Александр Больных - Штык-молодец. Суворов против Вашингтона Страница 12

Но под конец Александр Иванович нанес решающий удар. Когда он уже устал орать и даже слегка охрип, он как-то очень грустно спросил:

– А обо мне ты подумал? Если тебя убьют, каково мне-то, старику, дальше жить?

Вот тут Петр не нашелся, что возразить, только покраснел, точно рак, и замолчал.

– В общем, собирайся, – приказал Александр Иванович. – Завтра мы с тобой отправляемся в Петербург, дел тут больше никаких не осталось, управятся без тебя. А то жена твоя уже все глаза проглядела-проплакала, дожидаючись. Да и у меня на тебя новые виды имеются. Хватит тебе тут по лесам рыскать, снова надо серьезным делом заниматься.

– Где? – только и спросил Петр.

– Там узнаешь, – холодно ответил граф. – Наши дела огласки не любят, чем позже узнаешь, тем для тебя же лучше.

Петр проболтался в Петербурге почти год. За это время возмущение польское окончательно угасло, и король Станислав Понятовский вернулся в Варшаву. Однако ж самое главное, ради чего все это затевалось, было достигнуто. Он был вынужден подписать договор с Россией о передаче ей Восточной Померании, а также земель Кульмской, Мариенбургской и Эрмланда, доставшихся Польше не по праву, а как злодейская добыча после гибели Тевтонского ордена. Сыскались в подвалах Тайной канцелярии старинные пергаменты, кои подтверждали намерения великого магистра объединить их с землями Ливонского ордена, то есть с нынешним герцогством Курляндским. А кому сегодня принадлежит оное герцогство? То-то!

После успешного окончания кампании Петру была дарована аудиенция в Зимнем дворце у императрицы, там он и узнал о пожаловании ему титула, правда, на сей раз без земли и крепостных, тако же он произведен был в полковники. И не увидел он в глазах Екатерины особой теплоты, то ли дело покойная государыня Елизавета! Когда он напрямик спросил об этом у графа Шувалова, тот помрачнел надолго и сказал нехотя, что связано это с давними делами. Императрица понятия не имеет, как именно кончил свои дни великий князь Петр Федорович, но подозрения имеет, что не обошлось тут без Тайной канцелярии. Вот потому Петру лучше сейчас будет уехать куда подальше, скажем, в Париж. А то ведь граф Петр Иванович уже помре, да и сам Александр Иванович стал слаб здоровьем, так что некому будет в случае чего перед императрицей за него заступиться. Братец Ванечка далек от этих дел, пусть в неведении и пребывает. Всем лучше будет. И на прощание Александр Иванович бросил фразу, которую Петр понял далеко не сразу:

– Иным письмам лучше оставаться непрочитанными, потому что после времени они могут ударить в противоположную сторону.

Вот так граф Петр Валов-Мариенбургский и оказался в прекрасной Франции. Хотя нет, из Петербурга выехал граф Петр, но в Париж прибыл барон Петер фон Вальдау, благо не привыкать было к этой личине.

Глава 4

Граф Панин, приятно улыбаясь и низко кланяясь, вошел в кабинет императрицы. Екатерина милостиво протянула графу руку для поцелуя и немного капризно поинтересовалась:

– Ну, Никита Иванович, какими делами сейчас ты мне будешь докучать?

– Да разве я посмею обеспокоить Ваше Величество какими делами. Слава богу, все благополучно, вот покончили с Емелькой Пугачевым, и теперь по всей империи тишина и благолепие. Границы империи продвинулись на запад, население новоприобретенных губерний Прусской и Померанской с радостию вкушает плоды вашего просвещенного правления, отдыхая после тиранства Фридриха Прусского. Мертвый прусский орднунг и регуляция стесняли обывателей непосильно, и сегодня они ежечасно благословляют милостивую монархиню за предоставленные им щедроты.

– Вы бессовестный льстец, граф.

– Разве посмел бы я, Ваше Величество? Правда и одна только правда. Разве можно забыть, как во время похода графа Шувалова обыватели прусские сами наперебой принимали присягу российской короне.

Но, видимо, граф не очень удачно упомянул Шувалова, потому что Екатерина принахмурилась. Видимо, это имя для нее было связано с не самыми приятными воспоминаниями. Но Панин не был бы ловким царедворцем, ежели бы не умел обратить себе в пользу даже монаршее неудовольствие.

– Однако ж мы должны разделять фельдмаршала и начальника Тайной канцелярии. Два человека, но сколь разные их деяния. Граф Петр Иванович приумножил славу оружия российского и его стараниями в вашей короне сверкают новые драгоценности, брат же его оставил по себе темную славу интригана и человека, не брезгающего делами самыми сомнительными. Но вы, Ваше Величество, должны быть справедливы и воздать каждому по делам его. А уж по милосердию своему им воздаст господь бог. Тем более что их кузен граф Иван Иванович Шувалов, за границей седни пребывая, многия пользы приносит. А ведь его поручения также деликатные и секретные.

