Екатерина Александрова - Короли без короны Страница 10

— Его светлость написал, что вы командуете ротой, хотя до сих пор состоите в чине лейтенанта. Возьмите этот патент, юноша, и заполните его сами.

Лейтенант, а точнее, уже капитан де Бретей принял из рук министра патент, но не сдвинулся с места, какое бы нетерпение не читал в глазах господина де Бельевра.

— Что еще? — недовольно переспросил генеральный интендант.

— Мое поручение, монсеньор, — почтительно, но твердо промолвил Александр.

— Что ж, — министр задумался. — Я могу дать вам заемное письмо на пятьдесят тысяч ливров…

— Двести, — поправил де Бельевра юный шевалье.

— Сто, — хмуро возразил министр. Поскольку эта была именно та сумма, на которую рассчитывал командующий, Александр смиренно склонился перед генеральным интендантом, всем своим видом давая понять, что покоряется воле, которая выше его. — И торопитесь, капитан, там вас ждут, — Бельевр патетически махнул рукой за окно, словно именно в луврском дворе маялся маршал де Бриссак, тоскливо разглядывая окна министра. Молодой человек непроизвольно повернул голову вслед за жестом Бельевра и генеральный интендант финансов обомлел. Только сейчас он понял, что юный офицер очень красив.

Господин де Бельевр задумался. А почему бы и нет? Свет не сошелся клином на шевалье де Бретее. Этот вояка был сообразителен и хорош собой, и если он его поймет — ей Богу, он устроит судьбу юнца!

— Послушайте, шевалье, — медленно и многозначительно заговорил министр. — Я хотел бы вам чем-нибудь помочь — если вы, конечно, готовы меня понять. С вашим умом и внешностью… Нет-нет, я не жду от вас ответа прямо сейчас, приходите ко мне завтра, в это же время. И как следует поразмыслите, прежде чем на что-то решиться. Посмотрите в зеркало. И еще, шевалье, приходите не в таком…

Министр на мгновение задумался, подбирая слова поделикатней.

— … не в таком воинственном виде, — наконец-то закончил он.

Патент, кошелек, заемное письмо… Александр вышел от министра с поклажей, обязанной привести в восторг любого нищего офицера, и, тем не менее, его настроение было весьма далеким от радужного. Шевалье де Бретея все еще помнили при дворе и даже более того — за прошедшие годы его имя обросло таким количеством легенд, что бывший паж сам себя не узнавал. Капитан не знал, что и думать, обнаружив, что неприязни к шевалье Александру при дворе проявляется все меньше, а вот восторгов — все больше. Может быть, прежде господин де Бельевр обращал на шевалье де Бретея не так уж и много внимания, однако сейчас готов был подвигнуть молодого офицера на то самое, от чего тот уже бежал пять лет назад. Словно сомнамбула Александр подошел к большому зеркалу, украшавшему приемную министра, и в полном остолбенении уставился на собственное отражение.

— Вот он, господа, вышел! — раздался за спиной офицера радостный голос Келюса. — Вы только взгляните, оборванец вообразил себя Антиноем!

Шевалье Александр непроизвольно сжал кулаки.

— Сударь, не надо смотреть на зеркало с таким испугом. Это то же самое, что и лужа! — издевательски сообщил Можирон. — Только много больше и дороже.

— А, по-моему, господа, он просто любуется своим нарядом. Ну да, такие живописные лохмотья. Надо будет посоветовать Джелози пошить себе подобные. В фарсе это будет смотреться преуморительно…

Александр стиснул зубы и взвесил в руке кошелек. Если внутри золото — значит, он получил не менее тысяч ливров, полугодовое жалование. Негусто. Молодой человек припомнил обрывки разговоров, упоминания о большем бале через десять дней и озабочено сдвинул брови. Может быть, он и успеет привести в порядок лицо, но как быть с руками? А, черт, плевать! В конце концов, для чего-то в Париже существуют перчаточники!

— … а цвет-то цвет — ужас! Хотел бы я знать, каким он был изначально… — задумчиво сообщил Сен-Мегрен. — Держу пари, коричневым.

— Коричневый он сейчас, — не согласился Сагонн. — А раньше был синим.

А вот наряд придется шить, мрачно думал Александр. Как раз синий. Или лучше белый — с золотом. И каким-то образом уложиться в тысячу ливров. Господи, да стоит мне назвать свое имя портному, и он не захочет взять с меня ни су… и будет хвастать по всему Парижу, что у него одевается сам шевалье де Бретей, и заработает на этом десять тысяч… Нет, не стоит афишировать свое прибытие раньше времени.

— Коричневый, синий, — пожал плечами Можирон. — Давайте спросим у оборванца. В конце-то концов, почему бы нам не устроить суд Париса?

— Ну, ты скажешь, — фыркнул Келюс. — Он и слов-то таких не знает. И потом, Парис был красавец и принц, а этот — просто пугало.

