Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии Страница 13

Вышли они вместе, я долго смотрел в закрывшуюся дверь, перебирая разговор и чувствуя досаду, что слишком старался высказаться и не выстроил доводы клином, способным пробить любую защиту.

Глава 8

Пару часов я бродил по дворцу, вернее, по ансамблю дворцов, любовался хоть и против желания, не для того прибыл, но любовался. В эту массу камня вложен труд не только каменотесов, но и гениальных архитекторов, дизайнеров, художников. Одних вытащили из дальних королевств, других вырастили и обучили на месте, а общими усилиями создали это монументально-кружевное чудо, в котором и тяжелая напористая сила католической церкви, и ее высокая духовность, постоянно напоминающая человеку, что он — творение Господа и не смеет жить, как просто животное.

Мое передвижение как-то отслеживают, хотя я бродил в одиночестве и хвоста не видел. В какой-то момент передо мной возник священник в облачении диакона, немолодой и степенный, молодежи я что-то вообще не заметил, кроме мальков хора, поклонился замедленно и произнес бесстрастным голосом:

— Сэр Ричард, кардиналы соберутся в малой совещательной комнате.

Я сказал бодро:

— Прекрасно! Где это?

— Я проведу вас, сэр Ричард.

— Идемте, — сказал я бодро.

Он мягко улыбнулся:

— У кардиналов нет вашей бодрости, сэр Фидей. Они придут не сразу, сперва разберутся с делами. Это я к тому, чтобы вы ничем себя особым не занимали… надолго.

— Я всегда могу бросить любое дело, — заверил я. — Что я обычно с охотой и делаю.

Он улыбнулся одной половинкой рта:

— Кстати, с вами жаждут пообщаться некоторые наши служители.

— Я со всеми рад общаться, — сообщил я. — Я человек общительный и наивный, какими и рекомендуется в заповедях быть христианам. А еще кроток, аки голубь сизокрылый.

— Тогда прошу, — проговорил он, явно не слушая, что за бред несу, — пока что в эту комнату, она вроде пуста.

От распахнул передо мной дверь, в комнате у высокого окна четверо священников ведут оживленный спор, оглянулись.

Мой диакон сказал торопливо:

— Продолжайте, продолжайте! Мы с Фидей Дефендером пока только…

Один вскрикнул счастливым голосом:

— Это и есть тот самый Защитник с таинственного Севера?.. Ой, как интересно, дайте на него посмотреть…

Они окружили меня все четверо, посыпались вопросы, сперва простенькие насчет как вам здесь понравилось, потом глыбже и ширше, я уже все понял, честно и подробно изложил свое видение ситуации, рассказал все о настроениях северных лордов, однако чем дальше углублялась беседа, чем более странными казались вопросы, но я сперва спихивал на свою возросшую подозрительность, чего только не вытворяет с психикой высокая должность и титул монарха, и лишь когда они поблагодарили и ушли, хлопнул себя по лбу в запоздалом озарении.

Вопросы совсем не странные, потому что спрашивали не о положении на севере, на что я отвечал так подробно, а на самом деле выясняли мое отношение к тем или иным событиям, людям, поступкам, или же, говоря понятным языком, рисовали мой психологический портрет. Я отвечал на все вопросы хитро составленного теста добросовестно, даже не заподозрив, что это за, иначе точно попытался бы схитрить и ответить правильнее и красивше.

Диакон проводил их добрым взглядом, сказал со вздохом:

— Молодежь… Такие любопытные.

— Да, — согласился я, — но специалисты хорошие. Даже первоклассные, я бы сказал.

Он посмотрел озадаченно:

— Правда?

— Правда-правда, — заверил я. — Еще чуть бы тоньше сыграли, я бы почти поверил. Да, в Ватикане есть и хорошие работники. Ну что, идем к кардиналам? Или нужно дать время, чтобы их ознакомили с результатами теста?

— Простите…

— Вопросника, — пояснил я. — Ответы нужно еще интерпретировать, верно? Когда я отвечал, предпочитаю голубой цвет или красный, речь шла не о цвете, кому это нужно?.. Вы разве не из той службы, что вроде бы дворцовая охрана, только не дворцовая и не охрана?

Он скромно опустил взгляд:

— Нет-нет, что вы… Это неправильно… Не совсем правильно держать такие службы в святом месте.

— Но мы в Ватикане, — напомнил я. — Духовном центре мира. А духовность придает обычным гадостям оттенок гармоничной завершенности. В Ватикане все настолько возвышенно, что преступление может смотреться, как законченный шедевр Микеланджело, который разукрасил свод и стены папского дворца абсолютно языческими картинами, посмев изобразить даже Творца в облике Зевса.

