Андрей Посняков - Шпага Софийского дома Страница 11

– Ну, чего встал, боярин? – подмигнула девица. – Идем, что ли?

Внутри оказалось неожиданно просторно, но дымно. Оставшийся от топки печи дым еще не успел выветриться и ел глаза, стелясь под потолком сизым туманом. Почти всю середину помещения занимал грубо сколоченный стол, а вдоль стен тянулись длинные широкие лавки, ничем не покрытые, но отполированные почти до зеркального блеска задницами гостей. Судя по количеству сидевшего за столом народа, заведение, несомненно, пользовалось популярностью, что, в общем-то, было понятно. Погост-то располагался на перекрестке пяти дорог, и это еще не считая речных путей. Хозяин, высоченный мужик, одноглазый, с кривовато подстриженной бородой, был одет в просторную рубаху яркого василькового цвета и вообще выглядел довольно преуспевающе, чего никак нельзя было сказать о его неказистых служках-приказчиках, сновавших туда-сюда с большими глиняными кувшинами в руках. Олег Иваныч и юная жрица любви уселись в угол и сделали заказ. Вернее, заказывала Олегова спутница, сам-то он пока не очень хорошо разбирался в местных напитках. Служка быстро принес жбан твореного вина и деревянное блюдо с солеными огурцами, с поклоном поставил на край стола. Огурцы Олегу Иванычу понравились, а вот вино не очень. По вкусу это пойло напоминало плохую паленую водку, чем, в сущности, и являлось. Майор с неудовольствием отставил в сторону деревянную стопку и настоятельно рекомендовал своей даме заказать что-нибудь другое. Служка принес туес пьяной березовицы – забродившего березового сока – тоже не бог весь что, но на безрыбье и хлорка – творог. Олег Иваныч сильно сомневался, чтоб в этом вертепе имелось приличное вино…

Неспешно прихлебывая березовицу, Олег сумел свести знакомство с сидевшим рядом торговым человеком Иваном Костромичом. Уже изрядно навеселе, Иван угостил нового знакомца «вареной» медовухой и поведал, что гулеванит здесь последнюю ночь, потому как вскорости отправляется в Новгород на двух стругах с воском. Воск Костромич надеялся выгодно продать.

– Ни черта у тебя не выйдет с воском, ганзейцы давно уж с Новгородом не торгуют, – усмехнулся Олег Иваныч, показывая хорошее знакомство с предметом разговора, почерпнутое в беседах с Гришаней.

Иван оторвался от жбана и уважительно посмотрел на собутыльника.

– Ты, я вижу, в торговле толк знаешь, – он с размаху хлопнул майора по плечу. – Только я не переживаю насчет воску, не купят ганзейцы, купит Орден али свеи. Так что проживем. Лишь бы по пути людишки лихие не напали, тати!

– Да, кстати, о татях, – оживился слегка захмелевший дознаватель. – Я тоже в Новгород добираюсь, вместе с приятелем. Нельзя ль с вами?

В ответ Костромич радостно засмеялся и заверил, что таким хорошим людям, как его новый знакомец Олег, завсегда готов услужить и даже тому чрезвычайно рад будет…

– Много за провоз не возьму, деньгу московскую кинете – и все дела! – обняв Олега за шею, пьяно кричал Иван. – Поутру приходи на пристань, сговоримся.

Занятый весьма продуктивным разговором, Олег Иваныч не обращал внимания ни на свою спутницу, ни на гулеванивших в корчме людей. Последних насчитывалось человек тридцать, а то и больше. Все они постоянно приходили-выходили, орали песни, ругались, целовались с размалеванными женщинами и временами били друг другу морды. В общем, бражничали.

Довольный собою, Олег Иваныч наконец решил, что пора и честь знать. Вставая, он вдруг вспомнил о своей даме, хотя, честно говоря, не очень-то и нужна была ему эта юная потаскушка. Он обернулся, так, больше по инерции, женщина все-таки, и никого рядом не обнаружил.

– Ну и черт с тобой, – махнул рукой. – Баба с возу, кобыле легче…

Он бросил взгляд на противоположный край стола и медленно опустился на лавку. На широкой скамье, покрытой волчьей шкурой, распустив золотистые волосы по плечам и сжимая в руках большую глиняную кружку, сидела его неверная спутница и громко смеялась. Но вовсе не она привлекла внимание Олега. Рядом, на той же скамье, обняв смеющуюся девчонку за талию, сидел кровавый ушкуйник Тимоха Рысь. Почтительно подошедший к столу хозяин самолично наливал разбойнику пиво.

– Ну, дела, – покачал головой Олег Иваныч. Нет, он не боялся, что Тимоха его узнает. В корчме было достаточно темно, да и вид майор имел соответствующий: вряд ли кто из его прежних знакомых признал бы сейчас в этом бородатом мужике в потрепанном армячишке и рубахе-пестряди старшего дознавателя одного из питерских РУВД.

