Андрей Посняков - Новая Орда Страница 11

– Плакучие ивы, – поглядывая на потрясающе красивый золотисто-алый закат, ностальгически улыбнулся Вожников. – А нам все равно, а нам все равно, хоть боимся мы волка и сову…

– Какую сову, княже? – недоуменно обернулся орясина Хряжский.

Здоровущий, в богатом, накинутом поверх теплого кафтана плаще и бобровой шапке, он чем-то напоминал Егору портрет типичного феодала из старого учебника истории. Этакий угнетатель крестьян, тиран.

– Да никакую сову, – молодой человек улыбнулся в ответ со всей возможной искренностью. – Просто вспомнилось кое-что.

Хряжский хохотнул:

– И мне вспомнилось! Как-то, отроками ишо, девок мы по таким ивнякам ловили.

Подъехавший ближе царевич сказал:

– Насчет пушек я распорядился уже.

Орясина-князь недовольно почмокал губищами – не очень-то нравилась ему такая ситуация, когда им командовали, тем более – вот этот татарский выскочка, да что делать, приходилось терпеть – на все воля великого московского князя Василия Дмитриевича.

Егор, как мог и если удавалось, сглаживал эти противоречия.

– А что, князь Иван, пушкари-то твои как, изрядные? – спросил он.

Хряжский сразу же приосанился, подобрел:

– Хо! В галку на лету попадут… а то – в ворону аль в воробья даже! Хы-хы…

Захохотал гулко, закашлялся, не обратив внимания на колкие слова Яндыза – мол, из пушек-то мы по воробьям бить не будем.

Заозерский молодой князь тоже поулыбался, а потом, перекрестясь широко, промолвил со всею серьезностью:

– Дай Бог, удачно все завтра сложится.

– Ни-чо, княже! – снова захохотал Хряжский. – Главное, чтоб напали.

А вот это он верно сказал. Егор глубоко вздохнул и непроизвольно поежился: скорее бы все уже началось. Скорее бы!

Рано поутру, как начало светать, дозорные заметили в степи чьи-то стремительные тени – кто-то пронесся конной лавой да снова исчез в тумане, быстро, впрочем, рассеивавшемся, таявшем под лучами морозного зимнего солнца.

Обозные неспешно – никто особо не подгонял – собрались и столь же неспешно пустились в путь, на котором, как помнил Вожников со слов Яндыза, имелось два очень даже неплохих местечка для нападения и одно – относительно удачное: там все же широковато было.

– Н-но!!! – щелкая кнутами, покрикивали возницы.

Весело скрипел под полозьями снег, пахло свежим навозом и дымом костров, еще не успевшим рассеяться, раствориться меж берегами. Ехали так же неспешно, как и собирались – не гнали лошадок, не тратили зря силы.

Верные люди заозерского князя внимательно присматривали за Тимохой. Тот вел себя спокойно, ничего необычного не примечая, ну, разве что впереди уже шли другие сани, не те, что вчера, да и позади – так и все и правильно, менялись!

Через пару часов пути впереди замаячили синевой утесы – огромные, казалось, до самого неба, они стиснули реку своими корявыми заскорузлыми пальцами с такой недюжинной силой, что думалось, лед вот-вот затрещит, вскроется, и весь обоз сгинет в разверзшейся водяной пучине. Кстати, если хорошая пушка да ядро поувесистей – пробьет ли лед? Егор озадаченно сдвинул на затылок шапку – наверное, может и пробить. При особо удачном раскладе.

Первые сани уже втянулись в расщелину, на узкоречье, вмиг стало темно…

– Тимоха Карась лоскутом синим правый рукав обмотал, – подскочив, доложил Егору юный безусый еще воин. – Об куст рукав ободрал, так говорит – чтоб весь-то не истрепался.

– Об куст, – усмехнувшись, Вожников потер руки. – Ну-ну.

Пришпорив коня, подскочил к Яндызу, что-то шепнул… Тот кивнул, посылая гонца к ехавшему впереди Хряжскому.

– Ну, все, – Егор ощутил в груди некое томление, гулко забилось сердце. – Сейчас начнется, сейчас…

Он положил руку на эфес сабли, в любую секунду готовый взмахнуть клинком, скомандовать… и теперь ждал первого выстрела.

Бухх!!!

Полное впечатление, что это, громыхнув, лопнул, раскатился на камни утес – такое было эхо!

Рвануло огнем откуда-то сверху… И снизу сразу послышались отклики: бабах, бабах, бах!

Полетело ядро в последние сани – плохо прицелились, упало рядом, лишь взвились, истошно заржав, лошади.

Егор махнул клинком.

Раз!

Вздернулись на санях борта, как на ладьях – насады, защищая воинов и обозных от летящих с утеса стрел.

Два!

Последние возы – заозерские, с «сюрпризами» – развернулись боками, и, дождавшись показавшихся на реке всадников, изрыгнули из пушечных жерл огненную жаркую смерть – бабах!!!

