» уже закончился.