Алексей Живой - Империя: Удар в сердце Страница 13

Вдруг краем глаза Тарас заметил какое-то движение среди колонн галереи, спускавшейся вдоль дороги с холма. И, повернув голову, увидел, как несколько старейшин в длинных гиматиях прогуливались там, беседуя о делах. Это были не эфоры. Здесь, похоже, проходило какое-то собрание старейшин. Тарас пригляделся, пытаясь рассмотреть среди них своего отца, но не увидел.

– Ладно, – проговорил он, отгоняя размягчавшие душу воспоминания и заметив показавшуюся на площади телегу, – надо поторопиться.

Махнув рукой Этоклу и Никомеду, стоявшим за спиной, он быстрым шагом направился по мостовой к выходу из города мимо округлого храма Зевса и Афродиты Олимпийских. Он знал, где живут эфоры и где они собираются, чтобы обсуждать свои дела. Но решил пока не идти прямиком туда, а наведаться для начала к своему отцу. Пообщаться. На собрании старейшин Поликарха, похоже, не было. А уж он-то должен был знать все последние новости и посоветовать сыну, как лучше поступить.

Путь до отцовского имения показался Тарасу, привычному к марш-броскам с полной выкладкой, недолгим, можно сказать, увеселительной прогулкой. Особенно если вспомнить, что Этокл и Бриант тащили на себе все вооружение, а Темпея он вообще позволил себе потерять из вида, благо того охраняли трое бойцов. Денек стоял прекрасный, солнечный. Окрестные виды настраивали спартанца, привыкшего размышлять только о войне, на лирический лад. Когда же он свернул с мощеной «трассы» на пыльную проселочную дорогу и поднялся на холм, заметив на соседнем поле среди работавших илотов стройный стан Хилониды, то мысли его и вовсе стали далеки от военных действий. Стоило ему вспомнить те жаркие ночи, которые он провел еще до свадьбы с этой крестьянкой, что воображение молодого спартиата мгновенно распалилось. И пока он шагал до имения, бросая на нее долгие взгляды, совсем позабыл о том, зачем прибыл сюда.

Однако геронт, узревший его с балкона, быстро вернул сына к земным заботам.

– Здравствуй, Гисандр! – приветствовал его мудрый Поликарх, уже спустившийся вниз и ожидавший его, впрочем, по спартанской привычке не раскрывая объятий, а сложив руки на груди. – Я знал, что ты должен прибыть в скором времени.

– Как же ты узнал, отец? – ответил несколько обескураженный Тарас, останавливаясь у порога и слегка поклонившись. – Ведь еще недавно я и сам не знал, что вскоре прибуду в Спарту.

Илоты и периеки, хорошо знакомые геронту, замерли за спиной своего хозяина, опустив оружие на землю.

– Боги послали мне сон, – ответил геронт, улыбнувшись, отчего морщинистое лицо Поликарха перестало казаться излишне сосредоточенным.

Он направился в дом и взмахнул рукой, жестом приглашая сына за собой.

– В нем я видел великую битву и тебя в окружении тех самых машин, что мы создали с тобой тайком. И понял, боги говорят мне, что скоро ты вновь прибудешь сюда для великой цели…

Услышав это, Тарас резко остановился, едва не ударившись лбом о низкий дверной проем, – сон геронта так походил на тайные замыслы, о которых мог знать только царь и он сам, что в первое мгновение Тарас решил, будто у отца проснулся дар предвидения. Однако затем, прикинув варианты, допустил другую мысль, – а что если его папаша посвящен в дела царя Леонида настолько, что заранее знал о прибытии сына и его задании? Но, соблюдая тайные договоренности, не спешит сообщать Гисандру детали очередной операции Агиадов, которую они держали в секрете от второго царского дома и заодно от эфоров.

«Вдруг все же простое совпадение и мне примерещилось? – слегка озадачился Тарас, входя следом за геронтом в комнату, обставленную в истинно спартанском духе: низкий рубленый стол и пара ничем не укрытых скамеек. – Ладно, будущее покажет».

– А боги не сказали тебе случайно, зачем посылают меня в Спарту в тот час, когда все остальные воины бьются во славу Лакедемона у Дельфийских проходов? – поинтересовался, ухмыльнувшись, Тарас, но отец, казалось, не заметил лукавства.

– Нет, – проговорил геронт, усаживаясь на скамью у стены и поправляя гиматий, – но это был действительно странный сон. Полный неясностей. В нем персы сражались со спартанцами, но сражение происходило на море. И ты отчего-то плыл на корабле, вместо того чтобы биться с врагом на суше, как и подобает настоящему спартиату.

Тарас едва не раскрыл рот от все возраставшего удивления, присев напротив отца.

– Впрочем, – проговорил геронт, внимательно посмотрев на сына, – не будем заниматься гаданием. Для этого есть гаруспики и авгуры. Может быть, Гисандр, ты сам расскажешь, что привело тебя в Спарту в это смутное время?

