Атташе (СИ) - Капба Евгений Адгурович Страница 12

Раздался стук в дверь. Конечно, это был Веста. Вот кто являлся главным героем этого детектива! Он здесь был основным персонажем, а я — или свидетелем, или подозреваемым. В худшем случае — следующей жертвой.

— Сдайте оружие, поручик! — с порога сказал он.

— И не подумаю.

Джон Веста прищурился, подвинул себе кресло и сел напротив меня, с интересом поглядывая на бумаги, которые я держал в левой руке. Правая — в кармане — направляла револьвер ему в живот.

— Вот об этом я и говорю. У вас есть оружие, и вы умеете стрелять прямо из кармана, как некоторые криминальные элементы городских трущоб Империи. Вам ничего не стоило пристрелить Герлиха.

— И как я мог бы вас убедить, что невиновен? Разве что предъяви я вам свое оружие, вы не нашли бы там следов пороха, и барабан был бы полон. Да и калибр оказался бы куда больше, чем у той пукалки, которой продырявили бедолагу-тевтона.

— Тевтона? Вы были с ним знакомы? — он любил такие игры и получал настоящее удовольствие от процесса.

— Виделись в Зурбагане во время Фестиваля уличного искусства. Он, кажется, репортер какой-то протекторатской газеты...

— "Беобахтера", — сказал Веста, выжидающе глядя на меня.

Я и бровью не повел:

— Что-то правительственное? Я, наверное, отправлял туда свои путевые заметки пару раз... Впрочем, куда я их только не отправлял.

— А вы литератор?

— Местами. Кончайте игры, Веста. Вы сейчас будете говорить, что я имперский шпион, который убил протекторатского шпиона, намекая на то, что я такой болван, что прикончил его в первый же день, как только увидел? Околесица! Возникни у меня нужда его прикончить — я бы выбросил его за борт дней через пять, и дело с концом. Но зачем мне это делать? Протекторат и Новая Империя сейчас соблюдают режим наибольшего благоприятствования и не враждуют открыто — насколько я знаю. А из личных мотивов... Из личных мотивов я, пожалуй, прикончил бы Вильсонов — не люблю марафетчиков. Кстати, о Вильсонах! Давайте размен баш на баш — вы говорите мне, какой калибр у пули, что нашел Сартано в теле бедного герра Герлиха, и, если всё совпадет — я дам вам наводку на одну интересную шлейку для кобуры скрытого ношения.

Джон Веста откинулся на стуле:

— А вы довольно хороши в этом дерьме — для провинциального поручика-пограничника, конечно. Жизнь помотала?

— Помотала. Так какой калибр?

— 0,44.

Есть! У Барбары точно был "Дерринджер" под платьем! Неужели всё так просто? Какой у них мог быть мотив? С другой стороны — наркоманы! Взбрело даме в голову — и пристрелила ненавистного сатрапа и душителя свободы из цитадели мирового зла — Протектората. А папенька потом откупится. Кто там, интересно, папенька? Хватит у него денег для того, чтобы дело не всплыло наверх, и убийство так и осталось апоплексическим ударом? Но это всё — домыслы. Разбираться будет Веста. А потому я сказал:

— Если они не совсем идиоты, то объявят о пропаже "Дерринджера" сегодня или завтра. А если совсем — то вы можете найти его на правом бедре у некоей взбалмошной особы из соседней каюты. Это в принципе опасно — оставлять огнестрельное оружие в руках у людей, которые большую часть жизни проводят под воздействием дурманящих веществ...

Глаза сыщика округлились, и он хотел сказать что-то, но его прервал громкий женский крик с другого конца коридора. Веста вскочил с кресла, рявкнул:

— За мной! — и выбежал за дверь.

Ну, я и последовал за ним по коридору туда, где кричала горничная.

Это была каюта Егучи — того маленького серьезного нихондзина. И горничная кричать не перестала. Веста просто взял — и переставил ее в сторону от двери, бросив подбежавшим Натали и другим девушкам:

— Займитесь! — и сунулся в каюту.

Я — за ним. Почему вдруг сыщик стал мне доверять — черт его знает... В любом случае, Джон грязно выругался, развернулся на каблуках и ткнул большим пальцем себе за спину.

— Как вам это нравится?

Мне не нравилось. Кому понравится лежащий на полу полуголый упитанный и татуированный нихондзин, из брюха которого торчит странного вида клинок и вываливаются кишки? Более того — последним усилием Егучи-сан загонял этот самый клинок еще глубже, желая наверняка сдохнуть. Он и сдох спустя секунд тридцать, не издав ни единого звука.

