Александр Громов - Русский аркан Страница 10

Филерскую службу в Ливадии несли не ялтинские – петербургские. С ними Недогреев собирался потолковать потом, не особенно много ожидая от беседы. А вот поставить где следует вопрос о передаче оной службы в Ялтинское отделение можно и должно! Повод поистине замечательный.

Но прежде, разумеется, надо расстараться – разыскать и вернуть великую княжну. Нужен результат. И быстро. Хорошо бы до прибытия полковника Гоцеридзе…

Грешным делом ротмистр порадовался тому, что железная дорога на Южный берег до сих пор не протянута. Это давало ему фору во времени.

– Найдите и верните мне мою дочь, – глухо сказал ротмистру государь Константин Александрович, внезапно сильно постаревший. – Постарайтесь сделать это без огласки, но, разумеется, не в ущерб основной задаче. В вашем распоряжении все и всё. Приступайте.

Недогреев приступил. Кошкина, Мошкина и Перебейногу он отправил снимать показания с дворцовой прислуги; сам же со слов расстроенной статс-дамы Евдокии Головиной, исполняющей должность гофмейстерины, и четырех фрейлин попытался составить картину происшествия.

И вот что выяснил.

Случилось это без малого пять часов назад, в аккурат после завтрака. Екатерина Константиновна выразила желание навестить великого князя Сергея Владимировича в его Ай-Тодорском имении. На вопрос Головиной, знает ли о намерении дочери государь, великая княжна беззаботно ответила, что не только знает, но и одобряет. Поверить в это было нетрудно: последние дни Екатерина Константиновна зримо для всех находилась в подавленном состоянии духа и много капризничала, поэтому не было ничего удивительного в том, что государь отпустил дочь прогуляться и проветриться… По лицу статс-дамы Недогреев читал, как ей стыдно за свою доверчивость и еще более стыдно за ложь великой княжны.

Далее оказалось, что Екатерина Константиновна нипочем не желает ни прогуляться пешком, ни прокатиться в коляске, а желает – о, ужас! – достичь Ай-Тодора в грязной шаланде грека Яни. На строгое замечание статс-дамы великая княжна со смехом ответствовала, что желающие могут идти, ехать, лететь, как угодно, а она пойдет под парусом. Причем смех ее показался статс-даме неестественным – однако был списан на нервное возбуждение. Причина нервозности? Молодой человек, есть вопросы, на которые женщина не обязана отвечать даже жандармским офицерам. Фи!

Подгонять Головину не понадобилось, да Фаддей Евлампиевич и не осмелился бы. Разумеется, звание статс-дамы предписывало Головиной сопровождать великую княжну. Та выбрала также одну из фрейлин. Остальные три были рады-радешеньки, что им не придется качаться на волнах в провонявшем рыбой корыте.

Дальше было совсем просто. Сев в шаланду, великая княжна вдруг вспомнила, что оставила в своей комнате кружевной зонтик от солнца, и попросила фрейлину принести его. Во время ее отсутствия Екатерина Константиновна симулировала сердечный припадок, насмерть перепугав почтенную статс-даму. Забыв обо всем, Головина кинулась было во дворец за доктором, но не успела пробежать и двух десятков шагов, как была остановлена громким смехом. Шаланда отошла от причала и под треугольным парусом удалялась в море, негодяй грек посмеивался на корме в усы, а великая княжна весело крикнула, чтобы статс-дама и фрейлина шли в Ай-Тодор пешком – ей-де хочется прокатиться в одиночестве.

Призывов немедленно вернуться она не услышала – разумеется, намеренно. Пришлось идти пешком. И хотя Императорская дорога, наверное, самая приятная дорога на свете, настроение у статс-дамы и фрейлины было не из лучших. Ах, если бы они только могли догадываться, что на уме у великой княжны! Тогда они подняли бы тревогу немедленно!

В Ай-Тодорской вилле великой княжны, однако, не оказалось. Быть может, помешал противный ветер? Статс-дама и фрейлина ждали битых два часа, изнервничались и невольно издергали его высочество великого князя Сергея Владимировича. Наконец один из лакеев вспомнил, что случайно видел примерно в версте от берега шаланду, идущую на запад. Когда? Да часа два с половиной, а то и три назад…

Еще не веря в случившееся, Головина с фрейлиной помчались в Ливадию, с ними поехал и Сергей Владимирович. В Ливадии Екатерины Константиновны не оказалось. Исчезла последняя надежда на то, что лакей, быть может, напутал или видел другую шаланду. В течение получаса во дворце царила все возрастающая паника. Наконец о случившемся осмелились доложить государю, и его императорское величество поднял на ноги жандармское управление…

Детали? Какие вам нужны еще детали, молодой человек? Ах, да, великая княжна взяла с собой дорожный баул – сказала, что везет сюрприз для дядюшки. На вопросы, что за сюрприз – отшучивалась или отмалчивалась.

