Василий Панфилов - Улан [СИ] Страница 12

Хуже того — они писались в разных случаях по разному: устав, полуустав, скоропись, вязь[21] — это только основные варианты местного алфавита, который должен знать по-настоящему образованный человек. И главное — деваться-то некуда. Вот та же официальная документация писалась в разных случаях по разному. И да — буквы СИЛЬНО отличались в разных вариантах азбуки — пусть и назывались одинаково.

Так что пришлось начать учиться у эскадронного писаря Тимофея — человека весьма значимого в местной иерархии. Сперва он воспринял желание попаданца в штыки — как покушение на свои привилегии, но затем быстро оттаял и начал учить — за денюжку немалую — аж пятьдесят копеек в месяц. Но правда — предоставлял казённую бумагу, чернила и перья, объяснял все тонкости — не только письма, но и составления документов и бюрократические тонкости. В общем — отрабатывал зарплату.

— Всё, Никифор, я к Тимофею, — сообщил парень сенсею, — по дороге никуда зайти не надо?

— Да, зайти к Матрёнину, я ему вчерась пиво проспорил, так занеси, будь ласка.

Занеся пиво и выслушав насмешки Матрёнина над Никифором — вояки были этакими “заклятыми друзьями”, которые постоянно собачились друг с другом ради забавы, попаданец пошёл в штаб.

В штабе, где расположился писарь, было жарко натоплено и пустынно — почти все офицеры на зиму разъехались по домам[22]. Тимофей встретил его радостно — они вообще начали приятельствовать в последнее время. Ангелом писарь не был и по меркам местных был… грязноват. По меркам же попаданца, привыкшего к куда более эгоистичным и подловатым современникам — обычный молодой мужик. Писарь чувствовал нормальное к себе отношение и отвечал тем же.

Вообще, Игорь на удивление легко сходился с местными — буквально весь полк он уже знал в лицо и по именам[23]. Ничего особенного — привык в мегаполисе мгновенно заводить знакомства и приятельские отношения — это часто встречающаяся черта у горожан. Но вот с дружбой… Тут было сложнее — какое-то подобие дружбы вырисовывалось только с членами контубернии ещё с полудюжиной улан — но именно подобие, к сожалению.

Местные не до конца воспринимали его своим и к своему стыду, попаданец только к середине зимы понял — почему. К стыду — потому что не догадался, а банально подслушал чужой разговор…

“ — Да аж из самой Тайной Канцелярии проверяли, — услышал Игорь голос секунд-майора, — чист. Ну то есть перед нашим законом чист — никого не грабил, не убивал, не самозванец. А так… Мутят что-то. Сказали только, что он действительно Русин из Неметчины, да что точно — роду знатного. А вот какого — говорят, что и сами не знают.

— Да как это, — раздался удивлённый голос ротмистра, — что знатный — определили, а какого рода — нет?

— Да ты сам подумай? — с ехидцей ответил майор, — Игорь Владимирович, да танцевать умеет так, что… Да на шпагах биться, да и… В общем — типичный отпрыск знатного рода, которого учили лет этак до двенадцати, а потом… Что уж там случилось, понятия не имею, но некоторые его замашки говорят, что попутешествовать парню пришлось, да не как наёмник… Я бы сказал — как член какой-то из Ночных гильдий”.

Раздался грохот, мат ротмистра и попаданец понял, что в избе что-то разбилось. Разговор прервался и он поспешил удалиться — очень осторожно

Только тогда (!) парень начал всерьёз обращать внимание на какие-то знаки, которых было предостаточно. Стыдобища… В своё оправдание он бы мог сказать только, что тут сработали очередные психологические “закладки” и он что называется — “Смотрел, но не видел”.

Когда начал смотреть всерьёз… Ну вот к примеру — “Игорь Владимирович”. Вроде имя как имя — ан нет, здесь пока что такое сочетание имени и отчества позволялось только людям знатным — с предками-князьями. Прямого запрета не было, но “самозванцев” сильно не любили. Далее — даже среди знати такие исконно русские имена были редкостью, что говорило о сильном фрондёрстве предков.

Окончание на “Вичь” (Владимировичь) — снова показатель, потому как крестьянин бы представился что-то вроде “Ивашка, сын Мишки” (это если бы вообще отца упомянул); дворянин или купец “с именем” — “Иван, сын Михайлов” и только по настоящему знатный или состоявший как государственный деятель сказал бы — “Иван Михайловичь”.

