Алексей Борисов - Смоленское направление Страница 13

– Сколько верёвочке не виться, конец всегда найдётся. Поднимайся Новгородец, разговор у нас с тобой будет. Жить или умереть, будет зависеть от искренности сказанного. – Сказал и вытащил из кобуры пистолет.

– Ээ…, по нужде вышел, а тут это, вот я и того. – Оправдывался Ильич, показывая на верёвку. При иных обстоятельствах можно было, и поверить, но не сейчас.

– Встать! Руки держать на затылке, шагом марш в мой шатёр. И без глупостей, шаг вправо или влево – попытка к бегству, прыжок на месте – провокация, стреляю без предупреждения. – Понял ли Пахом, что ему было сказано, так и осталось неизвестным, но то, что с руками на голове надо идти в шатёр, уяснил.

На раскладном столике лежала одинокая ириска, так сказать повод для девочек, не покидать командирскую палатку. Вроде и конфеты все съедены, но условие то, до конца не выполнено. Восемь глаз смотрят на коричневый брусочек, руки тянутся, желудок требует, но разум запрещает.

– А ну брысь отсюда к костру, подкиньте в огонь дров, ждать меня там. – Стоя в пол оборота к купцу, проводил взглядом стайку девчонок бегущих к догорающим углям. Я так и не узнал их статус, рабыни или вольнонаёмные, не до них сейчас.

– Присаживайтесь, гражданин Пахом Ильич. Или как Вас там называть? – Фраза, взятая из известного кинофильма, не произвела на купца должного впечатления, похоже наоборот, придала тому уверенности.

-Лексей, ты что, головой ударился? Какой такой гражданин? Почто перед людьми позоришь, руки на голову, может, ещё, куда их засунуть попросишь? – Тон Новгородца попахивал откровенной дерзостью, почти хамством. Сломить волю подозреваемого, пойманного так сказать 'не отходя от кассы' с наскока не получилось, придётся методом кнута и пряника.

– Молчать! Слушать! Отвечать, когда спрошу. – Сказал резко, глядя в глаза, направив пистолет в лоб, лицо сделал серьёзным. Левой рукой достал нож, может так поймёт, что шутки кончились. – Пару минут назад, Вы подслушивали у воинской палатки. Это заметил, и опознал Вас часовой на вышке, о чём и доложил. Вопрос первый – кто дал задание подслушивать на воинском совете? Отвечать!

Новгородец несколько раз моргнул, улыбнулся, сообразил, что не к месту и выдал целую историю.

– Лексей, любопытство это всё моё, я как своё имя услыхал, так и стал прислушиваться. А как о Новгороде узнал, ноги идти отказались, помочь захотел, в деле твоём, город свой от врага спасти. Ежели что надо, ты только скажи, всё сделаю, живота не пожалею. Поверь мне Лексей, вот тебе крест, детишками своими клянусь, не было никакого умысла, мы ж с тобой эти, 'копанёны'. – Пахом достал нательный крест, поцеловал и несколько раз перекрестился.

– Компаньоны правильно говорить, француз…, франки так называют сотоварищей, которые дела торговые вместе ведут, с капиталом общим. Влип ты Ильич, по самые помидоры. Тайну подслушал, знаешь много. Два пути у тебя есть, либо – со мной, до победного конца, либо – на тот свет. – Понятным всем жестом показал движение ножа по горлу.

– С тобой Лексей, с тобой. Не за страх, не спужался я, Новгород сберечь хочу. – Пахом снова перекрестился, и уставился на меня, ожидая ответа. Легко как то всё получилось, закрепить бы вербовку. Припугнуть, так бестолку. Вот бы детишек его, в заложники, так содержать их негде, да и неспортивно это, чай не террорист с Дубровки.

– Вот что, Пахом Ильич, тут на столе лежит специальное снадобье. Как только ты его съешь, после этого, никто тайну нашу не сможет узнать, даже под пыткой лютой. Штука эта, на два года рассчитана, каждому по половинке, получится, что год у нас есть. А по истечении года, тайна уже перестанет быть таковой. – Надавил ножом по ириске, разделил на две части и съел свою половину. Купец взял свою долю конфеты, понюхал, прожевал и высказался. – Ух ты, сладкая. А есть ещё? Тайну закрепить.

