Юрий Гулин - Кодекс звезды Страница 11

Бокий и его командиры сгрудились над планом здания и прилегающих к нему улиц. Вопрос стоял не в том, как брать чёртов дом: после лёгкой артподготовки штурмовые колоны, сосредоточенные на прилегающих улицах, врываются в здание, дальше — дело техники. Бокий пытал командиров: как вообще обойтись без штурма? Дело в том, что в здании, помимо мятежников, находилось немало заложников. «Ни к чему нам, товарищи, превращать очистительный душ в кровавую баню!» Это, видно, близость знаменитых Сандунов, где прошедшей ночью удалось слегка расслабиться (ничего лишнего, ей-богу!), навеяла Бокию банную риторику. Никто даже не улыбнулся, лишь поперечные морщины глубже взбороздили чекистские лбы. Наконец один из командиров отважился на речь. «Думаю я, что многие из мятежников глубоко осознали не только безысходность своего положения, но и неправедность своего поведения…» Командир умолк. Пришлось Бокию его подстегнуть: «И что?» — «А то, — встрепенулся командир, — что есть среди сторонников Блюмкина несколько толковых ребят, совсем не врагов, моих, кстати, хороших знакомцев. Так я думаю, может, мне с ними потолковать? Вот только что я могу им пообещать?» Все взгляды устремились на Бокия. А тот взял и объявил перерыв. Ну не мог он самостоятельно принять нужное решение. Потому, когда все разошлись, засел в комнате связи. Совещание возобновилось через четыре часа. Бокий сразу обратился к инициатору переговоров с мятежниками: «Полного прощения мы им обещать не можем. Да они бы в это и не поверили. Ты ведь и сам не дурак, чтобы в такое верить, правда? Но смягчение приговора можешь обещать твёрдо! Можешь также намекнуть, что если кто не замарался в уголовщине, то вполне может отделаться дисциплинарным взысканием».

Ночью прошли переговоры, а к утру дом на Лубянке был зачищен от мятежников. Жертв было немного, хотя без выстрелов не обошлось. Так, Блюмкина врасплох застать не удалось. Пришлось положить всю его охрану. Сам Блюмкин имел время, чтобы застрелиться, но не сделал этого, и был арестован.

Армия в Москву всё-таки вошла. Необходимо было решить вопрос с латышскими стрелками.

Блокада казарм Латышской дивизии прошла без выстрелов с обеих сторон. После того, как кольцо замкнулось, к КПП чётким шагом направились два молодых офицера. Невозмутимому дежурному доложили: «Сообщите командиру дивизии, что на КПП его ждут представители Наркомата обороны!» Вскоре на КПП прибыл подтянутый полковник, представился: «Временно исполняющий обязанности командира Латышской дивизии полковник Калниньш! С кем имею честь?» — «Майор Рокоссовский!» — «Капитан Жуков!» — представились офицеры. После этого Рокоссовский вручил полковнику пакет. Тот сломал печать, достал лист бумаги, прочёл. В лице при этом не изменился, видимо, ждал чего-то подобного. Спросил, обращаясь к Рокоссовскому: «На словах что-то добавить имеете?» — «Да. Машины будут подаваться на площадку перед КПП. Погрузка побатальонно, без оружия. Но до того должны быть выданы зачинщики мятежа, согласно представленному списку!» Полковник кивнул: «Пойдёмте!» В дальнем конце плаца у каменной стены казармы лежали несколько трупов. В одном из расстрелянных Рокоссовский опознал бывшего командира дивизии Лациса — и почему людей с этой фамилией так тянуло в заговорщики? «Забирайте!» — сказал полковник. Рокоссовский и Жуков молча взяли под козырёк, повернулись и направились в сторону КПП.

В Кронштадт Ежов пришёл на «Авроре». Питер затих, и держать крейсер в Неве нужды более не было. Сталин к его идее лично усмирить мятежную крепость отнёсся неодобрительно. Спросил ворчливо: «Ты что, Шишко не доверяешь?» Получив ответ «Доверяю!» недоумевал: «Зачем тогда туда лезешь? Не много ли чести для матросов, чтобы их сам нарком к порядку приводил?» Ежов терпеливо объяснил: «Честь по чести. Кронштадтцы заслужили, чтобы власть отнеслась к ним с почтением». Сталин усмехнулся в усы: «Я и забыл. Ты же у нас человек почтенный. Как-никак, за сто лет перевалило. — Махнул рукой: — Ладно, поезжай, коли считаешь это правильным. — Уже в спину добавил: — Смотри, голову там не оставь!» Ежов заверил: «Не оставлю!»

