Статский советник - Валерий Пылаев Страница 11

несчастным железным рыцарем в своей старой спальне. Местные стальные вояки выглядели начищенными, вальяжными и строгими — пожалуй, как и все здесь.

Кабинет — скорее всего, принадлежавший скончавшемуся много лет назад императору Александру — буквально источал из каждого угла, из каждой щели мужественность. Угловатую, тяжеловесную и концентрированно-серьезную. Видимо, поэтому Павел и пожелал работать здесь — то ли чувствовал себя поувереннее в отцовском кресле, то ли компенсировал солидностью обстановки недостаток собственной.

И это, как ни крути, работало: тот, кто занимался интерьером, определенно знал какой-то секрет. Кресло Павла за огромным столом из темного дерева стояло с моим на одном уровне, а сам император всероссийский заметно уступал мне и ростом, и шириной плеч — и все же с моего места казалось, будто я пожаловал в гости к человеку изрядной величины — и не только по чину. Павел непостижимым образом возвышался над всем сущим в кабинете, и кто угодно на моем месте чувствовал бы себя мелким и незначительным.

Не самое приятное ощущение — особенно когда его старательно и нарочито пытаются приправить томительным ожиданием. Павел прекрасно знал, что каждый день — включая весьма условные выходные — у меня расписан чуть ли не по минутам, но все равно продолжал старательно вглядываться в печатный листок.

Который ко всему прочему, похоже, еще и держал кверху ногами, перевернутым.

Такого я, конечно же, терпеть не собирался — поэтому и огрызался от всей души. В кабинете нас было только двое, так что можно было не стесняться: я развалился в кресле, закинул ногу на ногу, демонстративно зевнул и принялся глазеть по сторонам настолько бесцеремонно, что у висевшего на стене портрета Петра Великого, кажется, чуть покраснели щеки. И я, пожалуй, продолжал бы это бесконечно…

Но Павел не выдержал первым: неодобрительно кашлянул, отложил перевернутый листок и посмотрел на меня поверх очков: их его величество тоже носил для пущей солидности, как и мундир егерского полка с невесть откуда взявшимися орденами. На горничных, подавальщиц, солдат-караульных, придворных и, пожалуй, даже на некоторых министров молодецкий и суровый облик молодого императора наверняка действовал, как положено.

Но я почему-то вдруг почувствовал совершенно неуместное желание рассмеяться.

— Доброго дня, ваше величество… еще раз. — Я, не поднимаясь, изобразил легкий поклон. — Подозреваю, мне стоит извиниться, что я имел смелость пожаловать без подобающего приглашения, и все же…

— Да ладно тебе, княже, — отмахнулся Павел. — Приехал — значит, нужно.

Расслабленная поза, никаких свидетелей, печенье с чаем на краю стола, панибратское обращение и мой старый “титул” из училища. Его величество всем видом намекал, что беседа будет легкой, неформальной… но взгляд выдавал обратное. Пытливый, внимательный, будто бы спрашивающий: зачем же ты, Горчаков, пожаловал? На мгновение показалось, что меня буквально просвечивают насквозь.

Но только на мгновение.

— Угощайся, если есть желание. — Павел пододвинул блюдце с печеньем. — Твое любимое.

— Спасибо, государь, я ненадолго. И по делу.

— Ну, раз по делу — тогда рассказывай. Сам понимаю, время сейчас такое — самому некогда чаи гонять, — кивнул Павел. — С чем пожаловал?

— Это ты мне скажи. А то его светлость князь Багратион недавно обмолвился, что у императора, дескать, ко мне будет особое поручение. Он получается, знает — а мне и не сказали пока. — Я чуть подался вперед, улыбаясь. — Непорядок.

Павел несколько мгновений молча буравил меня взглядом, будто соображая, с какой стороны подступиться, но потом тихо выдохнул и полез куда-то в ящик стола.

— Есть у меня к тебе поручение, княже. Такое особое, что мало точно не покажется. Но пока вот на, погляди, — сказал он, выкладывая передо мной небольшую пачку фотографий. — Узнаешь… изделие.

Изделие я узнавал. И еще как — хоть и не сразу. Угловатый корпус, затворная часть с курком, будто отпиленная от немецкого “маузера”, длинный магазин перед скобой и деревянная ручка с выемками под пальцы спереди, чуть ли не на самом кончике ствола. Что-то похожее показывал мне Судаев в день нашего знакомства на фабрике. Автоматический пистолет, возможно, тот же самый…

Хотя, скорее нет: если память меня не подводила, у того ствол был подлиннее, а этот словно откромсали лобзиком. Магазин вдвое короче, корявый предохранитель… игрушка на фотографии выглядела уродливым братцем той, что мне случалось подержать в своих руках. Я бы даже предположил, что это всего лишь неаккуратная копия, если бы не эмблема оружейных мастерских Горчаковых — оттиск на вороненом металле.

— Знакомый вензель, — усмехнулся я. — И знакомое оружие — хоть я и представить не могу, кто притащил тебе эти фотографии. Насколько я знаю, эта разработка пока еще не пошла в серию, и ее не должны были даже…

— Поверь, я бы на твоем месте не переживал за какие-то там утечки из сборочных цехов. Боюсь, все… намного хуже. — Павел сгреб фотографии ладонью и отодвинул в сторону. — Именно из этого оружия двадцать восьмого июля и застрелили германского кайзера Вильгельма.

Мда-а-а… Похоже, Судаев все-таки не ошибся. В его непосредственном окружении на заводе действительно нашелся ушлый конструктор, который не только втихаря стащил опытный образец и переправил его в Варшаву, но и влепил на бок пистолета клеймо, которое в сложившейся ситуации выглядело в буквальном смысле автографом.

— Откуда?.. — осторожно начал я.

— Из проверенного источника. — Павел поджал губы. — Там были еще фотографии, княже, и куда более… красочные. Но их я тебе показывать не буду, ладно?

— Избавь, да, — поморщился я. — Видимо, про подделку можно даже не спрашивать, да?

— Именно. — Павел протяжно вздохнул и подпер голову ладонью. — Снимки подлинные, а о подробностях убийства известно немного: зачарованные пули, стреляли практически в упор, один из гостей на приеме.

— Кто? — встрепенулся я. — Известно, кто?..

— Фамилия тебе ни о чем не скажет. Какой-то нетитулованный дворянин родом из Петербурга. — Павел мрачно усмехнулся. — И допросить его по вполне понятным причинам уже не получится.

— Свидетели? — Я откинулся на спинку кресла. — Там наверняка присутствовала вся варшавская знать, а не только немцы. Неужели нельзя было?..

— Можно. И даже к местным службам у меня нет никаких претензий, — отозвался Павел. — Меня больше удивляет другое: снимки всплыли уже куда позже. Только через пару недель после начала войны.

— Тогда я вообще ничего не понимаю. — У меня на мгновение возникло ощущение, что его величество зачем-то решил поиграть со мной