— Чертовы нихондзины. Теперь мне всё ясно со вторым убийцей, — Веста достал из кармана портсигар и закурил прямо тут, в каюте, — Знаешь, как они ловко швыряются всякими заостренными штуками?

Я не знал. Для меня всё это было действительно странно, но за время этого своего приключения я повидал народы весьма удивительные и с обычаями чрезвычайно диковинными, так что идея выпустить себе кишки после того, как швырнул в кого-то столовым ножом, не казалась такой уж нереальной. Тем более, Изабелла говорила, что у Егучи были личные мотивы. Например — отомстить Герлиху за что-то. Месть выполнена — можно помирать? Кретинское объяснение, но какое есть...

— Ладно, два убийства на борту — это уж слишком. Буду запрашивать подкрепление, так что, если не хочешь, чтобы за тебя взялись всерьез, сиди в своей каюте и не высовывайся! — и когда это мы перешли на "ты"?

Великий детектив всех времен и народов зашагал по коридору и, глянув на матросов с ружьями, сделал им жест от глаз двумя пальцами — мол, я за вами присматриваю, или наоборот — присмотрите тут за всем. И пошел, покуривая сигарету. Он даже тело не прикрыл — просто запер каюту, и всё!

Каналья, как есть — каналья, вот кто такой этот Веста!

Я пока понятия не имел, что делать дальше, да и ночь никто не отменял — спать уже хотелось довольно сильно. Запереть двери, забаррикадироваться, надраться виски и подремать пару часов — этот план был ничем не хуже остальных. В любом случае в авантюру с побегом лучше было пускаться выспавшись.

Ни в дверь, ни в иллюминатор никто не мог проникнуть — я об этом позаботился. Даже придвинул чертов пуфик и сунул стул в ручку! Расположившись на диване, я приложился к бутылке и приготовился вздремнуть, как вдруг вздрогнул: мне показалось, что за стеной кто-то шепчется на лаймиш с руссильонским выговором. Какого черта, за стеной была каюта Вильсонов, и звукоизоляция тут имелась — нужно было усиленно напрягать голосовые связки, чтобы до соседей дошли отголоски!

Но после случая с тиканьем и бомбой я решил всерьез относиться к тому, что мне кажется. Или кажется, что кажется. А потому — напрягся, ухватился за револьвер и прислушался. Шептались двое!

— ...давай ее сюда! Да не бойся, проваляется пару дней в лихорадке, заблюет тут всё до потолка и насрет в штаны, ничего такого! Это ж не черная мамба!

— Да ну, травить змеями — моветон!

— То есть подорвать дюжину человек — нормально, а это — моветон? Давай сюда, говорю тебе!

— А он точно тут?

— А где ему быть? Спит на кровати как миленький! Жорес сказал, что он взял бутылку и забаррикадировался в каюте!

Ажурная панель под потолком над кроватью вдруг отодвинулась и рука в толстой перчатке что-то швырнула прямо на кровать. Панель задвинулась, и послышался шорох — как будто что-то скользит по металлу.

Змеи? Ненавижу змей!

VII ТРОЕ В ЛОДКЕ

У меня был сапог — один. Змейка — маленькая, желтенькая и какая-то вялая, будто бы замороженная, мигом оказалась подцеплена голенищем и съехала куда-то в район пятки. Я перекрыл ей путь наверх, воспользовавшись кружевной салфеткой с тумбочки, которой перевязал сапог. И поставил его в угол.

История с отъезжающей панелью требовала внимания: я подозревал, конечно, что такой огромный корабль должен иметь свои тайны, и за пассажирами первого класса наверняка возможен присмотр, но чтобы два взрослых мужчины поместились в условную вентиляционную шахту — это было слишком!

Обследовав ажурный квадрат, я прошелся ножом по швам и — щелк— подцепил задвижку! Панель отошла в сторону. Нормального фонарика у меня не было, и потому пришлось чиркать спичкой, чтобы осмотреться. По всему выходило — один из них становился другому на плечи, чтобы сунуть в каюту ядовитую тварь. Там было высоко — метра три, и шахта уходила куда-то под пол кают, в обе стороны. Такой просторной вентиляции я отродясь не видал! Габариты были явно чрезмерными: вроде как и вентиляция, а вроде и тайный ход. По крайней мере, слышимость была отличная.