– Закреплять не надо, средство сильное, но очень опасное. Перебор, и всё, каюк. Хочу тебя тортом с чаем угостить, лучшего закрепления не придумать. Будешь торт? – Пахом покрутил ладонями, мол, не откажусь, пробовал ли он торт, не знаю, но то, что предложили съестное, догадался. Распаковав коробку с 'наполеоном', горячий чай был в термосе, мы устроили чаепитие. Новгородец облизывал пальцы, умудрился прикусить язык, пытался запомнить рецепт приготовления сказочного кушанья, поведал мне, что пирог с изюмом, который готовит его жена, вкусен, но в подмётки не годится многослойному 'Наполеону'. Пожелав спокойной ночи, мы расстались, утро вечера мудренее. После завтрака, Ильич должен был отправляться обратно в Смоленск, где в кузнечном ряду сделать необычный заказ: трёхлучевую железную звезду, с вертикальным острым шипом посередине. Необычность состояла в том, что количество звёздочек было пять тысяч. Зачем изобретать велосипед для борьбы с конницей, если это уже давно сделали до тебя. Какая-то светлая голова в древнем Риме, а может и такой же, как я, пришелец из будущего, для противодействия слонам Ганнибала придумал доски с большими гвоздями. Задумка сработала, и Сципион остановил 'танки' Карфагена. Так почему бы не воспользоваться опытом древних, против монгольского отряда? Я засыпал, надеясь, что мне приснится Полина, или хитрый стратег, который расскажет, каким образом разгромить сотню телохранителей тысячника кочевников.

'Утро светит ярким светом Стены старого кремля Почему же люди летом Не несут пожертвования?'

Примерно такую песенку напевал про себя настоятель церкви Михаила Архангела. Паства жертвовала скудно, нехорошие слухи с востока гнали горожан с насиженных мест. Люди не перестали думать о Боге, только мысли о райских кущах всё слабее подкреплялись звонкой монетой. Не понимали прихожане, что на голодный желудок священнику может не хватить сил, донести молитвы в уши создателя. Деньги были нужны как никогда, проклятый князь, костью в горле стоял у настоятеля. После захвата Смоленска, Святослав Мстиславович железной рукой правил в княжестве, обновил стены города, увеличил дружину, дал льготы кирпичных дел мастерам, передушил заговорщиков, но ничего не дал храмам. Полоцкий выкормыш, так называл настоятель князя, только в очень узком кругу единомышленников. Может, и остался священник жив, только благодаря тому, что круг этих друзей состоял из трёх человек. Ровно год назад, в такой же солнечный майский день, из далёкой Византии прибыл тайный посол с письмом. Сообщение было ужасающим, Рим намеревался раздвинуть свои католические владения на восток. Смоленское княжество, по плану, попадало в сферу влияния Ватикана. Остановить нашествие католичества могли только монгольские орды, вторгшиеся на Русь. Вот там то и нашёл поддержку настоятель. Доверенное лицо, выбранное из единомышленников, отправилось к Бурундаю, в ставке которого, было заключено соглашение – по которому темник обязался сохранять православную церковь, не препятствовать священнослужителям в их занятии, беречь храмы, не отбирать земли в Смоленском княжестве. В качестве ответных действий, было обещано открыть ворота города, при приходе монголов. После захвата княжества, темник пообещал поход на Польшу, что окончательно снимет вопрос о католическом влиянии. В конце концов, Бурундай сдержал обещание, и вторгся в Польшу, однако мог ли тогда знать посол, что почти через триста лет в 1611 г. именно его Петропавловский храм будет превращён в костёл. Ставленнику Византии было жалко русский народ, стонущий под пятой завоевателей, но интересы церкви были превыше всего. Апостериори подсказывало, выжить любой ценой. Цена в данном случае была – предательство. Четвёртый крестовый поход показал истинные намерения папского престола: вместо борьбы с сарацинами армия воинства Христова разграбила Константинополь, столицу ненавистной Риму Византийской империи, исповедовавшей Православие. С благословения понтифика Иннокентия III крестоносцы убивали своих братьев-христиан, вывозили православные святыни, устанавливали новый мировой порядок, в котором иной вере – места не было.

Настоятель посмотрел на икону, опустился на колени, что редко позволял себе, прикрыл глаза и осенил себя крестным знаменьем. Всё происходило по велению души, в подобные моменты священник отрешался от окружающей действительности, впадал в состояние блаженства и единения с чем-то больше, чем весь мир. Он чувствовал, что Бог рядом, видит и слышит его, испытывает боль и страдания, радость и восторг, точно так же как и он сам.

– Всё ли я сделал для сохранения церкви нашей? Подскажи мне, Господи. Сомнения одолевают меня, тысячи душ хочу погубить невинных, во сохранения зерна веры нашей Православной. – Настоятель открыл глаза, в состоянии молитвенного экстаза слёзы потекли по его щекам, и не заметил подслеповатый настоятель, как замироточил лик Иисуса.

После дневной обедни в келью настоятеля постучались, прибыл Иннокентий, в грязной, в нескольких местах разорванной рясе, без головного убора, видно было, что торопился о чём-то сообщить и не успел привести себя в порядок. Дрескод в церкви был строжайший, и подобный непотребный вид мог привести к суровому наказанию, но видимо весть, которую принёс помощник, того стоила.