Dmitrii Kazakov - Черное знамя Страница 12

— Так что, надеюсь, с вашей помощью в том числе мы сумеем решить эти задачи, — Снесарев наклонился вперед, испытующе глядя на собеседника.

— Э… надеюсь, — сказал Олег без особой уверенности.

— А я в этом уверен, — директор «Наследия» улыбнулся, после чего неожиданно помрачнел. — Только работать с вами рука об руку нам предстоит немного позже, дело в том, что на ваше имя пришел запрос из ОКЖ, там просят включить вас в специальную рабочую группу, задача которой — расследовать в том числе и тот взрыв, что произошел у нас.

— Меня? В ОКЖ? — пролепетал Одинцов, чувствуя, что стул под ним раскачивается. — Зачем? Почему?

— В новостях об этом, само собой, не говорили, но взрыв был не единственным, произошли еще два, в Москве и Нижнем Новгороде, — Снесарев вновь огладил усы, пожал плечами. — Существует подозрение, что тут действует террористическая группировка мистической направленности, и поэтому в расследовании должен участвовать представитель нашего специального сектора. Несомненно, в данной сфере, — в голосе его зазвучали горделивые нотки, — мы располагаем самой полной информацией.

— Хм, но почему я? — спросил Олег. — Я ведь тут первый день, еще ничего не знаю.

Проклятье, что вообще происходит, в какой интриге он оказался замешан, что нужно «опричникам»? Если они затеяли игру против Паука, то им нужно использовать нынешних приближенных министра, а не тех, кто отправлен в отставку и выкинут на помойку, чтобы «решать задачи исторического синтеза».

— Я и сам в некотором недоумении, должен признать, — проговорил Снесарев задумчиво. — Только вот этот документ, подкрепленный звонком из штаба корпуса, не оставил мне выбора.

На стол перед Олегом лег лист бумаги.

Так, запрос, шапка Народной дружины и ОКЖ… просим отправить в наше распоряжение немедленно… снабдить всеми материалами, что могут оказаться полезными в расследовании… оказать содействие…

И подпись!

Залихватская завитушка, так хорошо знакомая Олегу!

Буквы, складывающиеся в фамилию «Голубов».

Но даже если ты не разберешь ее, то перед подписью имеется печатная сигнатура начальника штаба ОКЖ, а еще ниже, у самого края листа располагается огромная печать с львиной головой, солнцем и луной, и расположенным по кругу девизом, известным со времен Чингисхана:

«Кто не повинуется, пусть умрет!».

Пайцза, наверняка выданная темнику для расследования этого дела с взрывами, и предоставляющая Голубову в дополнение к обычной такую власть, что он теперь волен отдавать приказы губернаторам и армейским генералам.

Проклятье, что это, то самое «не дам сгинуть в этом болоте»?

Или нечто иное?

Акт помощи старому товарищу или попытка заманить в свою берлогу, чтобы там расправиться с давним недругом?

— Понятно, — Олег дрожащими руками положил документ на стол.

— Возьмите с собой, пригодится, когда будете в ОКЖ пропуск оформлять, — Снесарев оттолкнул документ от себя, и на лице его на мгновение появилось сильнейшее отвращение. — Господин Голубов во время нашего разговора подчеркнул, что вам крайне желательно быть у него в три… — он глянул на наручные часы. — Как раз времени достаточно, чтобы подготовиться. Николай Филиппович поможет вам собрать необходимые материалы, ну а мы будем ждать вашего возвращения.

— Хорошо, да, — Олег поднялся, сделал шаг к двери, и только тут вспомнил про оставшуюся у стола палку.

«Похоже, — подумал он мрачно, — придется привязывать к руке, иначе забуду где-нибудь. Ха, а может быть, Голубов пригласил меня в эту рабочую группу лишь для того, чтобы позлорадствовать, глядя, как я ковыляю?».

Учитывая привычки и характер генерал-майора, такое вполне вероятно.

Прекрасным майским днем…

2

8 мая 1924 г.

Петроград

В не такой уж большой комнате места хватало для четырех колченогих письменных столов, вдоль стен выстроились огромные, под потолок шкафы, забитые вырезками, плакатами и папками. Два окна позволяли видеть покрытую шифером крышу дома, расположенного на другой стороне улицы, и нависающее над северной столицей одеяло облаков, местами надорванное, так что просвечивала бледная, немощная голубизна.