Тем не менее Олег Иваныч не был настолько пьян, чтобы полностью игнорировать возможную опасность. Сердечно простившись с Костромичом, он быстро прошел мимо Тимохи и, сбежав по крыльцу, оказался на улице… Светало. На востоке, за церковью, алела утренняя зорька. Над рекой струился редкий туман.

– Однако в какую же сторону идти? – спросил он сам себя и вдруг услыхал позади чью-то легкую торопливую поступь. Обернулся…

– Куда ж ты пропал, кормилец?

Перед ним стояла недавняя спутница, юная «гулящая жёнка», и улыбалась. Улыбка у нее была ничего себе, приятной.

Ни слова не говоря, девчонка подошла ближе, встала на цыпочки и жарко поцеловала старшего дознавателя в губы.

– Пойдем в овсы, пойдем, ну? – целуя, шептала она, увлекая за собою Олега. И тот не нашел сил сопротивляться.

У нее оказалось удивительно красивое тело, молодое, упругое, с набухшими колокольцами грудей.

А в искусстве любви девчонка оказалась столь искусной, что Олег Иваныч на время забыл, где находится.

Потом, лежа посреди овсяного поля, он смотрел в быстро светлеющее небо и ни о чем не думал. Просто наслаждался тишиной, покоем, пением жаворонка и юной красавицей, доверчиво прижавшейся к нему нагим жарким телом.

– Приходи еще, – поцеловав Олега в грудь, тихо попросила она. – За реку, на Фишовицу. Там усадьба. Спросишь Тоньку-Заразу. Это я и есть. Придешь?

– Не обещаю, – честно ответил Олег. – Кстати, а что это за крутой мен так настойчиво лапал тебя сегодня за столиком?

– Какой еще… Ах… – Тонька прикусила язык и прижалась теснее. – Это страшный человек, – прошептала она, – Тимоха Рысь, ушкуйник из Новгорода. Выспрашивал про богомольцев, кто там есть побогаче да куда путь держат.

– Ах, он смерд, холопья рожа! – выругался дознаватель. – Чаю, недоброе затеял, пес! А ну-ка, Тоня, с этого момента поподробнее…

– Боюсь я, боярин, – помолчав, призналась Тонька. – Тимоха сказал, ежели что – враз язык отрежет! Да ничего и не ведаю я боле. Иди лучше сюда, князь мой…

И вновь, уже в который раз, почувствовал Олег Иваныч еще не растраченный жар молодого Тонькиного тела.

– Еще… Еще, боярин… Еще… – изгибаясь, страстно стонала девчонка.

А над овсяным полем вставало желтое летнее солнце. Солнце одна тысяча четыреста семидесятого года.

Поутру отправились на пристань, толковать с Иваном Костромичом. Груженые струги купца тяжело покачивались в темных водах реки, словно жирные беломорские нерпы. Люди купца сновали взад и вперед по перекинутым на берег узким дощатым мостикам, что-то таскали, приколачивали, смолили. Видно, готовились к отплытию…

Иван встретил гостей приветливо, налил по чарке твореного вина, угостил пирогом с рыбой. Столковались, как и просил купец, за одну московскую деньгу, что соответствовало половине новгородской или псковской, но при этом до самого Новгорода – на купецких харчах. Иван поскреб затылок, повздыхал притворно и широко улыбнулся – ударили по рукам…

Солнце немилосердно жарило плечи, когда Олег и Гришаня надумали возвращаться на двор отца Филофея. Струги отправлялись завтра, и нужно было успеть подкрепиться, выспаться да помолиться за добрый путь в церкви Успения. Иван Костромич проводил гостей до берега, похлопал Олега Иваныча по спине, наказав не проспать – отплывать намечалось поутру рано…

Уходя, майор кинул случайный взгляд на скопление людей у корчмы Кривого Спиридона. Кто-то что-то кричал, кто-то ругался вполголоса, кто – плакал. Олег стукнул себя по лбу, вспомнив, что так и не предупредил боярыню Софью. Это ведь о ней выспрашивал вчера ушкуйник Тимоха Рысь, больше не о ком. Кто тут еще из богатых богомольцев имелся-то?

Прибавив шагу, Олег Иваныч с Гришаней быстро зашагали по узкой дороге, тянувшейся меж заборами из покосившихся кольев, мимо корчмы с коновязью с привязанными к ней лошадьми в сбруе. Судя по более чем приличному виду коней, днем вертеп Спиридона Кривого посещали и вполне достойные люди. Видно, функции вертепа корчма начинала выполнять ближе к ночи. Совсем как некоторые заведения во времена Олеговой юности: вечером – ресторан, днем – рабочая столовая.

Вокруг примыкавшей к коновязи ограде толпились чем-то возбужденные люди. Кто-то из приказчиков что-то выспрашивал у толстого рыжебородого дядьки в поношенном зипуне.

– Да от поутру выхожу с корчмы, гляжу – лежит… Прибитая, спаси Господи…