Владимир Свержин - Время наступает Страница 10

– Я вижу, как северный ветер распахивает ворота, – придавая голосу звучность, проговорил Намму. – То грозный камень, сорвавшийся с вершины горы, несется сюда, чтобы сокрушить колосса на глиняных ногах.

Правду сказать, о колоссе и камне он услышал совсем недавно из уст самого Валтасара. Однако этот образ показался ему столь верным, что пренебречь таким подарком было бы глупо.

– Вот видишь! – гневно вскричал стоявший у плеча Валтасара Верховный жрец Мардука. – Этот злодей, упорствуя в злобе и гордыне своей, вновь предсказывает гибель твоей державе!

– Мой государь, вдохновенный любимец Мардука! – прервал свое обычное молчание косматый великан, стоявший за плечом Валтасара. – Быть может, ветер с севера, предшествующий роковому камню, не что иное, как враги, которые попытаются напасть на Вавилон через Северные ворота?

Намму взглянул на ужасающего скифа с благодарностью и, к удивлению своему, перехватил весьма заинтересованный взгляд с его стороны.

– Кархан! – обернулся к телохранителю Валтасар. – Я знаю, что твой народ поклоняется мечу, а ты, возможно, лучший воин своей земли. Тебе ведомо все о нападениях, особо же внезапных. Однако же стены Вавилона высоки, и башни его неприступны. Ни один таран не сможет сокрушить его медные ворота, а уж ветер и подавно! И все же, – он немного помолчал, – возьми свой отряд и отправляйся к Северным воротам, дабы воочию убедиться, что там все спокойно.

Трактовка божественного сообщения, пылавшего сегодня на стене, входила в число понятий, впитанных Русланом почти одновременно с осознанием собственного имени. В те давние времена, когда инженер-полковник Михаил Караханов, мотаясь с женой по дальним точкам, ковал ракетный меч социалистического Отечества, их сын был оставлен на попечение деда, профессора Введенского. Тот, вздыхая о судьбе непутевой дочери, рассказывал внуку занимательные истории. О царевиче, найденном в корзине среди нильских камышей. О горящих письменах на стене царского дворца, о великолепном корабле, в котором путешествовало любимое богом семейство с целым зоопарком. Последняя история мальчика занимала больше всех иных. Оттого, что дед, рассказывая ее, ссылался на своего деда – известного в прошлом питерского священника, в фантазиях внука Ной превращался в деда его прапрадеда, тем более что отчество того было Семенович. Мальчик, не будучи тогда силен в грамоте, производил его от имени Сим. Когда он подрос и выяснил, что Сим и Семен – разные имена, его ждало первое жестокое разочарование в жизни. Корабль с зоопарком разбился о скалы неотвратимой реальности.

Нынче случилось нечто подобное. Никто ничего не взвешивал, не отмерял, зато уж время точно наступало на пятки и смертным холодом дышало в спину.

Он знал, что сегодня ночью отряд «стражи покоев» Кира должен войти в открытые предателем ворота и, как теперь говорят, без единого выстрела овладеть Вавилоном. В этой катавасии Кархану было приказано выжить, и если придется, то поступить на службу к Киру, чтобы продолжить выполнение институтского задания.

Однако сегодня обстановка изменилась в корне. Появление необычайного пророка могло внести существенные изменения как в историю этого мира, так и в политику Института относительно него.

Он вел свой отряд, собранный по всей Вавилонии приказом царя в последнюю, быть может, битву. Вел, подбадривая лично им обученных и снаряженных воинов, терзаясь вечным вопросом сотрудников Института: «Имею ли я право поступать, как поступаю?»

– Кархан! – раздалось с головы колонны. – Кархан, они открывают ворота!

ГЛАВА 4

Кролики – самые лучшие эксперты по внутреннему миру удавов, но и самые молчаливые.

Едва заметные в ночи, персы врывались сквозь распахнутые ворота в спящие кварталы Вавилона. Они были грязны и страшны, как демоны, вырвавшиеся из преисподней. Мокрая жижа капала с завоевателей на белый камень, оставляя бурые следы позади них. Пройдя вброд по мутному потоку пересыхающего русла, отборная гвардия, «стража покоев» Кира, с жутким воем спешила захватить прилегающие к воротам улицы, чтобы дать свободный путь остальному персидскому войску. Сейчас их было не больше тысячи, но стоило им только укрепиться, ничто не спасло бы Вавилон от завоевания.