Это вы плохо знаете мифологию, господа! — промелькнуло в голове шевалье де Бретея. Иначе бы помнили, что вторым именем Париса было имя Александр, а с шевалье Александром шутки плохи…

— Ну и что? — удивился Можирон. — Зато мы можем заключить пари, а проигравший подаст пугалу пол ливра… На баню!

Молодые люди расхохотались. Александр прикрыл глаза. Все! Хватит! Я представлюсь прямо сейчас. Нет, не сейчас. Месть — это блюдо, которое подают к столу холодным. Через десять дней. На балу. Так будет эффектней… Украшения возьму у старого Моисея. Да под мое честное слово он увешает меня драгоценностями с головы до ног! Явиться на бал и улыбнуться королю — проще простого! И через две недели я стану герцогом и маршалом. Через месяц эти щенки отправятся в Бастилию. Через два — они будут умолять меня отпустить их в армию. А через год я приглашу их к этому самому зеркалу и предложу им посмотреть на себя… и на меня… рядом…

Александр открыл глаза и содрогнулся. Боже, на кого он стал похож? Нахмуренный лоб, жестокая складка губ, ненависть во взгляде… Красота шевалье не исчезла, но стала устрашающей. Юноша несколько раз глубоко вздохнул, стараясь унять ярость и дрожь рук. Еще раз взглянул в зеркало. «Уймись… Успокойся, — сказал он собственному отражению. — Это только слова… не больше… Не станешь же ты из-за глупой мальчишеской болтовни… из-за чужой дурости… рушить то, что строил пять лет?».

— Нет, господа, десяти су тут будет недостаточно, — решил Келюс. — За десять су банщик его не отмоет…

Руки Александра вновь задрожали.

— Ну, хорошо, — согласился Сагонн. — Дадим двадцать. Уж за целый ливр его смогут привести в человеческий вид!

Усилия, с которыми шевалье де Бретей подавил новый приступ ярости, оказались столь сильны, что на глазах юноши выступили слезы. «А ведь я уже стоял так перед одним зеркалом», — вспомнил молодой человек. «Нет, к черту зеркала! Поневоле поверишь проповедям протестантов, будто в них таится искушение…».

— Эй, сударь, повернитесь к нам! Не бойтесь, мы не кусаемся! — позвал Можирон. — Удовлетворите наше любопытство и получите свои двадцать су. Это же целое состояние…

Александр медленно отвернулся от зеркала, и невольные свидетели этой сцены заранее отшатнулись, предвидя последствия обычной наглости миньонов. Однако к удивлению посетителей приемной оскорбленный офицер не стал хвататься за шпагу и требовать удовлетворения. Когда же просители заметили на его лице приветливую улыбку, их изумление сменилось полной растерянностью.

— Не помню, господин маркиз, какого именно цвета была эта куртка в свои лучшие дни, но бесспорно — не зелено-розовая, — любезно сообщил Александр, окидывая выразительным взглядом наряд Можирона, выдержанный именно в этих тонах. — Должен вам заметить, что подобное сочетание цветов прекрасно смотрится в царстве Флоры, но среди людей встречается разве что на ливреях. Так что давайте вместе порадуемся за беднягу портного, которому наконец то удалось сбыть с рук это безумие. Держу пари, он уже собирался плюнуть на все и отдать наряд красильщику, когда на его счастье подвернулись вы. Да-а, если бы не ваша забота этот несчастный вамс стал бы траурно-черным, потому что коричневой краской это не закрасишь.

Можирон в потрясении открыл рот, да так и застыл на месте, забыв его закрыть. Каждое отдельное слово и даже все они вместе были понятны молодому человеку, но он не мог прийти в себя от потрясения, обнаружив, что кто-то — тем более огородное пугало — смеет разговаривать подобным тоном с другом короля.

— О, граф де Келюс, какая приятная встреча, — продолжал меж тем Александр. — А вы выросли. Если так будет продолжаться и дальше, вы нагоните господина де Можирона… ростом, я имею в виду. Умом вы с ним уже сравнялись. А вы… — Александр повернулся к Монтиньи, Сен-Мегрену, Сагонну и Ливаро, сделав вид, будто пытается что-то вспомнить. — Нет, убей Бог, не помню! Господин де Бельевр называл какие-то имена, но я их не запомнил. Ну что ж, господа, мне остается только поблагодарить вас за внимание и заботу о моей персоне и откланяться. Дела, знаете ли, дела.

Молодой человек отвесил миньонам великолепный по своей небрежности поклон и вышел из приемной. Любимцы короля застыли на месте, словно лотова жена, обратившаяся в соляной столп. Посетители Бельевра, от души наслаждавшиеся ошеломлением миньонов и полученной ими отповедью, мысленно обещали себе рассказать о постигшем фаворитов конфузе всем встречным и поперечным.