Юрий Валин - Наш бронепоезд. Даешь Варшаву! Страница 12

Чай пили с конфетами и знаменитым печеньем фабрики Жоржа Бормана. Печенье, хоть и черствое, было очень даже ничего. И где его поручик откопал в нынешнее скудное время? Катя вовремя остановилась, придвинула вазочку к Проту. Парень выглядел подавленным, хрустел конфетами без аппетита. Нервничает. Зато Витка набралась храбрости и завела светскую беседу с поручиком. Улыбчивый Виктор был совсем не против – чересчур яркой и рослой Кати он побаивался, а юная черноокая иудейка была по-своему мила.

– …сам сюда заедет. Сейчас главнокомандующий на переговорах, но приказано непременно ждать. Да вы не волнуйтесь, Антон Иванович – интеллигентнейший человек. И идеям либерализма не чужд. Некоторые находят, что даже излишне снисходителен. Вот и с большевиками все нравоучительные беседы ведет, все без лишней крови договориться надеется…

На Главнокомандующего ВСЮР удалось глянуть только со спины. Генерал-лейтенант производил впечатление аккуратного сдержанного человека. Ничего особенного. На генералов Катя и раньше вдоволь насмотрелась.

Главнокомандующий пожелал побеседовать с блаженным мальчиком наедине. Конвой, грохоча сапогами и звякая шашками, закрыл двери в залу и устроился в коридоре. На девушек, торчащих в окружении контрразведчиков, поглядывали. Кто-то из офицеров пошутил, и конвойные приглушенно засмеялись.

– Пожалуй, барышни, незачем нам здесь толкаться, – заметил подполковник Макаров. – Командующий пожелал побеседовать с вашим провидцем обстоятельно, подробно. Закончит – мы услышим. И не беспокойтесь, ничего с мальчиком не случится. Он теперь фигура ценная. Охрану вашу, уж не обессудьте, приказано усилить.

– Охрану или стражу? – пробурчала Катя.

– Охрану, охрану. От внешних злоумышленников. Вас, Екатерина Георгиевна, пока считаем представителем дружественного нам подполья. А вот Прот… Я перед его превосходительством поручился, что мальчик действительно редкими способностями обладает.

– Надеюсь, пытать его никто не вздумает?

– Считаете, имеет смысл допрашивать с пристрастием? – подполковник глянул на Катю холодно. – По-моему, мальчик и так весьма охотно говорит. Даже слишком охотно. Естественно, в периоды, когда в истерику не впадает.

Очевидно, истерики у Прота не случилось. Поручик организовал еще чаю, приволок и миску меда. Подполковник молчал, Катя, искоса поглядывая на четко вылепленное, усталое лицо, тоже помалкивала. Виктор вполголоса рассказывал любознательной Витке о городе. За распахнутым окном шелестел тополь, и летняя темнота пахла свежим медом.

Главнокомандующий закончил беседу уже за полночь. Протопали по коридору засидевшиеся конвойные. Катя и Вита поспешили к двери. Макаров не мешал, шагал следом.

Прот, устало ссутулившись, сидел на диванчике. На щеках засохли разводы от слез.

– Эко тебя этот либерал измочалил, – пробурчала Катя.

– Он спокойно разговаривал, – пробормотал мальчик. Мысли его явно блуждали где-то далеко. – Антону Ивановичу было нелегко со мной говорить. Но он поверил.

Катя оглянулась на стоящих в дверях контрразведчиков. Да, Прот, если захочет, кого угодно убедит.

– Ладно, поверил, и хорошо. Пойдем, чаю попьешь.

– Не хочу. Мне бы спать лечь, – мальчик выглядел совершенно измотанным.

В коридоре теперь расположились четверо солдат. Не те стрелки, что днем, – нынешние вели себя посвободнее, расселись с карабинами у стены и под окном. У каждого еще и кобура на поясе. Макаров тоже не ушел, сказал, что будет по соседству, и приказал солдатам плотнее завесить окна.

Витка пороптала на духоту, но вскоре засопела. Прот рухнул как убитый, едва дойдя до койки. Катя ворочалась. Действительно душно, но это потому что днем успела отдохнуть. Сейчас и спать не хотелось, и на душе было как-то погано. Возможно, из-за Прота – совсем пацан обессиленным выглядел.

Катя выругалась про себя, натянула нелепое платье и обулась.

Охрана бодрствовала – стволы не вскинули, но было понятно – резких движений лучше не делать. Катя поинтересовалась – не спит ли его высокоблагородие?

Подполковник не спал. Сидел над раскрытым блокнотом: лампа притушена, на коротком диванчике у стены безмятежно похрапывал поручик.

– К вам барышня просится, – доложил заглянувший часовой.