Недогреев пометил в блокноте: грек Яни – шаланда – баул – фора 5 часов. Вырвал чистый лист, нацарапал записку, кликнул Мошкина и велел ему лететь пулей в Ялту, зашифровать и отправить. В записке содержалось предписание по вверенному ему уезду: удвоить бдительность в портах, на станциях и причалах, задерживать всех подозрительных особ женского пола.

Сказать больше Фаддей Евлампиевич не дерзнул. Несколько минут ушло на то, чтобы выяснить фамилию грека Яни – как назло, никто ее не помнил! Помнили, что великая княжна Екатерина не раз дружески беседовала с коварным греком, да и великий князь Дмитрий тоже. Пришлось деликатно, но твердо настоять на беседе с великим князем.

Тот казался удрученным, каковым, видимо, и был на самом деле. В побеге сестры винил почему-то себя, но почему – сообщить отказался. Лишь туману напустил: мол, был рядом и не заметил, не предотвратил… Фаддей Евлампиевич остался в подозрении, что великий князь знает больше, чем готов сообщить следствию.

Фамилия грека, однако, выяснилась: Костандопуло. Великий князь дал подробное словесное описание как самого грека, так и его шаланды. Имея то и другое, ротмистр теоретически мог приступить к розыскам.

Практически – не очень-то. Необходимо было взять под наблюдение побережье от Ялты до Севастополя, а кем прикажете вести это наблюдение, если подчиненных раз, два и обчелся? Стало быть, нет возможности избежать подключения к этому делу севастопольских коллег да вдобавок еще сыскной полиции… Не хочется, а делать нечего.

Пришлось воспользоваться телеграфным аппаратом. В нешифрованной телеграмме ротмистр сообщил только приметы шаланды. Не было сомнений: если грек повез великую княжну вдоль побережья, шаланда будет обнаружена в ближайшие часы. Если же он направился в открытое море – бог весть. Неизвестно, что у великой княжны на уме. Тем более неизвестно, что на уме у грека. Мирный рыбак? Гм. Наверняка еще и контрабандист. Все они контрабандисты…

Откуда, собственно, следует, что желания великой княжны и грека совпадают? Если предположить, что она напросилась покататься, а грек, пройдя для отвода глаз до Ай-Тодора, свернул к турецким берегам? Продаст глупую девчонку басурманам, как пить дать продаст!

Занятый этими мыслями, Фаддей Евлампиевич не сразу заметил, что уже некоторое время над его ухом деликатно покашливает агент Перебейнога.

– Чего тебе?

– Дозвольте, ваше благородие, в Симеиз сгонять.

– Зачем?

– Там на горе, что над поселком, научная обсерватория, астрономы звезды считают. Ежели их оптику не на небо, а на море направить, вмиг шаланду обнаружим. Время дорого, ваше благородие. Пока конных разошлем, пока возьмем берег под наблюдение – это сколько же часов пройдет!

Нескольких секунд хватило ротмистру, чтобы понять: Перебейнога предлагает дело.

– Поеду я, – сказал агенту Фаддей Евлампиевич. – А ты останешься здесь и выяснишь, что великая княжна могла увезти в бауле. Слуг тряси, а с фрейлинами будь поделикатней. Да вызови от моего имени сюда шифровальщика. Уразумел?

– Ваше благородие…

– И не спорь. Придумал ты хорошо, получишь наградные, а поеду я.

Еще бы Фаддей Евлампиевич отправил к астрономам Перебейногу! Ученые – публика необычная, витают в мире комет и туманностей, процеживают мировой эфир, а к жандармским нуждам и не снизойдут. Что им какой-то агентишка! Начальник уездного отделения – совсем другое дело.

Отдохнувшие рысаки мчали так, что ветер пел в ушах. Коляска едва не опрокинулась, разъезжаясь со встречным дилижансом, огромным, словно дом, и у ротмистра екнуло сердце. Обошлось, слава богу! Через полчаса справа на горе мелькнули круглые купола, и Фаддей Евлампиевич приказал сворачивать на серпантин. Вскоре он уже излагал свою нужду директору обсерватории.

Тот хмурился и довольным не выглядел. Бурчал, что астрономические инструменты предназначены для совершенно иных целей. Не входя в подробности, ротмистр сослался на заинтересованность в этом деле лично государя императора. Подействовало. Перебейногу, конечно, в лучшем случае промурыжили бы лишний час, сочтя фантазером. Но жандармскому ротмистру директор пошел навстречу, хотя и с видимой неохотой, и распорядился провести куда надо и предоставить требуемое.