Как и приказал Вожников, сначала ударила легкая артиллерия – та, что быстрее перезарядить – гаковницы, ручницы – всего было припасено в изобилии. Запев кларнетами – фьють-фьють – полетели во врагов ядрышки – небольшие, сантиметра два-три в диаметре. Хоть и не столь уж легко попасть в скачущего из гаковницы – почти что ружья, однако ж в столь скученную массу – да запросто!

Сразу слетело с коней с дюжину человек. Валясь в снег, жалобно заржали кони. Животных-то было жаль, а вот людей – ничуть. Разбойники, вражины!

Однако же лиходеи быстро опомнились, вновь поскакали, замахали саблями, стрелами затмили небо!

И вновь сверкнул клинок молодого заозерского князя. Теперь уже небо запело гобоем – бу-у-у – то стреляли тарасницы, орудия посерьезнее, калибром сорок пять миллиметров. А потом – снова взмах клинка – ба-ба-бах!!! – ухнули басом «великие пушки».

И сразу – кларнеты-ручницы – успели уже перезарядить, да им в помощь – арбалетные стрелы, а вражьи-то в высоких бортах застревали!

Татарское разбойное войско сметал огненный смерч! Флейты, гобои, басы – ручницы, гаковницы, тарасницы, тюфяки, великие пушки – все рявкали в строгой последовательности, одна за другой – и здесь, в арьергарде и – хорошо слышно было! – впереди. Даже не дошло дело до сабельной рубки! Вернее, враги до нее просто не доскакали – не успели, да и куда – на верную гибель? Как тут поскачешь, когда впереди – словно клокочущее жерло вулкана, огненный рой, музыка боя! Автор «партитуры» Егор, вполне довольный произведенным впечатлением, горделиво вздернул бороду и снова взмахнул саблей – на особо упертых нашлась и картечь! А получите! Нечего мирных гостей обижать. Нате!

Полчаса – и все было кончено. Конечно, и многих обозников настигли татарские стрелы, но то, что сталось с врагами… Нервным лучше не смотреть! Одно кровавое месиво, фарш, где не разберешь, чья голова – человечья ли, лошадиная?

– Да-а-а, – медленно пустив коня в сторону убитых, Вожников убрал саблю в ножны, с улыбкой глядя на скачущего к нему Яндыза. – А я что говорил? Артиллерия – бог войны!

– Ты о чем, князь?

– Как там у вас?

Царевич радостно расхохотался:

– Так же, как и здесь. Даже, пожалуй, повеселее. Да, предателя мы убили – пытался бежать.

Кто-то из воинов, осматривающих трупы, повернул голову к Вожникову:

– Княже, тут, кажись, наши! По-нашему, по-русски ругается.

Егор спешился – среди крови и осколков костей что-то сильно блестело. Доспех? Наверное, это какой-то богатый мирза, пусть и не предводитель, однако ж может кое-что рассказать.

Точно, мирза! Золоченое зерцало, изысканный, заляпанный кровью и чужими мозгами плащ.

– Говоришь по-русски? – Вожников наклонился… и едва успел увернуться от брошенного в него кинжала.

На бросок, впрочем, ушли все последние силы мирзы – татарин сразу же умер, еще до того, как стража забила его копьями.

– Ну вот, – обиженно протянул Егор. – Не зря сам великий Костя Дзю говорил, что боксера каждый обидеть может…

– Умры, сабака!!!

Еще один недобитый враг – надо же, живой и прыгучий, сволочь! – выскочил из-за убитой лошади, словно черт – или, в данном случае, шайтан – из бутылки. Взмахнул саблей:

– Умры-ы-ы!!!

Бух… Быстрый хук слева – и прыгун вернулся в прежнее положение, правда, теперь уже со сломанной челюстью и без сабли – клинок упал в снег.

– Но не каждый успевает извиниться, – все же закончил мысль Егор, прежде чем отдать приказание воинам не трогать пленного. Лучше уж допросить.

– Я сам могу допросить, если позволишь, – хмуро ухмыльнулся Яндыз. – Я знаю, как.

Едва обозники скрылись, прихватив с собой своих раненых и убитых – последних не в снег же зарывать, – как вдруг, словно сам собой, шевельнулся труп лошади, из распоротого брюха ее, еще дымящегося кровью, вылезла наружу тонкая человеческая рука, откинула прочь кишки, и вот уже выбрался – словно родился – юный, лет, может, четырнадцати или пятнадцати, отрок, темноглазый, с русыми, испачканными бурыми ошметками волосами. Огляделся, скривился от боли, потрогав помятую генуэзскую кирасу, еще называемую бригандиной. Сталь спасла от ядра, а вот кольчуга бы – вряд ли.

Поглядев в небо, юноша возблагодарил Аллаха и, припадая на правую ногу, заковылял к утесам.