– Ах, Никита Иванович, секреты дело утомительное. Впрочем, как говорят англичане, у каждой семьи свои скелеты в шкафу. Но стоит ли их трогать.

Панин улыбнулся льстиво и постарался перевести разговор:

– Так вот, об англичанах… Это у других сейчас голова болит, например у Георга Английского. Превеликие досады ему американские колонии сейчас чинят. Дерзкие возмутители не токмо отказались платить подати в казну английскую, но даже за оружие взялись. Требуют, видите ли, права представительствовать в парламенте английском. Хотя где Англия, а где те колонии.

– Да и вообще эти парламенты суть разврат и смута, – брюзгливо промолвила Екатерина.

– Истинно так, матушка. Россия крепка не только армией своей, но и твердой царевой властью. Даже помыслить неможно оную власть пошатнуть. Права была Анна Иоанновна, когда кондиции верховников порвать изволила. Вот король Георг допустил у себя таковой парламент и пожинает седни злонравия достойные плоды. Помыслить страшно, но даже его родной брат в салонах разговоры ведет, умышляя против государя. Я понимаю, Ваше Величество, что англичане в недавней войне противную сторону поддерживали, однако ж с нашими войсками не воевали. Но потом они благородно поддержали нас на переговорах в Париже и даже разрешили кораблям нашим в английских портах ремонтироваться. Да и вообще, ино дело благородный спор государей о делах державных, ино возмущение черни.

Екатерина согласно покивала, а потом подчеркнуто безразлично поинтересовалась:

– И кто же предводительствует оными мятежниками?

– Предводительствует ими некий табачный плантатор по прозванию Вашингтон, – ответил Панин. – Человек богатый, рабов черных у него вдосталь, так что даже непонятно, что его сподвигнуло на таковую авантюру.

– Этакий новый маркиз де Пугачефф?

– Ну что-то вроде.

– И откуда ты, Никита Иванович все такие детали знаешь?

– На то, матушка, у тебя верные слуги имеются, дабы все прознать и самые хитрые происки раскрыть. От того же графа Ивана Ивановича Шувалова сведения верные.

Императрица подошла к окну. Низкие серые тучи лениво ползли над городом и над Невой. Но вдруг словно бы кто-то рывком раскрыл занавес, и в разрыве туч мелькнула пронзительная голубизна, столь непривычная и редкая для Петербурга. Миллионы искр заметались и заплясали на снегу, покрывавшему речной лед. Но длилось это всего лишь одно мгновение, серые тучи снова сомкнулись, и небо сделалось совсем темным и мрачным. Камни Петропавловской крепости казались непроглядно-черными, придавая пейзажу законченную обреченность.

Екатерина вздохнула и спросила:

– Но ведь наверняка за этим возмущением кто-то стоит?

Были у нее основания для таких подозрений, причем самые веские. Тайная канцелярия, расследовавшая причины пугачевского возмущения, отыскала детали самого неприятного свойства. Оказалось, что проклятый Емелька, проливший столько благородной крови, был не более чем марионеткой в чужих руках. Нет, рассуждать о каких-то полячишках, которые взбунтовали яицких казаков, было просто смешно. Не более серьезными выглядели и рассуждения о причастности к мятежу жидов и масонов. Уж кто-кто, но Емелька с жидами расправлялся куда как круче, чем с дворянами, ведь хотя погублено было много душ невинных, но кому-то удавалось уцелеть, а иные, вроде Шванвича, и вовсе на службу подались к возмутителю. Зато пейсатых убивали всюду скоро и верно.

Нет, тут проявился другой враг России, враг давний и лютый. Кто прислал дикому казаку знамена голштинские? Ведь неспроста он объявил себя Петром Федоровичем, таковая мысль вообще не могла возникнуть в его голове. Кто надоумил его на такое кощунство? Как ни старалась Тайная экспедиция оную загадку открыть – не получалось. Увертлив был подсыл неведомый и ловок. Удалось только прелестные письма, писанные на немецком, найти в малом количестве, всего две короткие эпистолы. И кто казаку немецкие слова переводил? Когда Емелька в Пруссии воевал, никоим образом выучиться языку он не мог, значит, нашелся недруг России, который эти письма доставил вместе со знаменами и все глупому казаку растолковал. Откуда эти чужеземные знамена? Ну уж точно не из Шлезвига, где герцоги голштинские обретаются. Из Берлина! Точно оттуда. Но хитер бывший король Фридрих и увертлив, аки змея. Внешне притворяется ныне мирным философом, на флейте играет, с молодыми адъютантами по-прежнему развлекается, но жало ядовитое так невырванным и осталось. Не до конца дело довела императрица Елизавета, надо было полностью Бранденбургский дом чести и владений лишить. Не сумел Фридрих Россию на полях сражений одолеть, решил взорвать ее изнутри. Хотя, как сказал один очень умный и очень злой человек: «Есть письма, которым лучше оставаться непрочитанными».