Неожиданный наследник-2 - Александр Яманов Страница 11

Через два часа малыши и, поддержавшие их старшие, даже не думали успокаиваться. Благо сегодня суббота и нет занятий. На уговоры сердобольной Епистимы, мол, дети устали и пора кушать, последовал дружный отказ. Но здесь смекалку проявила Устинья, приказавшая слугам вынести на улицу столы с лавками. Далее она буквально заставила столешницу пирогами и напитками. Заодно отправила детей в уборную, и мыть руки. После небольшого перекуса игроки с ещё большим неистовством принялись за городки. Кстати, женщина отца не забыла о Пафнутии с помощниками, накрыв им отдельный стол и не поскупившись на еду. Судя по довольному лицу камердинера, ему ещё и налили, явно не кваса.

Я же отошёл от площадки и просто счастливо наблюдал, как веселится родня. Впервые после возвращения меня немного отпустило, и безутешное горе уступило место ноющей тоске. Постепенно погружаюсь в воспоминания о событиях последних трёх дней.

— Анна Михайловна умерла, Ваше Высочество. Причина — кишечные колики, как мне сообщили.

Я выслушал слова Пафнутия, но не мог поверить в случившееся. Этого не может быть! Как?

Постепенно мне удалось успокоиться и задать вопрос, стоящему навытяжку и бледному как мел камердинеру.

— Когда это произошло? И закладывай карету, поедем домой к графине. Хочу поговорить с её управляющим, это весьма знающий и толковый человек, — через некоторое время с трудом поднимаюсь с кресла и тянусь к снятому кафтану.

— Ээээ… — начал мямлить Пафнутий, — Прошу меня простить, но приказано пока не выпускать вас из дома. Распоряжение дал присланный накануне гвардейский офицер, который выполняет приказ самой императрицы. Он с солдатами расположился во флигеле. Анна Михайловна же умерла двадцать пятого июля.

С трудом сдерживаю рычание и желание швырнуть в камердинера подсвечник. Уж он точно не виноват, и вообще был со мной в поездке. Я опоздал всего на три недели! Некоторое время пытаюсь отдышаться, но гнев буквально душит меня, не давая здраво рассуждать. Только нельзя сейчас буянить и вступать в противостояние с гвардейцами. Делаю несколько глубоких вдохов и шумно выдыхаю.

— Хорошо. Отправь гонца в Шушары, пусть сообщит отцу и сестре, что я вернулся. Писать ничего не буду, — мне, наконец, удаётся собраться с мыслями, — И вина мне. Быстро!

Пафнутия буквально сдуло, от моего хрипа. Я же рухнул обратно в кресло и упёр затылок в спинку. Как же так?

Немного посидев, понимаю, что нужно действовать, иначе я сойду с ума. Но как прикажете это сделать, если во дворец заблаговременно прислали солдат? А ещё неизвестно, сколько слуг работает на экспедицию или Суворова, который занимается в стране политическим сыском. Они спокойно скрутят меня и без пришлых надзирателей.

Вскакиваю с кресла и начинаю ходить по кабинету. В голове пустота и образ Анны, какой я запомнил её при нашей последней встрече. Тогда она стояла у окна полностью обнажённая и смотрела с хитринкой. Будто обещая подарок или узнав, что-то важное, но решила рассказать позже. И не смогла. А ещё была какая-то тайна, связанная с интригами, не касающаяся напрямую наших отношений.

Я уже хотел было выскочить из комнаты и ринуться в конюшню, дабы оседлать любую лошадь, а далее прорываться во дворец графини. Но тут раздался робкий стук в дверь. После чего вошёл Пафнутий, а за ним слуга с подносом. Они быстро водрузили на стол бутылку, бокал и несколько блюдец.

— Останься, — приказываю всё ещё бледному камердинеру, который хотел выйти следом за лакеем, — Как появится Крузе, то пусть сразу идёт сюда. Испанец чего делает?

— Дон Алонсо у себя в комнатах, а доктора пока не было, — протараторил Пафнутий и выскочил из кабинета после взмаха моей руки.

Сажусь обратно в кресло и трясущейся рукой хватаю бокал. Делаю несколько глотков, в животе становится тепло, а мысли перестают метаться. Сейчас нельзя думать об Анне, а необходимо рассуждать здраво.

То, что со смертью графини не всё гладко, я чую нутром. Уж слишком много совпадений, если вспомнить её последние слова. Потому мне не верится в колики. По моему приказу Крузе осматривал Анну несколько раз и признал её полностью здоровой. Да и был недавний пример, как один свергнутый монарх помер от колик. Правда, его сначала пытались отравить, а потом задушили шарфом.

Поэтому надо успокоиться и подумать, как узнать правду о случившемся. А ещё есть вероятность, что злоумышленники ждут моих необдуманных действий. Нельзя давать им повода добиться своего, совершая необдуманные поступки.

Как же сложно пытаться рассуждать, когда ты лишился части своей души. Только потеряв любимую, я понял, что она для меня значила. Не хочу бросаться громкими словами, будто Анна стала моим миром. Только почему внутри так пусто, будто я заледенел? Куда-то пропали все чувства, кроме тоски и отчаяния?

Дабы немного успокоиться и перестать себя изводить, достаю листы бумаги с пером. Пока займусь тем, что давно хотел сделать. Надо записать знания, полученные от Майора, которые мне удалось вспомнить в последние месяцы. Я давно делаю пометки карандашом в небольшом блокноте, который постоянно ношу с собой. Вот будем разбираться, заодно немного отвлекусь.

Но в голове, будто молоток стучит мысль о случившемся, а перед глазами встаёт образ графини. Я обдумываю различные причины, кому она могла помешать и ничего не нахожу. Вернее, главным виновником мог стать один излишне говорливый и нетерпеливый наследник. Отчего становится ещё тоскливее.

Лучше постараться не показывать своё расстройство и дождаться разговора с Шешковским. Уж он точно должен знать всё о смерти Анны. Только Степан Иванович не спешит ко мне на встречу. Остаётся только Крузе, через которого можно попробовать узнать хоть чего-то.

Пробую писать, но получается мазня с обилием клякс. Скомкав очередной испорченный лист, ломаю гусиное перо и отбрасываю в сторону. Сделав ещё раз дыхательную гимнастику, снова тянусь к бокалу. После очередного глотка понимаю, что меня беспокоит. Быстро подкрадываюсь к двери и резко её распахиваю. Камердинер, прислонившийся к одной из створок, чуть не ввалился в кабинет. Выглядело это забавно, но мне сейчас не до смеха.

Судя по красным глазам и общей помятости, Пафнутий задремал стоя.

— Ты чего