Он дернулся, посмотрел на меня несколько ошарашенно. Я ответил наглой улыбкой, дескать, хоть и провинция, но чисты духом и помыслами, все замечаем. И очищение церкви, что грядет обязательно и неизбежно, как восход солнца, придет не из Рима.

— Но папа одобрил, — пробормотал он, — да и кардиналам понравилось.

— Это знакомо, — заверил я. — Мне тоже часто та-а-акое нравится, еще как нравится!.. Потом иногда чуть-чуть жалею, чаще нет, так как уже привыклось, стало частью обыденной жизни.

— Сэр Фидей?

Я пояснил:

— Нельзя быть святым не только всю жизнь, но и слишком долго.

— Подвижникам это удавалось, — сказал он тихо.

— Мир состоит не из подвижников, — ответил я сожалеюще. — Наверное, к счастью.

Он взглянул странно, вытянул руку, указывая новое направление:

— Кардиналы собираются вон там.

Комната, в которую он почтительно и торжественно открыл дверь, отделана с кричащей скромностью: вся в темно-коричневых тонах, стены из дерева дорогих и редких пород, небольшой столик ближе к камину, а дюжина кресел вдоль стен лицом друг к другу.

— Ждите здесь, — произнес диакон и, заметив выражение моего лица, строго добавил: — Они люди очень занятые, к тому же все не так молоды, как вы, сэр Ричард.

— Но как Фидей Дефендер, — заметил я, — уже стар.

— Простите?

— Нет-нет, — заверил я, — никак не тороплю. Я тоже как бы весьма поразмышляю о высоком. В пределах моего исполинского духовного роста, разумеется.

Он поклонился без улыбки, принимая смягчающую формулировку, почти шутку, отступил, постоял так со склоненной головой у двери, словно не зная, как поступить дальше, наконец вышел.

Некоторое время я исследовал комнату, рассматривал затейливо исполненные канделябры, камин, это у меня проходит по графе «мыслить о высоком».

Одно из кресел на возвышении, белоснежное, явно из слоновой кости, отделано серебром и золотом. Кардиналы сядут лицом друг в другу, между ними широкий проход, а кресло папы стоит так, что смотрит вдоль прохода на далекую дверь. Наверное, это что-то означает, в столь сложных и древних ритуалах каждый жест, слово и даже приподнятая бровь что-то да означают.

Когда из коридора открылась дверь, я ковырял ногтем облицовку стены, стараясь определить, в самом ли деле дерево или же святость этого места сумела перестроить его в некое совершенно иное состояние.

Кардиналы, все в пурпурных мантиях и красных шапках, заходят неспешно, усаживаются в разных концах комнаты, занимая то ли строго установленные места, то ли группируются по интересам и общим целям, везде есть левые, правые и центристы, здесь они, скорее, паписты.

Я стоял в почтительном молчании, они здесь хозяева, я гость, хотя какой-то неинтересный, всего лишь двое-трое бросили на меня беглые взгляды и продолжают вполголоса тихие разговоры.

Мой диакон вернулся вместе с кардиналами, посмотрел на меня строго и удалился. В числе последних вошли кардиналы Гальяниницатти и Мариоцетти, и хотя в комнате разошлись в разные стороны, мне почудилось, что успели о чем-то сговориться или, как говорят на верхах, достичь определенных согласованностей.

Когда все расселись, и говор начал стихать, появился кардинал Бабзани, быстро прошел к оставленному для него месту за столом, но не сел, а сказал отрывисто:

— Мы собрались по просьбе Верховного Инквизитора северных земель отца Дитриха, но не забывайте, что после дела, по которому прибыл Фидей Дефендер, нам предстоит решить еще несколько важных вопросов… Сэр Фидей?

Я сделал шаг вперед, поклонился:

— Готов ответить на любые вопросы.

Бабзани сказал резким голосом:

— Мы сократим обсуждение, если вы сами кратко и ясно выскажете, что вас привело сюда.

Я ответил так же коротко:

— Уверенность, что решение о карающей длани Господней… не совсем мотивировано.

Бабзани сказал в легком нетерпении:

— Господь свое решение вынес. Ничто не может его отменить!

— Ничто, — согласился я. — И речь не об отмене. Разве не видите, что он дает нам тот же шанс, что давал и поколению Ноя?

Бабзани поморщился.

— Строить умозрительные спекуляции можно до бесконечности. Поговорите с нашими богословами! Они вам докажут все, что угодно. И тут же сами опровергнут еще более мастерски.

— Все может быть, — ответил я с сильно стучащим сердцем. — То, что ваши богословы насчитали семьсот тысяч ангелов на острие иглы, несомненно, принесет великую пользу науке и прогрессу, положив начало научному методу. Однако здесь другое…