Небо порой менялось, все же остальное в этой комнате оставалось неизменным все два года, что Олег ходил сюда на работу. Дверь, если посмотреть снаружи, украшала вывеска «Новая Россия: евразийская ежедневная газета», а также партийный герб, черный прямоугольник с белым трезубцем внутри.

Вся редакция помешалась здесь, на Задней улице, на самой окраине.

— Всем привет, — сказал Олег, переступая порог. — Какова погода, а? Неужели весна?

Сегодня прекратились дожди, заливавшие Питер с середины апреля, и вроде бы даже проглянуло солнце.

— Не весна, а обман, — мрачно буркнул Игнат Архипов, редакционный фотограф, заодно и художник на все руки.

Длинный, мрачный и черноволосый, он напоминал унылого, побитого жизнью ворона.

— Давай, заходи, чай будем пить! — замахал руками кругленький и жизнерадостный Севка, на самом деле Всеволод Багров, знающий Петроград досконально, от аристократических салонов до трущобных притонов, умеющий проникать в любые щели, добывать сведения оттуда, откуда их невозможно добыть в принципе.

Репортер на все руки, фельетонист и секретарь редакции.

— Будем, — отозвался Олег, исполнявший в «Новой России» роль главного редактора, а еще отдувавшийся за обозревателя по всем направлениям, от политики до культуры и спорта.

Каждый из них пахал за троих, был многолик, точно индийский бог Шива, жаль только, что жалование им платили, ну когда платили, а случалось это далеко не каждый месяц, по одному на журналистское рыло.

Денег в партии хронически не хватало, и лучшего помещения для газеты питерское отделение ПНР позволить себе не могло. За кипятком приходилось бегать на первый этаж, к коменданту, а чайником они пользовались таким, что им побрезговал бы разборчивый старьевщик.

— Раз будем, тогда раздевайся, — велел Игнат, выкладывая на четвертый, «обеденный» стол батон ситного хлеба.

Чай, сахар, печеночная колбаса, в денежные дни масло — вот и вся роскошь.

Пока Олег снимал плащ и шляпу, Севка крутил ручку радиоприемника, капризного монстра марки «Москва». Тот легко и самопроизвольно сбивался с настройки, соглашался работать далеко не каждый день, когда был не в настроении, то издавал лишь шипение и свист.

Но сегодня поймать нужную волну удалось на удивление быстро, и помещение редакции заполнили сигналы точного времени.

— Бип… Бип… Бип… в Петрограде девять часов! — объявил диктор.

Регулярное вещание на столицу началось в марте этого года, когда в Гребном порту поставили вышку, и за несколько месяцев оно разрослось от единственного вечернего выпуска новостей до десятичасового эфира.

За установку приемника брали три рубля, но сам аппарат обошелся почти в шестьдесят, и Олегу не без труда удалось убедить партийное начальство, что эти деньги стоит потратить. Напирал тогда, что они должны идти в ногу с прогрессом, что радио сообщает новости оперативнее газет, а еще оно способно освещать такие темы, какие пресса благодаря ее формату никогда не потянет.

— Хм, как я вовремя, — сказал он, усаживаясь за стол и пододвигая к себе сахарницу.

Чашки и блюдца у них тоже старые, из сервиза, принесенного из дома Игнатом, ладно хоть скатерть есть.

— В эфире «Последние известия», — продолжила монотонно бубнить «Москва», чей голос сегодня был на удивление чист и звонок. — Президент Алексеев прибыл к местам боев апреля шестнадцатого года под Киевом, чтобы почтить визитом братские могилы…

— А помните, как мы мечтали избавиться от Витте? — буркнул Севка, укладывая на хлеб кусок колбасы, серой и ноздреватой, точно пемза. — И что, ведь избавились, пусть и чужими руками, но зато попали из огня да в полымя! Ладно президент, он у нас для вида, так ведь Коковцов за дело так принялся, что мама не горюй!

Ну да, первый президент Январской республики был настоящим жупелом для всех, кто хотел эту республику уничтожить.

И в сентябре двадцать второго монархисты во главе с прибывшими из Франции великими князьями Кириллом и Борисом подняли гвардию на переворот… Бои в столице и окрестностях продлились несколько дней, но Витте проявил неожиданную твердость, и с помощью оставшихся верными войск подавил мятеж, утопил его в крови, после чего настало время крутых мер.

Зачинщики, естественно, бежали обратно за границу, по полной получили те, кто остался. Славные полки, созданные еще Петром и его ближними наследниками, оказались частью переведены прочь от Петрограда, частью вовсе расформированными, а особый статус гвардии ликвидировали.