Николай всё рассчитал правильно. В Кронштадте его знали, помнили, потому встретили хоть и хмуро, но не зло. Заявили сразу: «У нас мятежников нет, только бузотёры!» — «Так уж и нет?» — жёстко спросил Ежов. Замялись. Отвели глаза. Потом неохотно сознались: «Есть маленько. Там» «Там» — это за береговой линией, в море, где на маленьком острове возвышается форт «Император Павел I». В нём засели главари мятежа, в том числе Дыбенко. Ежову сказали: «Этих бери и делай с ними, что хочешь, но с остальными бузотёрами мы разберёмся сами!» Ежов тряхнул головой: «Ни хрена, братишки, не выйдет! Есть закон — по нему и решим. Обещаю одно: судить моряков будет военно-морской трибунал. В Кронштадте. Ваше мнение при вынесении приговоров будет учтено. И на этом баста!»

По всем документам эта сверхсекретная воинская часть проходила как «Подразделение 33». В названии была отдана дань уважения великому русскому поэту Пушкину, описавшему — если и не первым, то очень образно и ярко — захват отрядом боевых пловцов участка побережья. Помните:

«Окиян подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Расплеснётся в шумном беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя,

Тридцать три богатыря…»?

Шутки шутками, но именно так, с лёгкой руки Николая Ежова, был назван первый в Советской России Центр подготовки боевых пловцов.

Нынче его бойцам предстояло держать боевой экзамен. Задачу перед командиром группы капитаном 3 ранга Рябко ставил лично нарком Ежов.

— Карту акватории, прилегающей к острову, а также план самого форта вы, я полагаю, уже изучили?

— Так точно!

— Тогда вам известно, что в настоящее время форт используется как склад морских мин и торпед Балтийского флота? — Взгляд Ежова был строг и требователен.

— Известно, товарищ нарком! — уверенно отрапортовал Рябко.

Взгляд Ежова потеплел.

— А коли известно, Павел Ильич, то вы не можете не понимать, какими могут быть последствия, если мятежники исполнят угрозу взорвать форт при нашей попытке его захватить?

— Понимаю, Николай Иванович. Форт разлетится на куски, а его обломки накроют и Кронштадт и Ораниенбаум.

— Верно. Но и тянуть со штурмом мы более не можем. Как вам известно, мы вынуждены потакать требованиям мятежников и снабжать их продовольствием и медикаментами. Так вот. В состав продовольствия они постоянно требуют включать спиртное, с каждым разом всё больше и больше. Вам это о чём-нибудь говорит?

— Так точно! — кивнул Рябко. — Дисциплина среди мятежников падает.

— И это тоже, — согласился Ежов. — Но меня больше беспокоит возрастающая при этом вероятность случайного подрыва. Вы согласны?

— Совершенно согласен!

— Это хорошо. Значит, вы должны понимать, что много времени на подготовку операции я вам отпустить не могу. Завтра мятежники пришлют катер за очередным пополнением запасов. Иные корабли они к форту не подпускают. Сегодня вечером, много — завтра утром, вы должны представить план операции. Вопросы?

— Нет вопросов!

— Тогда свободны!

Глубокой ночью Рябко доложил план операции…

На следующий день, когда катер мятежников пришвартовался на обычном месте, ящики и мешки с припасами были уже приготовлены, как и всегда. Убедившись, что пирс пустой, караул маячит лишь у входа, моряки приступили к погрузке. Усатый боцман, руководивший работами, неладное заметил не сразу, а ка к заметил — стал материться.

— Ты чего, Власюк? — удивился один из моряков.

— Так, тудыт их растудыт, вина-то нет!

— Как это нет? — забеспокоился матрос и крикнул в сторону остальных:

— Братва, полундра!

Работы по погрузке прекратились. Моряки, сгрудившись вокруг боцмана, стали обсуждать возникшую проблему. Потом боцман решительно направился в сторону караула, остальные неспешно продолжили погрузку, то и дело бросая взгляды в сторону удаляющейся фигуры. Не доходя до караульных метров тридцать, боцман остановился и с обидой в голосе прокричал:

— Непорядок, братишки!

— Чего случилось? — спросил старший караульный.

— Так вина недоклали!

— И много недоклали? — полюбопытствовал караульный.

— Так совсем недоклали!

— Дела… — посочувствовал моряк. — Только от нас-то ты чего хочешь?

— Так пошлите кого-нибудь, пусть узнает, в чём причина.

— Караул ослабить хочешь? — посуровел лицом старший караульный. — А ну-ка взять его на прицел!

Караульные защёлкали затворами.

— Погодьте, братишки! — выставил вперёд ладони боцман. — Я ж без умыслу какого. Не можете никого послать, так вызовите караульного начальника.