Катя прислонилась к косяку, невесело усмехнулась вопросительному взгляду подполковника:

– Нет, Алексей Осипович, я не соблазнять вас явилась. Настроение не то. Мрачно что-то. Депрессивно. Прота мы с вами совсем замучили. И вообще… Нельзя ли распорядиться, ну, грамм сто, что ли. Для душевного равновесия. Если компанию составите, буду крайне обязана. Уж простите за бесцеремонность.

Взлетевшие в изумлении брови Макарова вернулись на место:

– А вы, Екатерина Георгиевна, удивить умеете не хуже, чем отрок ваш сверхъестественный. Склонны к алкоголизму?

– Склонность наблюдается, – согласилась Катя. – Но физической зависимости нет и, надеюсь, не будет.

Фляжечка у подполковника, конечно, имелась. Катя обстоятельных мужчин от всякой там напыщенной шушеры давно научилась отличать.

От серебряного «наперстка» пахнуло коньяком. Ну да, опять. Катя сглотнула маслянистую жидкость. Черт его знает, что такое. В некоторых напитках разобраться куда сложнее, чем в мужиках. Макаров пригубил скорее символически.

– Угощайтесь, – Катя протянула подполковнику прихваченную из собственных «апартаментов» конфету. – Я, Алексей Осипович, собственно, извиниться хочу. За Прота. Страшно ему, вот и лепечет все подряд.

– Не нужно об этом, – поспешно сказал Макаров.

– О чем «об этом»? – удивилась Катя. – Я насчет того намекаю, что если мальчик его превосходительству что-то личное ляпнет, то вы уж попытайтесь объяснить, что это не со зла и не по испорченности. Пусть к возрасту снизойдут. Пророчества пророчествами, а малолетство нашего Нострадамуса во внимание принимать тоже нужно.

– Да, если бы он катренами излагал, звучало бы благороднее, – подполковник сдержанно улыбнулся. – Знаете, он Главнокомандующему объявил – «на Первопрестольную наступать – осенью крепко обделаетесь». Хорошо, что к тому времени Антон Иванович уже настолько ошалел, что формулировку воспринял с должным юмором.

– Так и сказал – «обделаетесь»? Это Прот у меня всякой нецензурщины нахватался. Отвратительная у меня имеется привычка.

– А чего он у вас еще нахватался? – подполковник катал между ладоней серебряную стопочку. – Давайте, Екатерина Георгиевна, между нами, не под протокол.

– Это вы о чем? Большинство моих дурных привычек Прот перенять не успел. В силу, хм, возраста и недостатка времени.

– Мне он ребенком не показался. Весьма острый ум. Хотя в физическом отношении от сверстников отстает. Сколько ему? Тринадцать? Четырнадцать? Впрочем, не важно. Не беспокойтесь, Екатерина Георгиевна, к методам физического воздействия никто прибегать не собирается.

– Очень хорошо. Честно говоря, я разок едва удержалась. Малыш мне один день из моей жизни припомнил. Очень, знаете ли, личный момент. Такой, что забыть хочется. Хотелось этого сивиллу монастырского за ухо ухватить и….

Подполковник смотрел с интересом:

– Насколько я понимаю, вы от рукоприкладства воздержались? Ну-ну. Мальчик к вам искренне привязался. И все-таки, Екатерина Георгиевна, что именно вы посоветовали парню рассказать его превосходительству?

Катя хмыкнула.

– Я, конечно, ход ваших мыслей улавливаю. Подозрительная я особа. Но, полагаю, никаких политических воззваний и гениальных стратегических идей Прот не оглашал? Предложений проследовать в уединенное место для проведения мистических церемоний или вскрытия сногсшибательного сокровища тоже не последовало? Вы сами мальчика искали, вот и нашли. Что я могла вложить в детскую голову за пару дней? План провокации? Нэма его. Идеологические воззрения? Основы анархо-синдикализма или марксистской платформы? Едва ли. Я сама в столь мудреных материях слабо разбираюсь, да и Прот при всей своей серьезности вряд ли такие науки осилит. В чем подвох, господин подполковник?

– В вас, Екатерина Георгиевна. Организация «Союз креста и щита» никому не известна. Даже если учесть нынешнюю ситуацию, наше агентство, при всех своих недостатках, имеет представление о происходящем у большевиков. Рискну предположить, что вы вообще не москвичка. Вы уж не оскорбляйтесь, ради бога.

– И не подумаю. Дома я давненько не была, но родилась в Замоскворечье. Полянка, Ордынка, Якиманки – Большая и Малая, – там меня в детстве выгуливали. Если есть желание, можете прокачать меня целенаправленными вопросами. Только прошу про церкви не спрашивать – благолепных названий не помню, ибо атеистка грешная. Насчет «Союза креста и щита»… Тут вы совершенно правы – ячейка крошечная, временная, вряд ли кому известная. К славе мы не стремимся. Если бы не мальчик, я бы город обошла тридевятой дорогой и с вами не имела бы удовольствия побеседовать.