Алексей Колентьев - Главный противник (Не окончено) Страница 11

— У меня табак есть, коли свой весь извёл. Будешь?

В руках старика оказался раскрытый золотой портсигар украшенный богатой гравировкой изображавшей сцены каких-то греческих побоищ. Вот и ещё один сюрприз: золото отливало кроваво-красным оттенком, а клеймо на внутренней стороне верхней крышки говорило об авторской работе. Иными словами вещь была опять с закавыкой, как и мудрёный «винтарь». Внутри лежали папиросы, но без заводского клейма, видимо старик набивал их сам, что в принципе для такой глуши вполне нормально — таким многие балуются, когда табак проще вырастить самому, чем покупать. Я не удержался и втянув носом одуряющий аромат терпкого «зелья», с сожалением отказался:

— Благодарю, но раз бросил, то боле не начну.

— Разумно — Спрятав диковинный портсигар, старик снова уставился в огонь — А я вот не могу избавиться, как в тринадцать лет пристрастился, так до сих пор и смолю. Ты если чего спросить хочешь, то спрашивай, не дичись.

Вызов на откровенный разговор тоже может быть ловушкой: излагать легенду очень удобно, когда инициатива в твоих руках и контроль над нитью беседы перехватить очень сложно. Однако вариантов как баран чихнул, поэтому я только поощрительно кивнул:

— Хорошо, тогда расскажите, как и зачем вышли на контакт с отрядом, ведь с таким знанием местности и припасами, вполне могли просидеть тут сколь угодно долго.

— Просиде-е-еть! — Чернов с горечью мотнул головой и снова вынув портсигар, выудил из него папиросу сунул незажжённой в рот — Вот именно, что просидеть! Все вокруг заладили: моя хата с краю, ничего не знаю. Я раньше по Амуру баржи водил, потом золото мыл, всяко видел. Сам знаешь, народ там рисковый, да разный. Убивцы, жульё — всех видел, но хоть шкурного было много, такого как теперь не припомню. Бывало возьмётся пал лесной или вода высоко подымется — все свои распри забудут и вместе спасаются. А сейчас… тьфу, вспомнить противно! Я сам-то на заимке живу, радио на батарейках, да и ловит погано из-за сопок этих. Аккурат в воскресенье, двадцать восьмого… ну августа то есть, пошёл в посёлок Выриково, это вёрст триста отсюда, если по прямой. Прихожу, а посёлок пустой стоит, никого нету и даже ни одна собака из-за забора не брешет.

— Каратели?

— Они, они самые — Глаза Чернова превратились в узкие щёлочки и заглянув в них меня передёрнуло до чего тёмным огнём они сверкнули — Только я сначала не понял ничего, пока за околицей костёр не запалили….

— Закапывать не стали?

— А чем оне будут копать, коли тракторов всего два и те без соляры ещё с весны. Продали соляру-то. Техника вся у фирмы, которая лес заготавливает, а это не ближний свет, почитай вёрст сто от посёлка, да и посёлок наш одно название — десяток дворов и вся недолга. Так думаю, что оттуда ради трупов бульдозер никто не погонит.

Разгильдяйство оказалось и на сей раз на руку выжившим, я уже догадывался, что услышу дальше но не перебивал. Хотелось понять, почему Лера поверила старику так скоро, ведь история пока повода не давала. Перекинув пожёванную папиросу в левый угол рта, Чернов с тихой яростью в голосе продолжил:

— Свалили всех в кучу за околицей в овраг, завалили дровами из поленниц, да подожгли. А сами стоят возле ямы и добро их изб выпотрошенное перебирают, ясное дело, что ценности искали. Да только чего там ценного у старух да пьяни, что в город не сбёгла? Ну пока оне там ёрзали, я обратно в сторожку — приспособа у меня к винтовке есть, чтобы без шума стрелять. Да знаешь поди учёный, а я медвежью шкуру да флягу мёда за неё одному умельцу отдал…. Как знал, что не только для охоты сгодится.

Пока всё было похоже на моё первое знакомство с карателями, но видимо старик сделал нечто такое, от чего Лера сняла с него все подозрения и я чуть подтолкнул замолчавшего деда уточняющим вопросом:

— Андрей Иваныч, а как вы поняли, что это не простые бандиты, ведь край глухой, всякое может быть.

Чернов не отрывая взгляда от пламени костра только согласно кивнул и беззвучно разлущив ветку валежника на мелкие щепки подкормил затухающий огонь.

