Андрей Мартьянов - Вестники времен Страница 12

– А, шайзе! – донеслось до сэра Мишеля. – Инглизише швайне!..

– Говорит что-то… – пробормотал сэр Мишель. – Это ангельское наречие, что ли?

Человек на крыле дракона саданул кулаком в перчатке по боку своего зверя, сказал еще несколько невнятных фраз и, наконец, снова повернулся к рыцарю, до сих пор стоявшему на коленях, в позе кающегося грешника и с неприкрытым, по детски искренним интересом в глазах.

– Ком цу мир! – сказал он сэру Мишелю. – Ду бист французиш?

– Чего? – отозвался сэр рыцарь. – Говори по-людски, если умеешь!

– Шпрехен зи дойч? – снова прогнусавил неизвестный. – Вас гибтс нойес?

Сэр Мишель, на всякий случай не поднимаясь с колен (кто его знает, вдруг в самом деле ангел?), наклонил голову, мучительно соображая, что хотел сказать драконий повелитель. В голову ничего не приходило. Единственно, застряло в памяти слово хоть малость похожее на нормальное – «Французиш». Стало быть, видение осведомлено о существовании Франции. Или все-таки это не видение? Или не совсем видение? Или совсем не видение… Загадка, право…

– Их бин дойч, – втолковывал человек сэру Мишелю, приложив ладонь к своей груди, потом, ткнув пальцем в своего зверя добавил: – Люфтваффе!

«А, так наверное дракона зовут, – решил рыцарь. – Ну и имечко…»

– Люфтваффе, – покорно согласился сэр Мишель. – Большой и страшный Люфтваффе… А что это он у тебя такой облезший? Никак болен чем?

Незнакомец присел на крыле на корточки, вперился недоумевающим взглядом в рыцаря, и снова заговорил на непонятном языке, оживленно жестикулируя. Сэр Мишель из его речи не разобрал и единого слова, но один из жестов был понятен и дураку: драконий человек несколько раз покрутил пальцем у виска…

«Может, он хочет сказать, что дракон рассудком повредился? – сэр Мишель с интересом наблюдал за тем, что еще покажет неизвестный. – Или он сам… того, с ума тронулся, и просит за лекарем сбегать?..»

Гунтер, подобно стоящему на коленях придурку, тоже ничего не понимал. Если позабыть о неработающей рации, неизвестно куда провалившихся городах и собственном аэродроме, то все равно окружающая картина получалась насквозь устрашающей: посадка неизвестно где, горючего кот наплакал, Курт сидит на своем месте с двумя пулями «Харрикейна» в голове, и теперь ему уж совершенно все равно, что случилось с командиром, который тщетно пытается понять, где оказался, что, черт возьми, происходит, и кто этот ненормальный в ржавой кольчуге? Местный блаженный, просто идиот, или английский агент, в чье задание входит сводить с ума пилотов германских ВВС? Ну какой, скажите, нормальный человек станет напяливать ржавую изодранную кольчугу и пороть всякую чушь на черт его знает каком наречии…

– Люфтваффе! – благоговейно выкрикнул окольчуженный, указывая на самолет.

«Слава Богу! Хоть одно слово по-немецки знает, – подумал Гунтер. – Если получится добиться от него сколь-нибудь внятного ответа и узнать, где стоит ближайшее подразделение вермахта, буду считать, что повезло. Или меня занесло на территорию Виши? Значит тоже нечего опасаться. Французы теперь союзники…»

Еще раз внимательно оглядевшись, Гунтер решил, что явной опасности вокруг нет, и спрыгнул с плоскости на траву. Реакция ряженого была для него напрочь неожиданной. Тот шарахнулся назад и чуть в сторону, не пытаясь подняться на ноги, откатился шагов на пять, а затем вновь утвердился на коленях, продолжая разглядывать округлившимися глазами медленно приближающегося к нему Гунтера. Рука светловолосого недоумка шарила на поясе возле болтавшихся пустых ножен от меча. Германец остановился, недоуменно гадая, что могло привести человека в такой ужас, и, посмотрев в серо-голубые глаза незнакомца, протянул руки, показывая пустые ладони.

– Да нету у меня оружия, – спокойно проговорил он. – Я не сделаю тебе ничего плохого. Может, ты все-таки говоришь по-немецки?

Окольчуженный склонил голову, некоторое время размышлял, потом снова посмотрел на Гунтера и неуверенно пожал плечами.

– Ну? – напирал германец. – Скажи хоть что-нибудь? «Война» – знаешь? «Германия» – знаешь? Может, про Вермахт чего слышал?

– Люфтваффе, – четко сказал сэр Мишель, кивая в сторону самолета и, запнувшись, повторил услышанное: – Дойче… лянд.

– Понятно, – вздохнул Гунтер. – Ничегошеньки ты не соображаешь, приятель.

