Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник) Страница 12

Сначала один солдат взметнул вверх руки в знакомом жесте, затем второй, а там и все, кто оставался на ногах. Глупо погибать, если плен сулит спасение.

– Пленных собрать. Раненых перевязать. Да, посмотрите, что в повозках. Успели кого ограбить или нет? – распоряжался Раковский.

Только сейчас стало видно, что партизанская партия невелика, раза в два поменьше плененного отряда. В чистом поле никакого разгрома бы не случилось. Возможно, нападения тоже.

Зато теперь хоть кормить будут. Мертвым-то уже всё равно, а живые устали от холода, от голода. Что толку в награбленных богатствах, когда нечего есть?

Будем считать, что к лучшему.

– Петров! Донесение нашему князю! Четверо пленных офицеров, полторы сотни солдат. Да еще порублено немало. Сейчас посчитаем, – Раковский был весел и бодр.

Пусть нынешняя война считалась малой, так ведь, понемногу да потихоньку, и «Великая армия» исчезнет, словно не приходила никогда на Русь.

Не знали чужаки старой русской пословицы, что дома и стены помогают. В данном случае – лес. Да только ли лес! Так называемая нечисть и та ополчилась на пришельцев, посягнувших на ее территорию и уклад. Это ведь местные лешие указали местечко для засады да отвели супостатам глаза.

– Спасибо! – прокричал лесу майор.

Права оказалась прелестная гостья. Приходит конец нашествию. В одном ошиблась Юлия Михайловна: не дождется корсиканский узурпатор морозов. Раньше из Москвы побежит. По снежку его гнать будем. От стен ли Смоленска, еще дальше. Просидел на месте лишнее время, теперь познакомится в бегстве с русской зимой. В снегах его и закопаем, чтобы другим неповадно было.

Ладно, его армию. Сам пусть помирает на Елене ли, на Жозефине… Не девичьим ушкам слышать подобное.

Раковский радостно улыбнулся. Сам бы он предпочел умереть рядом с Юлией.

Где она сейчас? Хочется верить, что в поместье. С нее станется…

С нее действительно сталось. Конь слушается, стрелять научилась, Саня исчез, а делать осенью в поместье нечего. Знакомые появились. Общая беда сближает, и в поместье стали заезжать соседи, а главным образом – соседки. Мужчины почти поголовно отправились в армию или в ополчение, оставшиеся занимались заготовками для армии, и в деревнях оставались в основном жены, дочери и многочисленные беженцы из тех, чья родня проживала в Калужской губернии и кому не хотелось отправляться еще дальше в глубь страны. От них Юлия узнала много полезного, но в целом в подобном обществе было невыносимо скучно. С Прокопом и то куда интереснее. Домовой прожил долгую жизнь и помнил то, что уже забыли люди, а уж Юля не знала вообще. Российская история в перечень интересующих ее тем не входила, и многое из сказанного звучало откровением.

Деятельной натуре девушки бесед было мало. Если бы жизнь текла обычным чередом и в окрестностях проводились балы, можно было бы стерпеть обыденность, однако какие развлечения, когда французы буквально рядом?

Оставалось одно: искать своего суженого. Благо армия расположилась лагерем в Тарутине, все это прекрасно знали. Где еще быть солдату?

Или он уже офицер? Вряд ли. Не вяжется образ парня с военным человеком. Чиновником, вельможей – да. В бою его представить трудно. Вот Арсений – иное дело. С ним любая опасность не страшна. Жаль, что он не в ее вкусе. И внешность, и возраст… А всё равно, какой мужчина!

Интересно, он в лагере или бьет французов в партизанах? Вряд ли настоящий гусар станет отсиживаться в безопасном местечке, если есть возможность подраться.

Юлия против воли всё чаще думала о владельце поместья. Странный человек, настолько непохожий на всех ее предыдущих знакомых, что поневоле вызывает интерес. Или они в этом времени все такие?

В пути легко не было. Грязь, в которой легко могла застрять повозка, бесконечные повороты, ухабы, лужи… Юля вновь не стала слушать Архипа и пустилась в путь верхом. Грязь подстраивала пакости и тут, вылетала из-под копыт, зато не приходилось выталкивать бричку или ждать, кто сможет это сделать. А уж на машине здесь вообще было бы не проехать.

В сопровождающих вновь был отставной гусар. Он же вел в поводу третью лошадь, нагруженную всякими полезными в дороге вещами и просто гостинцами. Хороший предлог – навестить в лагере Арсения. Старый ворчун с готовностью поддержал девушку и отправился в путь без возражений. Архип откровенно тосковал, оказавшись на некотором расстоянии от войны и от своего нынешнего барина и бывшего командира.