— Опять твоя правда, солдат. Отморози всякой теперь не в пример прежним годам больше стало. Могли прийти, наехать по беспределу, это верно, даже пожечь всех тоже могли и никакая власть их не остановила бы. Оне теперь — Старик споткнулся на слове и сощурившись поправился — До войны, то есть и были настоящая наша власть. Как волки среди овец рыскали… да только волк это зверь, он такой жестокости над добычей как человек измыслить не может. Но эти всё чище делали: в посёлке три бабы-молодухи, да мужики хоть и пьющие, но все с оружием — стрельба бы получилась, начни бандиты беспредел. А я бы услышал, чай не оглох ещё. Но тихо всё было: баб никто не трогал, стрельбы и криков тож не слыхать. Химией какой-то пахло и запах незнакомый, потравили точно крыс, я так мыслю. Не будь огня за околицей, то и мы с тобой бы сейчас не беседовали.

Пока всё выглядело более чем логично, я помаленьку начинал верить в рассказ лесника. Рассказ его, полный шероховатостей и мелких нестыковок это именно то, что в реале называется правдой. Множество специфических слов неожиданно прояснило для меня возможное происхождение винтовки и портсигара: старик скорее всего долгое время был на золотоносных приисках, но не сидел, это совершенно определённо. Старатели народ большей частью авантюрного склада характера с морем тёмных пятен в биографии, но не обязательно это криминал, часто просто какая-то личная драма или склонность к приключениям. Лера тоже не вчера родилась — увидела атрибуты «вольного старателя» и может быть с этого и началось доверие. Тем временем Чернов продолжал, рассказ его выглядел всё интереснее и интереснее:

— Не стал я мешкать и назад, на заимку побежал. Душегубы эти на машинах приехали, а я короткую дорогу знаю, что вокруг грунтовки идёт. И хоть они на колёсах, да я их быстрее буду. Да и Белка… ну кобылка у меня есть, по тропе быстрее пройдёт, а я как на грех пешком в посёлок отправился.

— Догнали?

— А то как же — Старик впервые беззлобно, даже с гордостью улыбнулся в бороду — Подловил их, когда оне через ручей переправлялись. Гать там, с тех пор как мост смыло, вот и застряли ироды. Одна-то было переехала, да видно растрясли гать и вторая машина прям у берега и встряла в грязюку. Оне правда быстро лебёдку наладили, но видно нагрузили барахла грабленого, плохо дело спорилось. Я Белку привязал, приспособу на винтовку прикрутил и на скалу залез — тут часто камень старый что те гнилые зубы из земли прут.

Момент с грабежом зачищаемых деревень меня заинтересовал, сразу вспомнились коробки с куревом сваленные в командирской «бытовке» на аутпосте наёмников. До сих пор трудно взять в голову зачем они это делают, поэтому я уточнил:

— Значит, ограбили магазин и сгрузили всё во вторую машину. Но зачем им палёная водка и консервы да катаное курево?

— А чёрт его разберёт — Чернов вынул папиросу с размочаленным мундштуком изо рта и заложил за козырёк кепки — Но вторая машина точно для барахла была приспособлена, думаю оне не в первой так поступают. Подобрали всякую рухлядь: два самовара старых, иконы и ковров штуки три. Всё это помимо водки, сигарет и консервов. Да сноровисто так упаковали, я даже удивился.

Этот непонятный факт я оставил на потом, хотя вряд ли это что-то значимо меняет в общей схеме. Ну предположим, что пристрастились оккупанты к нашей водяре и консервированным говяжьим хрящам, ну и что тут особенного? От ботулизма они вряд ли перемрут, ведь это наёмники — полнее могут быть перебои со снабжением, кадровых частей это скорее всего не касается. Тем временем лесник продолжал рассказ:

— Машины у них больно хитрые, что твой броневик: через стекло такой не взять, да на моё счастье прочности гати оне не знали, иначе так бы не нагрузились. А я помню, что по той тропке только порожняк пройтить может, гружёная машина в объезд ходит в посёлок. Да только оне-то эту заморочку не знали, вот и въехали в грязь по самое брюхо. Ну и… порешил я их всех.

— Лихо — Я подбросил в огонь ещё пару толстых сучьев, ловя реакцию деда — Шесть человек с автоматами так просто дали себя застрелить?

Чернов лишь шумно вздохнул, полезши в карман вынул оттуда семь «собачьих жетонов» — как амеры и вообще люди в Забугорье называют медальоны с личным номером. Зажав их в кулаке, чтобы не звенели, лесник передал их мне, на сей раз пристально глядя мне в глаза:

— Главная ваша, тоже не поверила, только ей я помимо энтих побрякушек, потом ещё и головы предъявил. А что до мастерства…. Я белку голыми руками ловлю, могу к сохатому на вытянутую руку подойти, нешто каких-то живодёров из ружья с приспособой бесшумной убить не смогу? Ну бегали оне сначала, потом стрелять взялись, а меня-то не видать, да не слыхать! Машины встали, антенну на крыше я отстрелил, короткая связь у нас не берёт далеко. Двое их осталось, сутки оне в кабине сидели, помощи ждали.