Кархан вел свой отряд в бой, с замиранием сердца ожидая момента стычки. Никогда прежде ему не доводилось участвовать в чем-либо подобном. Спортивные победы, тренировочные зачеты – это одно. Сейчас же, когда залогом жизни является лишь собственная ловкость, институтский доспех и божье попечение, – все по-другому. Смертельная опасность смотрит прямо в глаза.

Две легкие тростниковые стрелы ударили в его грудь. Персы всегда считались отменными лучниками. В этом народе сызмальства каждый мальчик знал, что будет достойным мужчиной своего рода, если научится метко стрелять из лука, ловко управлять конем и говорить правду.

Две стрелы ударили в грудь Кархана, затем еще одна, и отскочили, не причинив ни малейшего вреда. На испытаниях подобные доспехи обстреливали из автомата Калашникова. Пули со стальными сердечниками оставляли вмятины, остальные попросту рикошетили. В скифской гвардии Валтасара он, единственный, имел доспех и оружие, «дарованные могучими богами гипербореев», но и о своих подчиненных он позаботился со всей тщательностью. Усиленные железными пластинами доспехи из вываренной буйволовой кожи, шлемы с забралом, железные мечи, скованные в соответствии с «секретами скифского ремесла», а главное, боевая подготовка, делали небольшое войско Кархана достойным противником отборной гвардии Кира.

Когда после окончания университета молодому лейтенанту Караханову было приказано отправляться тренером в сержантскую учебку, он и помыслить не мог, что когда-нибудь ему придется гонять вовсе не будущих младших командиров российской армии, а таких вот молодцов. Впрочем, тогда он не проработал в учебке и месяца. Центральный Спортивный Клуб Армии быстро сумел доказать армейскому руководству, что им молодой перспективный мастер спорта значительно нужнее.

Два отряда столкнулись возле самых ворот. Обычно персы старались не принимать прямого рукопашного боя, не проредив до того строй противника великим множеством стрел. Однако сейчас дистанция удара была слишком коротка. Прикрывшись беотийскими щитами, выставив копья в их вырезы, люди Кархана с боевым кличем ударили по толпящимся у ворот персам, сбивая вниз легкие, плетенные из лозы щиты и разя с одного удара наповал. Они били коротко и жестко, быстро пронзая незащищенные части тела и конечности, спеша закрыться от ответного удара и изготовиться к бою.

Неистовый Эрра – бог войны и чумы, загнанный в незапамятные времена Мардуком в мрачные чертоги Подземного царства, в грозной ухмылке щерил свою ненасытную пасть и потирал когтистые руки, предвкушая богатую добычу.

Кархан знал то, о чем не имел понятия ни один скиф этого времени, да и сами персы не догадывались. Он знал, что яростные в атаке, эти бесстрашные воины не способны держать прямой копейный удар сомкнутого, отгородившегося щитами строя. Будь на улице место для маневра, персы, несомненно, сымитировали бы ложное отступление, пытаясь разорвать сомкнутый щитовой строй, и тут же бросились бы охватывать фланги войска, потерявшего свою монолитность. Но улица слишком тесна для охватов, а зажатые в воротах гвардейцы Кира, пытаясь отступить, лишь сеяли панику в собственных рядах, которые, в силу инерции наступления, безостановочно напирали сзади.

Не успело полночное светило уступить место на небосводе дневному собрату, как медные ворота неприступного Вавилона вновь захлопнулись перед самым носом у персов. А лучники Валтасара, занявшие место на боевой галерее, не жалея стрел, продолжали отправлять все новые жертвы в пасть ненасытного Эрру.

Это был черный день в жизни дотоле непобедимого Кира. Он метался по своему шатру, украшенному золотыми головами линдвормов, поднимая такой ветер, что тяжелые полотнища из верблюжьей шерсти вздымались, подобно корабельным парусам. Впрочем, быть может, их раздувал проснувшийся чуть свет западный ветер, но приближенные чувствовали, что не сила природы, а царский гнев тому причина. Кир был вне себя, точно стая демонов, помутив его разум, нашла себе жилище в теле государя. Никогда еще он не чувствовал себя столь беспомощным и столь дерзко обманутым в своих ожиданиях. Его план, равного которому не ведали от берегов Нила до берегов Инда, тонко задуманный и прекрасно осуществленный, рухнул, как заморенная кляча. Утренние вести были мрачнее ухеелей, клюющих трупы погибших.

Гвардия Кира была воистину огромной. Основная ее часть – дважды по десять тысяч воинов, конных и пеших, составляла охрану царской столицы. Еще две тысячи, также разбитых на две части, были его личными телохранителями, набранными исключительно из мужчин его рода. Если первые, именуемые «бессмертными», были сердцем его армии, то вторые – «стражи покоев» были ее душой и особой радостью Кира.