Сэр Мишель заметил, как драконий человек огорчился едва не до слез, и внезапно его осенило – он не умеет говорить по-людски, то есть на родном нормандском наречии! Иноземец. Стараясь выговаривать слова как можно четче, хотя остатки винных паров еще не выветрились из головы, и язык чуток заплетался, сэр Мишель сообщил:

– Мое имя Мишель де Фармер. Я – христианский рыцарь, а мой папа – барон, его замок тут недалеко, полдня пути пешком. Может, теперь ты назовешь мне имя свое? Как зовут дракона я уже знаю.

«Иисусе! Да он же на норманно-французском, как на родном чешет!.. – наконец, сообразил Гунтер, услышав эти достаточно простые фразы. Уроки отца начали вспоминаться. – Неужели в Бретони люди еще помнят старый язык?»

Медленно подбирая слова, пилот германских ВВС, наконец, достаточно членораздельно проговорил на старофранцузском, помогая себе жестами:

– Какая… это страна?

Сэр Мишель расплылся в счастливой улыбке, услышав родную речь, хотя и премного искаженную незнакомым акцентом, и, широко поведя правой рукой, с гордостью провозгласил:

– Нормандия, Королевство Английское!

– Так… – только и смог выдавить на немецком Гунтер, которого два последних слова привели в состояние исступленного ужаса. – Плен… Проклятые англосаксы. Неужели они успели высадить десант… Но когда?!

И в свою очередь, не сумев совладать с внезапно охватившей его ноги слабостью, опустился на колени перед сэром Мишелем. Рыцарь, ерзая по траве, отполз еще на пару шагов.

– Королевство Английское… Земли короля Ричарда Плантагенета, – осторожно пробормотал он, не пытаясь даже вникнуть в причины, повергшие в коленопреклоненное состояние повелителя дракона. – Это баронство…

– Какого короля? – простонал Гунтер, не дослушав. – Ты мне еще про Утера Пендрагона расскажи!.. Где английские части, ты хоть знаешь?

Едва заслышав имя великого владыки и отца самого короля Артура, сэр Мишель воссиял и радостным голосом продекламировал:

– Правил в Британии король Утер Пендрагон, и был он воистину великим королем! Но я не буду сейчас рассказывать о доблестях и славных подвигах его премногих, ибо растянется рассказ сей до вечерней зари…

Тут сэр Мишель поймал свирепый взгляд иноземца и осекся. Рука Гунтера непроизвольно потянулась к кобуре. Этот ублюдок решил посмеяться? Ну, падла…

– Где англичане, скотина? – процедил он сквозь зубы на старофранцузском.

Сэр Мишель подумал, что слово «скотина» вкралось в речь неизвестного случайно, от незнания языка, и решил не обижаться и не вызывать его на поединок, к тому же безоружного. О том, что и сам он остался без меча, вовсе не вспомнилось.

– Где англичане? – переспросил он. – Все ушли в крестовый поход по призыву Святой нашей Матери-Церкви.

Последовала долгая пауза, во время которой Гунтер тупо смотрел в поле, на колышущиеся под ветерком кустики руты и ромашки, а потом перевел совершенно пустой взгляд на кольчужника и тихо спросил:

– А ты чего не пошел?

Сэр Мишель виновато опустил голову и пробубнил:

– Проспал я… Да и денег не было…

Гунтер еще некоторое время копил в себе нарастающую изнутри волну слепой ярости, тяжело задышал и, наконец, рванув застежку кобуры, выхватил «Вальтер», сбросил предохранитель и, медленно встав на ноги, ткнул дуло в лоб сэру Мишелю.

– Да я тебя, ублюдок!..

Эти, как и дальнейшие, слова он сдавленно выкрикнул на старом добром немецком с южно-саксонским акцентом, ясно проявившимся в минуту ярости. Сколько себя помнил, так ему еще не приходилось ругаться. Подобного потока отборнейшей грязной брани, которую услышишь только в штрафных частях Вермахта, он сам от себя, офицера Люфтваффе, никак не ожидал. Излив свои гневные речи на голову оцепеневшего рыцаря, который, к счастью для Гунтера, не понял ни слова и все время мучительно косил глаза наверх и морщил лоб в попытке разглядеть черный металлический предмет, приставленный к его голове (жезл какой-нибудь освящающий?), немец в сердцах вскинул пистолет и выстрелил в воздух. Просто так, от злости. Усевшаяся на киль «Юнкерса» ворона сердито каркнула и тяжело взлетела, обронив пару перьев.

Из глаз сэра Мишеля точно искры посыпались от резкого, громоподобного звука, каковой доселе ему слышать не приходилось, и несчастный благородный рыцарь припал лбом к траве, закрыв голову руками.

– Ладно тебе придуриваться, – немного поостыв и отдышавшись, проворчал Гунтер, тронув сэра Мишеля носком сапога, и добавил на понятном рыцарю старом языке. – Вставай.