Тарас взял себя в руки, отогнав все подозрения, и решил сразу прояснить ситуацию. Уж больно много тумана напустил геронт, а Тарас любил ясность.

– О чем ты говоришь, отец? – переспросил он, словно только что до него дошел смысл сказанных геронтом слов. – О каком смутном времени? Разве такие бывают в Лакедемоне, где все давно живут по законам Ликурга и ничто не смущает этого порядка, заведенного нашими героическими предками.

Поликарх перевел взгляд сначала на небольшое оконце под потолком, сквозь которое падал луч света, разгоняя полумрак, царивший в доме даже посреди бела дня. Затем посмотрел на развешанные вдоль стены доспехи, но промолчал, помедлив с ответом. Казалось, ответ уже был готов слететь с его губ, но не слетел. Тогда Тарас был вынужден продолжить беседу сам.

– Царь Леонид послал меня сюда с поручением, – ответил Тарас.

– Надеюсь, это хорошие вести, – пробормотал Поликарх, отчего-то ставший задумчивым, – не хотел бы я, чтобы моего единственного сына постигла плохая участь.

Тарас невольно вздрогнул, вспомнив о судьбе Аристодема и Пантита – двух случайно выживших после Фермопильского сражения спартанцев[8]. Однако это случилось в той, другой жизни. А в этой, после вмешательства Гисандра, так и не произошло. Оба были еще живы. Реальность изменилась, но об этом никто и не догадывался.

– Царь хочет, чтобы я предстал перед эфорами с рассказом о сражении и наших смертоносных орудиях, что отправили к богам столько персов.

Тарас подождал реакции отца, но ее опять не было. Поликарх сегодня был на удивление молчалив даже для спартанца. И Тарас решил, что возраст взял свое, старик просто разомлел от жары. Он даже не заинтересовался судьбой орудий, на которые положил столько сил и средств и за которые, кстати, вместе со своим сыном мог быть жестоко наказан теми же эфорами.

– Ты не слишком торопился, – проговорил наконец геронт, вновь поднимая глаза на сына, – недавно начались выборы новых эфоров. И тебе придется долго ждать, пока они примут тебя.

– Долго, – невольно повторил Тарас, не поверив своим ушам, – но ведь каждый день там, в Дельфах, умирают спартанцы. Я хотел вернуться туда как можно быстрее…

Он вдруг осекся и уточнил, словно вспомнив что-то.

– А давно начались эти выборы?

– Два дня назад, – ответил геронт, с удивлением посмотрев на Тараса, – тебе ли не знать, Гисандр, когда выбирают эфоров.

– А долго мне придется ждать, пока выберут новых эфоров и те смогут поговорить со мной? – отмахнулся Тарас от упрека. Несмотря на то что давно жил среди спартиатов, он не слишком следил за выборами новых эфоров. Они менялись каждый год, а цари оставались пожизненно. И Гисандр предпочитал быть ближе к царю.

– До следующей полной луны, – ответил геронт, удивленный такой забывчивостью своего сына, – только тогда, когда новые эфоры пройдут все обряды посвящения и принесут все клятвы спартанскому народу, их власть станет законной.

«Это что же, – подумал уже про себя Тарас, невольно вскакивая со скамьи и делая несколько нервных шагов по комнате, едва вспомнив о том, какой была луна прошлой ночью, – мне тут еще две недели торчать, а то и все три. Да в Дельфах за это время столько всего может произойти. А я тут должен просто сидеть и ждать. Вот угораздило! И ведь могли бы успеть, всего на два дня опоздал!»

Поликарх молча наблюдал за тем, как его сын нервно измеряет шагами небольшую комнату, не понимая, что его так взволновало. Подобный обряд проводился ежегодно и был всем хорошо известен. Но Тарас не обращал на отца сейчас никакого внимания, а геронт, чувствуя, что с сыном происходит нечто странное, не мешал его чувствам вырваться на волю. Но и не торопил.

И вдруг, когда Тарас вспоминал о том, как проходило плавание и как Клеандр отправлял тайных гонцов куда-то лишь по ему одному ведомым делам, Тараса посетила странная мысль. «А ведь он хотел, чтобы я опоздал, – вдруг подумал спартанец, вновь усаживаясь на скамью и едва не хлопнув себя по коленям, – зуб даю, хотел. Оттого и не торопился. Специально все рассчитал так, чтобы мы слегка опоздали. А теперь каждый день опоздания мне в неделю ожидания выйдет. Только вот зачем ему все это? Не мог сразу сказать, патриот хренов».

Тарас был обескуражен своими размышлениями и очень хотел бы обсудить это с отцом, но не знал, о чем ему стоит говорить, а о чем нет. Вроде бы с обеих сторон были друзья – пифий царя и отец-геронт. Но оба были облечены властью и могли вести свою игру, в которой Тарас был простой пешкой. И все же надо было кому-то довериться больше. В этой ситуации Тарасу были нужны союзники. И он решил довериться отцу.