Сергей Арсеньев - Пионер Советского Союза Страница 13

Впрочем, мальчишки тоже Светой особо и не интересовались, им и самим похожие уколы делали. Они тут все лечились… от чего-то. Единственный, кто как-то отреагировал на Светино положение, был рыжий мальчишка по имени Валерик. Ему то ли лекарств меньше давали, то ли другие, то ли он устойчивее к ним был, но он сохранял некоторую вменяемость. Света же сначала даже и не поняла, что он делает и чего хочет, когда Валерик подошёл к ней и начал чем-то её обматывать. Минуты три понадобилось Свете, чтобы догадаться, что это Валерик стащил с кровати собственное одеяло и теперь укутывает им сидящую на стуле голую Свету. Остатки порядочности, которых не смогли задавить лекарства, всплыли в мозгу у Светы и она, глядя в пол перед собой, тихо прошептала Валерику: «Спасибо».

Как Света попала в эту больницу, она и сама не слишком помнила. После того, как её силой увезли из бабушкиного дома, воспоминания у неё все смазались в какой-то безумный дикий кричащий комок. Она орала всю дорогу, звала на помощь, цеплялась за всё подряд и кусалась. Минимум троих ей удалось покусать до крови.

Только это ей не помогло. Её всё равно привезли в какую-то больницу, раздели догола, надели на неё смирительную рубашку, а затем сделали какой-то укол. Вот после укола Света и успокоилась. Ей всё равно стало, она как бы и не тут была. Всё на свете стало совершенно неважным и неинтересным. А на второй день пребывания в больнице Света впервые описалась во сне. Впрочем, и это её не взволновало ни в малейшей степени. Описалась — ну и ладно. А ей наплевать. Тут многие писаются в кровать, Света не одна такая.

Утренний обход. Сейчас снова будут уколы, Свете сделают укол, она сядет на стул и будет ждать там вечера. Ничего не интересно. Свете оставят одеяло Валерика или она до ночи будет сидеть голой? Впрочем, и это не важно. Свете было по большому счёту всё равно.

Ой, что-то не так. Обход был, уколы всем (кроме Валерика) сделали, но к Свете врач даже и не подошёл. Свете укол сегодня не сделали. Её оставили сидеть на стуле.

Так Света просидела, почти неподвижно, часа два. Потом пришла медсестра, отобрала у Светы одеяло, и за руку повела её куда-то через весь корпус. В коридорах встречается довольно-таки много людей. Конечно, раньше Свете очень стыдно было бы идти голой через такую толпу. Собственно, она добровольно ни за что на такое бы и не согласилась. Но сейчас ей всё равно. Она как механизм какой идёт. Единственное, чего ей хочется — так это спать. Больше ничего.

Медсестра привела Свету в душ, быстро обмыла её тёплой водой, вытерла жёстким полотенцем и помогла надеть чистую одежду. Одежда, кажется, была довольно высокого качества. Бельё, колготки, джинсы, рубашка, свитер, сапожки, зимняя куртка, шапка. Наверное, одежда даже красивой была, но Свете было всё равно, она хотела только спать.

В машине Света всё-таки заснула, потому она и не поняла, куда именно её привезли и как долго в это место ехали. Вывели её из машины около очень высокого дома, похожего на дворец. Сколько там было этажей, Света понять не смогла, но явно больше тридцати.

Вместе с сопровождавшими Свету медсестрой, охранником с пистолетом на боку и той самой женщиной, что недавно фотографировала Светину шапочку прямо у неё на голове, девочка вошла в это огромное здание. Пройдя мимо поста охраны (не консьержка, двое вооружённых мужчин), они все поднялись на лифте на седьмой этаж. Действие уколов, кажется, начало понемногу проходить, но Света всё равно чувствовала себя преотвратно. Её мутило, колбасило, ей хотелось лечь, болела голова, но зато она несколько более адекватно могла теперь оценивать окружающую её обстановку.

На входе в квартиру, куда они позвонили, их встретила черноволосая женщина примерно лет сорока, одетая в просторный, но короткий розовый купальный халат. Пройдя через дверь, женщина из департамента по делам семьи мягко подтолкнула в плечи Свету в сторону этой женщины и сказала: «Вот, Светочка, это твоя новая мама и твой новый дом. Теперь ты будешь тут жить. И всё у тебя будет хорошо, вот увидишь. Забудь свою прошлую жизнь, как страшный сон. У тебя теперь всё будет совершенно иначе. Счастья тебе в жизни, Светочка…»

Глава 8

Дверь в квартиру я своим ключом открыл. Зашёл в такой родной и привычный коридор, иду к нашей комнате. Рядом Ленка шкандыбает. Я же, вот честное слово, ощущал себя Томом Сойером, который на собственные похороны припёрся.

