Сага о Рорке - Андрей Львович Астахов Страница 11

Мамка парила и мыла Яничку то ключевой водой, то квасом, то травяным настоем, покуда девка совсем не размякла и не обессилела. Еле добрела Яничка до своей горницы, где тотчас заснула мертвым сном. Время подходило к вечерней заре, когда она проснулась.

- Проснулась моя еврашка, - с нежностью сказала мамка, увидев это. – А я тут рухлядь твою разобрала, что надеть к вечеру.

- Нянюшка, - Яничка будто и не слышала старуху, - а верно, что у варяжинов бабы вроде собак объедки едят?

- Балмочь! – сердито ответила мамка. – Варяжин ничем не хуже нашенских женихов. А Эймунд не токмо молод и красив, но и богат. Будешь в ромейских влатиях ходить, в золотых перстнях, но серебре кушать – чего еще девке надо?

- А коли не полюблю его? – спросила Яничка.

- Полюбишь. Любовь со временем приходит, еще крепче становится… Чего грустишь, дочка? Не здорова ли?

- О варяжине думаю. Сердцем чую, не жених он мне.

- Говорят, Эймунд собой хорош – статен, могуч, молод. Хоть и варяжин, а жених хоть куда.

- Зане знаю, не полюблю его.

- Ой, ли! – Мамка уперла полные руки в бока. – Батюшке твоему такие речи не понравятся.

_ Ты не сердись, нянюшка, я ведь сама ничего не знаю. Чувство у меня какое-то странное, что-то случиться должно, и худое, и хорошее сразу.

- Так не бывает.

- Яеще Эймунда в глаза не видела, а уже знаю, что он мне не полюбится.

- Главное, чтобы ты ему полюбилась. Нас, баб, не спрашивают, кто нам люб, а кто нет.

- Мне боги другого судили.

- Уж не Куяву ли? – насмешливо спросила мамка Злата. – Красив парень, да и по тебе сохнет. Дай волю, девнесь под окнами бы торчал.

- А вот и не Куяву! – сердито ответила Яничка. – Он мне еще неведом, но скоро я его увижу. Я его во сне видела. После бани мжа меня сморила, вот и приснился он мне.

- Приснился! И каков же он, твой суженый – ряженый?

- Не такой, как все. Помнишь, нянюшка, я с девками прошлой зимой на опанках гадала? Сказано мне было, что жених мой будет не из-за моря, а из-за леса

- И-и-и, страсть-то какая! – Мамка даже присела.- Медведя, что ли полюбишь?

- Не знаю, кто он, - задумчиво ответила Яничка. – Не такой он, как все. Понимаешь? Чужой вроде, а родной, едино…

- Головы у вас, девок, мякиной набиты! – в сердцах воскликнула Злата. – Сами не знаете, чего хотите. Думаешь, я другая была? Так же, как и ты ждала суженого. А что толку? Вскую жизнь прошла! Так меня замуж никто не взял, - губы у мамки задрожали, глаза увлажнились. – Не нарожала я детишек, одна ты у меня родная душа.

- Нянюшка, - вновь заговорила Яничка, думая о своем, - а ты упыря видела?

- Упыря? Чур меня! Да ты что, в самом деле? Пусть пресветлый Хорс защитит нас от упырей!

- А правду говорят, что на кого упырь глянет, тот сам упырем станет?

- Балмочь! Упырь всегда зол и крови человеческой алчет, но к чистой и невинной душе доступа не имеет, - мамка пошептала какой-то наговор, подула себе на пазуху. – Хватит о страстях всяких баить. Лучше платье примерь.

Яничка подошла к разложенному на лавке платью из ромейской паволоки, шитому золотыми цветами. Платье оказалось ей впору, только в груди слегка жало. Мамка подала зеркало, и Яничка смогла оглядеть себя.

- Хорошо! – восхитилась мамка. – На ножки-то постолы ромейские наденешь. А волосы я тебе заплету.

- Нянюшка! – позвала Яничка.

- Чего?

- А верно, что у Мирославы муж был упырь?

- Рутгер – варяжин? – Злата вздохнула. – От одних я слышала, что Рутгер еще до женитьбы на твоей сестре был колдуном, в варяжских краях их много. А еще мне говорили, что сразу после свадьбы Рутгер поехал на охоту, и там его покусал волк, а волк – то был непростой, а волколдак, оборотень – чур меня! От того укуса Рутгер разболелся и помер, что к лучшему для него было.

- Это почему?

- Потому что, коли б Рутгер от того укуса не умер, то сам бы оборотнем стал.

- Нянюшка, страшно-то как! – прошептала княжна.

- Знамо страшно.… Сиди смирно, а то весь бисер рассыплю.

- Нянюшка, а что с Мирославой сталось?

- Схоронила она мужа, осталась вдовой, да еще чреватой. Отец и пошли ее к родне Вешницы, жены своей первой, в землю бодричскую. Там ее хазары и умыкнули. Набег был большой, много тогда итильцы поганые жен и детишек в ясырь взяли…

Мамка еще что-то говорила, но Яничка ее больше не слушала. Ей вновь вспомнился сегодняшний сон. Она не могла понять. Почему ей приснились такие странные вещи. До сего дня она мало, что знала о своей сводной сестре Мирославе, а о Рутгере - варяжине и вовсе узнала лишь вчера. Теперь же они явились ей во сне, и с ними был третий, неведомый, незнакомый Яничке, но отчего было ей так радостно встретить его? Княжна силилась понять, но не могла.

- Вот и все, - облегченно вздохнула мамка, завершив свою работу. – Коса сверкает, как из золота! Повязку с колтами позже наденешь… Что-то ты бледная сегодня. В бане не угорела ли?

- Ноги у меня слабые, нянюшка.

- Это от ожидания. Скоро братья за тобой придут. Да и мне пора переодеться, чтобы тебя сопровождать.

- Ступай, одевайся.

Злата поклонилась, ушла. Княжна встала с лавки, подошла к окну. Начинало вечереть, тени стали гуще и длиннее, край огромного багрового солнца уже коснулся вод Большого Холодного озера. Березы у терема кланялись под порывами ветра. Со двора был слышен гомон, смех и крики – челядь готовилась к пиру, накрывала столы. Но княжна думала не о пире, не об Эимунде. Ее взгляд был прикован к темной полосе леса по берегам озера.