Ничего не напоминало предыдущее путешествие. Тогда движение было навстречу, люди покидали Москву, кое-кто умудрялся вывезти скарб, везли много раненых. Теперь встречными были разве что редкие всадники, скакавшие с различными донесениями, да бредущие колонны пленных французов. Попутно, к тому же Тарутину, двигались бесконечные обозы с продовольствием и амуницией. Попадались колонны бодрых солдат, то ли новобранцев, то ли выздоровевших после ранений. Шли ополченцы. Несколько раз проходили казаки. Соседи наперебой рассказывали друг другу, что Дон поднялся едва не поголовно, и теперь полки прибывают к светлейшему едва не каждый день. Прибывает пополнение, и скоро армия вновь достигнет прежней численности, а то и превысит ее.

Шла сила, и незадачливому завоевателю оставалось или покориться ей, или бежать без оглядки, если еще возможно. Вокруг все говорили о доблестных поселянах, самостоятельно уничтожавших партии французов, об армейских партизанах, нарушающих вражеские коммуникации. Имена Давыдова, Сеславина, Фигнера, Дорохова не сходили с уст. Народ, невзирая на разницу сословий, объединился вокруг трона и веры и желал лишь одного: полного уничтожения неприятеля.

– Завтра к полудню доедем, – порадовал Архип, которому доводилось ездить по здешним местам.

Но неприятности начались задолго до раннего осеннего вечера. Избы в придорожных деревнях оказались забиты вставшими на кратковременный постой солдатами, офицерами, штатским людом, спешившим к армии, и переночевать оказалось решительно негде. Проводить же ночь в открытом поле, да с грязью и лужами…

– Можно повертать туда, – Архип что-то прикинул и указал на отходящую в сторону дорогу, скорее тропинку, настолько она казалась заброшенной. Лишь некие наметки пути, а между колеями – остатки травы. – Там, ежели память не изменяет, деревенька небольшая была. Стоит на отшибе, народу быть не должно.

– Веди, – Юлия устала. С утра в седле, и не первый день! Ей хотелось одного: немного отдохнуть, чтобы завтра не выглядеть изможденной мумией. Да и двигаться в темноте и трудно, и бессмысленно. Даже лошадь устала.

В низинках уже собиралась тьма. Деревья чуть шелестели уцелевшей листвой. Не той, недавней, радующей глаз разноцветьем, а окончательно пожухлой, грязной. Поля убраны, и теперь на них не было ничего, кроме той же грязи. Меж тем серое и днем небо помрачнело еще больше. Стало казаться, что еще немного, и наступит полноправная ночь, мрачная, без единого огонька и ориентира, однако за очередной опушкой и впрямь замаячила небольшая, в десяток дворов, деревенька. Залаяли собаки, кто-то выглянул наружу.

Ночлег…

Крик первых петухов Юля проспала. Лучшее средство от бессонницы – хорошая усталость.

Проспала она и вторых, и сумела встать только с третьими. Может, и с четвертыми, кто этих голосистых пернатых разберет? Пока привела себя в порядок, пока позавтракала, чем бог послал…

Бог щедрым не был, разносолами не баловал. Не поместье – крестьянская изба, да еще в военное время. Но, наконец, сборы закончились, и девушка уже приготовилась прыгать в седло, когда вдали, с противоположного края, показалась большая толпа.

– Французы, – выдохнул Архип и потянул ружье. И сразу же с облегчением: – Да то ж пленные! Вон, наши сопровождают вражин!

Точно. Впереди и по сторонам колонны ехали гусары в таких же синих мундирах, которые Юлия видела на Арсении. Да еще, кажется, там была и пехота.

– Мариупольцы! – признал мундиры отставной вояка. – Может, барин здесь? Щас я мигом сгоняю, узнаю!

– Я тоже, – сердце девушки забилось чаще.

Они припустили коней, сблизились с колонной, от которой навстречу помчался офицер.

Старый знакомец. Тот самый Петров, который уже устраивал девушку на ночлег.

– Юлия Михайловна! Вы? Какими судьбами? Суженого своего ищете?

Девушка вздрогнула и лишь мгновение спустя сообразила, что под суженым подразумевается Арсений.

Она дипломатично промолчала, едва заметно пожав плечами. Неприлично девушке выставлять напоказ свои чувства.

Только в честь чего ее назвали суженой немолодого гусара? Очень надо!

– Вот, из-под Вереи идем, – Петрова распирало от важнейшей для него новости, и прочее временно отходило на второй план. – Представляете, выбили мы из города француза. Точнее, вестфальцев, да то мелочи. Они там укреплений настроили, да ерунда это всё. Дорохов взял наших четыре эскадрона, четыре елизаветградцев, егерей, да и… – Корнет прикусил язык, прерывая нечто неприличное. – А Раковский каков! Пехоты мало, так он спешил два эскадрона и сам повел в атаку. Как не зацепило, в упор стреляли! Кого мы порубили, прочие – сдались. Вон их сколько! Потом еще отбить город хотели, большое подкрепление прислали, да мы и их к ретираде вынудили. Полная виктория!