Без стука открыл дверь в нашу комнату. На столе моя фотокарточка стоит в простой деревянной рамке и с чёрным уголком сбоку, у стола мамка сидит, согнув спину. Батя стоит у окна, прислонившись лбом к стеклу, и смотрит на улицу. На моей заправленной кровати с ногами сидит зарёванный Вовка и обнимает мою подушку. А тут мы с Ленкой вваливаемся.

Дальше… Дальше у всех сначала челюсти отвалились, а потом Вовка как заорёт на весь дом: «Са-а-анька-а-а!!!», как завизжит, да с визгом мне на шею прямо с кровати как бросится! Мамка подбежала, щупает меня, целует, «сыночек» шепчет. Батя, вижу, от окна шагнул, улыбнулся криво, и… он тоже плачет! Они что, все так любят меня? Я и так-то себя последней свиньёй чувствовал, что предупредить не смог их, а теперь и вовсе мне хреново стало. Совесть прямо взбесилась, на части рвёт меня изнутри.

Ну, а потом произошло то, что я и предвидел. Батя торопливо, дрожащими руками, сорвал с моей фотографии чёрную ленточку и полез в сервант, Вовка глазами лупает и улыбается счастливо, а до мамки тут дошло, что я не пропал, а сбежал, что здоров совсем. Она прям как зарычала, да в шкаф, за ремнём солдатским нырнула. Это батя у меня добрый, а мамка, ух!!

С криком «паразит такой!» она сразу, одной рукой, меня на кровать мою швырнула. Я едва успел отчаянно крикнуть: «Ленка, отвернись!!», как с меня в одно движение сорвали до колен штаны вместе с трусами, да по заднице, по заднице голой! Больно, пришлось подушку грызть.

Хорошо, что Ленка была тут. Она тихо так, вежливо говорит: «Тётенька, не надо, это он из-за меня, это я виновата, не наказывайте Сашу, пожалуйста. Меня бейте».. Мамка отпустила меня и переключилась на Ленку. Даже ремнём замахнулась, но не ударила всё же, только подзатыльник отвесила крепкий. Кто такая, спрашивает. Я же торопливо, пока Ленка не повернулась, штаны обратно натягиваю. Почти успел, когда она всё же повернулась, я их уже застёгивал.

Ленка сообщила мамке, что её зовут Лена, а кто она такая, Лена и сама не знает. Как это? Мамка аж на кровать мою присела от удивления. А вот так, не помнит Лена, кто она такая, хоть ты плачь!

Тогда мамка и говорит мне, рассказывай, мол, Сашка, что случилось. А чего тут расскажешь? Не смогли мы с Ленкой вменяемую версию придумать, где мы четыре дня шлялись. Потерялись? В Ленинграде, ага! А что мы ели, где спали? Почему, в конце концов, такие чистые и сытые домой вернулись. Тогда Ленка говорит, давай правду расскажем!

Я аж припух. Правду?! Про будущее? Да кто ж поверит-то? А если поверят и проверят, что начнётся? Не, не пойдёт. Ленка же настаивает, что правда — самая лучшая ложь. Мы правду скажем, но не всю. Расскажем, что на тебя напала кошка в подвале, потом мы с тобой стукнулись лбами, встали, вышли из подъезда, а тут уже четыре дня прошло. Масло с макаронами завалилось куда-то, а больше мы и не знаем ничего. Как так получилось, что четыре дня пропали для нас, мы не в курсе. А плакала она тогда возле булочной потому, что не помнила, кто она такая. Как версия?

На мой взгляд, версия глупая. Только вот ничего лучше я сам придумать не смог. Глупая версия, но все остальные ещё глупее. Ну и решили такой линии держаться.

Мамка меня ещё немного попытала, но кроме того в каком именно подъезде мы четыре дня боролись с кошкой, выпытать из меня не смогла ничего.

Батя в отделение милиции побежал, сообщить, что я нашёлся, а то меня милиция по всему городу ищет, хотели уже и всесоюзный розыск объявлять. А к нам в комнату все соседи набились, как узнали, что я сам вернулся. И не только из нашей квартиры, и с других квартир, и даже из других подъездов подходили. Меня, оказывается, всем двором двое суток искали, но так и не нашли. При таком известии совесть моя взбодрилась и начала кусаться с удвоенной силой.

Я себе весь язык обтрепал, вновь и вновь рассказывая, что случилось со мной. Мальчишки наши приходили со двора, хотели увести меня, но разве вырвешься! Мамка сказала, что я наказан. Кошка там волшебная или не кошка, но ремня я уже получил, а теперь вот ещё недельку дома посижу, подумаю над тем, с какими кошками можно играть, а с какими лучше не надо.

Потом батя вернулся, с ним пара милиционеров — сержант и лейтенант. Они разогнали всех, набившихся в нашу комнату (кроме тех, кто жил тут), и начали нас с Ленкой допрашивать. Как, да когда, да где, да кто ты такая, девочка? Наивная Ленка, сбежать она хотела через десять минут. Ага, от нашей советской милиции так просто не убежишь!