Глеб Дойников - «Все по местам!» Возвращение «Варяга» Страница 11

Младший судовой механик ЭБР «Ослябя», поручик А. А. Быков:

«Когда пробили боевую тревогу, я занял свое место у средней машины, задраили броневые решетки и по команде с мостика начали набирать обороты, но случилось то, что все предполагали, но никто не ожидал: стало снижаться давление пара, и обороты машины даже уменьшились, так как одновременно включили вентиляторы наддува воздуха в кочегарки, боевые динамо-машины и пожарные насосы, и эти довольно мощные механизмы забрали на себя часть пара от котлов. Но мы понимали, что кочегары сейчас усиленно кидают уголь в топки и через каких-то десять минут мы начнем набирать ход».

Младший минный офицер ЭБР «Ослябя», лейтенант Б. К. Шутов:

«По тревоге я руководил пуском находившихся в моем заведывании динамо-машин, и, убедившись, что электричество поступает к снарядным элеваторам и башням, я поднялся наверх к боевой рубке посмотреть, что происходит.

Адмирал и командир стояли на крыле мостика и разглядывали в бинокли приближающегося к нам навстречу „японца“. Уже было понятно, что это одиночный японский броненосный крейсер. С крыши ходовой рубки дальномерщики под командой мичмана Палецкого начали давать дистанцию, но было еще слишком далеко, если не ошибаюсь, около 55 кабельтовых. Наш старший артиллерист капитан 2-го ранга Генке склонился над аппаратом Гейслера (система централизованной передачи команд артиллерии на кораблях РИФ) в готовности дать команду на открытие огня, хотя было еще далеко. Там же в боевой рубке проверял минный прицел старший минный офицер лейтенант Саблин. Он, увидев, что я ничем не занят, отправил меня проверить самодвижущиеся мины Уайтхеда (торпеды) бортовых аппаратов, так как не исключал возможность сблизиться с „японцем“ на минный выстрел. Посмотрев на часы (было 20 минут первого), я отправился выполнять приказание».

Старший офицер ЭБР «Ослябя», капитан 2-го ранга Д. Б. Похвистнев:

«Проходя с носового мостика на кормовой, я по пути проверил готовность к бою малокалиберных орудий на навесной палубе, все было как надо, комендоры и прислуга у орудий в готовности открыть огонь, ящики со снарядами поданы и открыты, пожарные шланги раскатаны по палубе. Наибольшее количество убитых и раненых во время боя на „Ослябе“ было как раз из числа незащищенных расчетов малокалиберных орудий, так и не сделавших ни одного выстрела из-за большого расстояния. Никто не догадался отправить их в укрытие. — (Прим. ред.)

На кормовом мостике мне открылась удивительная в своей хаотичности картина перестроения нашего отряда:

1. „Алмаз“ пытался на циркуляции занять место в кильватер „Авроре“, но явно промахивался;

2. „Аврора“ пыталась с правого борта обогнать „Смоленск“, но ей явственно не хватало скорости;

3. „Лена“, не обращая внимания на приказ охранять „Смоленск“, тоже начала набирать ход, словно собираясь поучаствовать в бою, и стала обгонять „Смоленск“ с левого борта;

4. „Смоленск“ оказался между „Леной“ и „Авророй“ и не мог отвернуть в сторону, пришлось ему снижать ход, чтоб увеличить дистанцию до „Осляби“.

К счастью, повезло, что расстояние было довольно большим, иначе любой шальной перелет по „Ослябе“ мог отправить „Смоленск“ с его взрывоопасным грузом на небеса.

В это время командир кормовой десятидюймовой башни мичман Казмичев, вылезший на крышу башни, просил меня рассказать, что происходит прямо по курсу, так как ему не было видно. Я перебрался на крыло кормового мостика и стал комментировать события.

Как раз в это время залпом разрядили сегментные снаряды погонное (от слова погоня) 6-дюймовые и 10-дюймовые орудия носовой башни».

Вахтенный журнал ЭБР «Ослябя»:

«12 ч 22 мин. Начата пристрелка носового погонного 6-дюймового орудия по неприятельскому крейсеру. Дистанция по дальномеру 45 кабельтовых».

Младший артиллерийский офицер ЭБР «Ослябя», лейтенант К. К. Тундерман:

«По приказанию старшего артиллерийского офицера я отправился к носовому погонному 6-дюймовому орудию командовать пристрелкой. По инструкции пристрелку должны были вести 6-дюймовые орудия носовых казематов, но из-за неудачной их конструкции они не могли вести огонь прямо по носу, а отворачивать командир не хотел, чтоб не снижать скорость сближения. Впрочем, у 6-дюймовых казематов обоих бортов открыли броневые ставни и ждали момента, когда „японец“ попадет в сектор их обстрела. Но пока могла стрелять лишь погонная 6.

Когда дистанция по дальномеру сократилась до 45 кабельтовых, выстрелом разрядили сегментный снаряд, причем он почему-то разорвался не далее как в 5 кабельтовых от „Осляби“, хотя был выставлен на 14 кабельтовых.[10] Для пристрелки почему-то подали к орудию чугунные снаряды, но, как оказалось, к лучшему: чугунные снаряды вполне регулярно разрывались при ударе о воду и давали при этом заметное облако черного дыма.