Танцы — тоже “в строку”, потому как они считались неотъемлемой частью образования благородного человека, а умения Игоря танцевать прямо-таки кричало о том, что его обучали с самого детства, да обучали самые крутые педагоги. Кстати — кулачному бою так же обучали во многих дворянских и купеческих семьях на весьма приличном уровне, так что и здесь…

Наконец — фамилия “Русин” была воспринята не как фамилия, а как псевдоним — “Русинами” здесь часто называли русских, живущих за пределами России. Таких хватало — в Польше, Германии, Скандинавии… К своему удивлению, парень узнал, что поселения славян, известные с древнейших времён, встречаются буквально повсеместно[24]. Ну и восприняли его как некоего “Игоря Владимировича из рода русского”. А кто может скрывать своё настоящее имя? Аристократ с проблемами — кровная месть или что-то в том же духе…

Учитывая огромное количество славянских династий в Германии[25] и постоянные захваты сравнительно крупными немецкими государствами более мелкие, то обиженных претендентов на престолы (скорее — престолики) всевозможных государств было предостаточно. Вот за одного из таких аристократов и приняли Игоря.

С кулачными боями в качестве заработка пришлось завязать — начались нехорошие шевеления в его сторону у гвардии и сослуживцы едва ли не слёзно упросили парня прекратить на время бои. С большой неохотой, но согласился — только после того, как капрал Егор Репин пообещал научить его крестовому бою.

Эта польская школа считается одной из самых лучших и единственный недостаток — низкая экономичность. Даже тренированному человеку крайне тяжело вести бой в такой манере больше, чем пару минут. Зато для кавалерийской рубки или боя в окружении — отменный вариант. И нет — для дуэлей не слишком хороший стиль — чисто боевой.

— Вот ведь…, — удивился Егор после первой же тренировки, — слышал, что тебя умотать невозможно, но чтоб настолько… Взмыленный попаданец показанную серию смог повторять в течении двадцати минут в сумасшедшем темпе и был счастлив. Капрал же, почесав щетинистый подбородок, велел ему приходить ежедневно к штабу — через пару часов после обеда.

У штаба тренировался не только он, но и поручик Рысьин — непосредственный командир взвода, в котором служил Игорь. Прохор Михайлов(ич) после разъезда старших офицеров на зиму по домам, остался замещать командира полка, потому и начал проводить свои тренировки именно у штаба, чтобы посетители не искали его.

Поручик — молодой ещё мужчина, которому только-только исполнилось двадцать пять лет, был закалённым ветераном, отслужившим уже почти десяток лет и успевшим побывать в “горячих точках”. Немногословный, жутко брутальный, за несколько недель занятий он произнёс едва ли несколько фраз. Поэтому, когда он проронил:

— Чистая техника — не хуже, чем у меня, — то осчастливил парня.

Вообще-то говоря, Игорь не проиграл ему ни одного поединка, но сам себе честно признавался, что изначально выигрывал скорее за счёт скорости, силы и выносливости, чем за счёт тактики и техники. И нет, спортивно-дуэльные методы не слишком годились — крестовый бой предназначен для тяжёлой сабли и движения здесь, от движений спортивного фехтования отличаются сильно. Так что по сути, спортсмену пришлось учить нечто новое, потому и так обрадовался.

С того дня поручик стал разговаривать с ним и вообще — выделять. В эскадроне только он да капрал Репин были дворянами, теперь же и попаданца признали за своего. Вскоре после этого он стал своим и для остальных дворян полка, а затем — и соседних, “дружественных” полков. Между прочим — достижение, потому как дворянской грамоты у него не было — по вполне понятным причинам.

Завязав с заработками кулачного бойца, он долго думал — как бы заработать? Откровенно говоря, думалось хреново. То есть идей для прогрессорства — уйма, но все эти идеи требовали денег на своё воплощение, не обещая отдачи — в принципе. Для примера — он помнил, как можно сделать настоящий грифельный карандаш современного ему образца.

И что? Всё равно требовался материал для опытов (а графит почему-то стоил сейчас очень дорого), какое-то оборудование — и денег на всё это. А самое главное — смысл в затее появлялся только в том случае, если наладить достаточно крупное и желательно секретное производство. Зачатки патентного права только-только начали появляться в Европе и любой ловкач смог бы заняться производством карандашей, узнав секрет.