Распутин наш - Сергей Александрович Васильев Страница 11

маломощных малокалиберных браунингов, принадлежащих великим князьям. Создаётся полное впечатление, что они перестреляли друг друга… Единственное, чего не хватает — внятного мотива такой жестокости. Отсутствуют не только явные конфликты между участниками бойни, но даже намёк на таковые. Все убитые принадлежат одной, условно говоря, английской партии. Между ними нет никаких необъяснимых противоречий. Наоборот! Есть один объединяющий всех интерес. Все они одинаково негативно относились к Распутину и участвовали в заговоре с целью его ликвидации…

— Николай Степанович, вы знали? — ошарашенно спросил Глобачев. Его кавалерийские усы — верный барометр настроения — почти разогнулись и торчали в разные стороны, как стрелы.

Батюшин досадливо прикусил язык. Руководителя охранного отделения можно было понять. Именно на него высочайшим повелением возложена охрана «друга царской семьи» и наличие широко известного заговора означало служебное несоответствие Глобачева… А услышать про это от конкурирующей структуры — что может быть обидней?

— Константин Иванович! — как можно мягче произнёс Батюшин, — массовое недовольство Распутиным и разные слухи о покушении на него гуляют в высшем свете с начала войны. Я был уверен, что вы в курсе настроений общества… Давайте не обострять и без того сложное положение. Как видите, ваш подопечный живее всех живых, в отличие от тех, кто интриговал против него. А это значит…

— Вы хотите сказать, что этот неграмотный мужик, не имеющий никакого представления о военном деле, смог отобрать оружие у пятерых офицеров и хладнокровно перестрелять их? — вмешался в разговор адмирал, чувствующий себя крайне неуютно в компании двух генералов, чья деятельность заставляла брезгливо морщить носик элиту элит, белую кость — морских офицеров.

— Я не настолько наивен, Адриан Иванович, — отрезал Батюшин, не терпевший пренебрежительного отношения к себе и своей службе. — Это значит, что в самый ответственный момент в естественный ход событий грубо вмешалась некая третья сила. Условно я бы её назвал германской партией — в противовес уже названной английской. Вычислить конкретных подозреваемых не составляет труда, если просто перебрать тех, кто обязан Гришке своей должностью или в какой-то мере зависит от него.

Собеседники замерли, не решаясь продолжить разговор, ибо первым должно прозвучать имя государыни-императрицы. Нелюбимая и презираемая, она всё же была персоной, обсуждение которой было табуировано, тем более в служебное время.

— Если уж мы заговорили про германскую партию, — осторожно предложил Непенин, не стоит ли вспомнить тех, кто последнее время наиболее активно предлагал замириться с кайзером.

— Позвольте, господа, что же это выходит? — вскрикнул Глобачев.

— А выходит, дражайший Константин Иванович, — резюмировал Батюшин, — что этого «святого чёрта» охраняли не только ваши люди, но и кто-то ещё, не в пример более квалифицированно. Предполагаю, что они прибыли в Юсуповский дворец в самый разгар событий, успели в последний момент…

— Или были уже там, вмешавшись, когда дело дошло до стрельбы, — предположил Глобачев.

Батюшин коротко кивнул, соглашаясь.

— Отбив «de première nécessité», они оставили во дворце погибшего Пуришкевича, и, захватив раненого Гришку, поехали туда, где ожидалось известие о покушении… Ну а дальше вы всё сами видели…

— Почему же, в таком случае, они не увезли с собой раненого Распутина из британской миссии?

— Потому что к этому времени ему уже ничто не угрожало, а нападающие не хотели раскрывать своё инкогнито, — уверенно заключил Батюшин. — По всему выходит, что мы столкнулись с хорошо законспирированной организацией, имеющей своих людей среди нас и в английской миссии.

— То есть вы намекаете… — неуверенно начал Непенин.

— Я не намекаю, я говорю прямо. Тут за версту пахнет германскими сапогами! — отрезал Батюшин.

Все, не сговариваясь, оглянулись, силясь найти среди множества обращенных к ним лиц внимательные глаза немецкого шпиона.

— Что будем делать? — задал естественный вопрос Непенин.

— Думать и искать объяснения, — вздохнул Батюшин, доставая взятые в сейфе бумаги. — В первую очередь — откуда в сейфах британской разведки отчеты вашего охранного отделения, Константин Иванович?[5]

Первый лист перекочевал к Глобачёву из рук Батюшина. Лицо начальника охранного отделения приобрело землистый цвет.

— Я надеюсь, вы не считаете… — начал он дрогнувшим голосом.

— Конечно, не считаю, — устало отмахнулся Батюшин. — Уверен, каждый из вас, господа, ощущает близкое дыхание русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Предлагаю узнать, как он выглядит из английского окопа.

Батюшин протянул Глобачёву следующий листок.

— Это расходная ведомость подкупа солдат и унтер-офицеров запасных частей при склонении их к неповиновению. Тут указаны даже адреса кассиров — вблизи мест дислокации батальонов. Работа уже ведется вовсю.[6] А вот — такая же смета, но для бастующих рабочих. Как видите, участвовать в стачках экономически выгоднее, чем стоять у станков. Ну и на десерт — то, что касается всех присутствующих. Проект приказа новой революционной власти по войскам Петроградского гарнизона и флоту. Английский язык знают все?[7] Ознакомьтесь, не торопясь, вдумчиво.

Батюшин достал из кармана последний листок и сунул в руки Непенину.

— Это еще не всё, — приглушил он свой голос. — В резиденции остался документ с весьма занятным названием «Stand-off list» из двухсот фамилий. Можно перевести, как «дуэльный список». Так вот, мы с вами там — в лидирующем пелетоне.

— И что это всё значит? — помахал прочитанным текстом Непенин.

— Это значит, дорогой Адриан Иванович, что Россия на этой войне получила на один фронт больше, а союзников — на одного меньше. Может, их и вовсе нет…

— Простите, Николай Степанович, — прищурил глаза Глобачёв, — всё это «богатство» вы обнаружили за те полчаса, пока беседовали с моим подопечным?

— Он показал мне сейф, не замеченный при первом осмотре, — неохотно ответил Батюшин. — А что?

— Так может быть, он еще расскажет что-то, что прольёт свет на ночное происшествие и на эти весьма любопытные бумаги. Честно говоря, я с удовольствием уступил бы ему право предстоящего высочайшего доклада.

— А вот тут, дражайший Константин Иванович, я вас порадовать не могу, ибо забираю Распутина для производства следственных действий.

— На каком основании, простите?

— На основании подозрения о шпионстве в пользу Германии.

— Я буду вынужден отразить в своём рапорте…

— Давайте договоримся, Константин Иванович, — произнёс Батюшин с плохо скрываемой угрозой, — вы не обсуждаете и не отражаете в своем рапорте мои действия, а я забываю про утечку секретных донесений Охранного отделения, оказавшихся каким-то загадочным образом в британской миссии. Кстати, скоро тут появятся английские дипломаты. Сами с ними будете общаться или предоставите это контрразведке?

— Но что же мне сообщить государыне? — прошептал Глобачев.

— Сообщите, что похищен неизвестными. Ведутся поиски. Прилагаете усилия. А когда я вам его отдам, у вас появится возможность отчитаться об успешно проведенной операции спасения. Прошу прощения, господа, но я исчерпал все отпущенные мне лимиты времени. Позвольте