Начали пристрелку, но сначала были перелеты, так как я никак не мог подстроиться к очень высокой относительной скорости сближения кораблей.

Несмотря на накрытия уже со второй минуты, никак не удавалось добиться прямого попадания. Тем не менее через переговорную трубу я постоянно сообщал дистанцию в боевую рубку. Примерно тогда же японец начал поворот и открыл очень частый огонь левым бортом. Был разбит наш единственный носовой дальномер, и мое орудие теперь и было дальномером. Крупный снаряд попал также в носовую часть броненосца в районе водонепроницаемой переборки 20-го шпангоута на батарейной палубе, разрушив частично переборку и палубу, прилегающие каюты, образовав в борту громадную дыру; к счастью, ее не захлестывало водой. Однако начался пожар в шкиперской кладовой по левому борту, и все быстро затянуло дымом. Прислуга носовых малокалиберных орудий под руководством мичмана Бачманова быстро залила водой пожар, однако шкиперское имущество продолжало тлеть, и его приходилось затем периодически поливать водой. Так как вентиляторы повредило взрывом, отправил матросов открыть иллюминаторы на батарейной и жилой палубе, чтоб вытягивало дым, мешавший стрельбе.

Так как ни орудие, ни прислуга не пострадали при взрыве, то стрельбу не прекращали, примерно через минуту мы, похоже, попали в борт японского крейсера, правда, без видимого ущерба».

Контр-адмирал А. А. Вирениус, командир отряда:

«Минуты через три после открытия нами огня японский крейсер, видимо, все-таки опомнился и начал описывать циркуляцию, открыв при этом частый огонь всем левым бортом. При этом наконец проявился его характерный профиль со стоящей отдельно третьей трубой — „Адзума“. Ну что ж, „Адзума“ так „Адзума“. Как ни странно, огонь японцев на циркуляции был довольно точен с учетом дистанции в 3 мили, море буквально вскипело вокруг „Осляби“, причем японские снаряды взрывались при соприкосновении с водой и потому засыпали броненосец осколками. Впрочем, попаданий при этом в нас было сравнительно немного. Первый снаряд крупного калибра, попавший в фок-мачту ниже боевого марса осколками, в том числе отраженными марсом, повредил носовой дальномер, убил на месте дальномерщиков и командовавшего ими мичмана Палецкого и стоящих на крыле мостика двух сигнальщиков, но мачта устояла. Мы с командиром броненосца стояли около самой боевой рубки, и сноп осколков прошел мимо, хотя у меня воздушной волной сбило фуражку. Я решил не искушать судьбу и перейти в боевую рубку, тем более что большие смотровые щели рубки способствовали хорошему обзору. Примерно в это же время еще один крупный снаряд попал в носовую часть корпуса и вызвал небольшой пожар, быстро потушенный, к счастью.

Примерно в это же время крупный снаряд попал в 14-весельный катер около грот-мачты, разрушил его и соседние катера, а также вызвал небольшой пожар.

Когда я входил в боевую рубку, произошло еще одно попадание — в носовую 10-дюймовую башню, броня башни вполне выдержала взрыв, однако сноп осколков влетел в боевую рубку через смотровые щели и убил на месте старшего артиллериста, штурмана, рулевого и квартирмейстера и отраженными осколками переломал оборудование. К счастью, руль и машинный телеграф действовали, и штурвал удерживали раненый минный офицер и барабанщик. Командир входил в рубку передо мной и тоже получил ранение — царапину на руке, которую он просто зажал платком и не обращал внимания. Послали за санитарами и младшим артиллеристом. Минный офицер (Саблин) сам ушел на перевязку, после того как боцман заменил его у штурвала. Я уже решил поворачивать влево и ложиться на параллельный курс, чтоб вести огонь всем бортом, так как долго попадания с такой интенсивностью мы бы не выдержали, и, кроме того, мы бы так продолжали закрывать собой „Смоленск“ от неприятеля, однако, подойдя к смотровой щели рубки, увидел, что „Адзума“ уже почти закончила разворот и удирает от нас. Видимо, мы все-таки серьезно попали в нее, раз она так неожиданно поменяла свои намерения. Тем лучше, будем догонять, сколько сможем, и вести при этом анфиладный (продольный) огонь. Здесь мы в лучшем положении. У „Адзумы“ в корму могут стрелять только два 8-дюймовых, но они не в состоянии пробить броневой траверз „Осляби“, у „Осляби“ же два 10-дюймовых вполне могут на такой дистанции пробить кормовой траверз „Адзумы“. Так что если нам повезет — „Адзума“ сбавит ход, а там вдвоем с „Авророй“ есть шанс и утопить „японца“, лишь бы к нему подмога не подоспела. Кстати, я совсем забыл про „Аврору“. Приказал поднять сигнал: „Авроре“ — вступить в кильватер „Ослябе“».