Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов Страница 13

— Как такое могло случиться? Кто это был?

Тот виновато клонит голову и бубнит малоразборчиво.

— Гнали косуль. Наян слишком горяч. Пошли на перехват, но заплутали. Оторвались от основной охоты, а тут эти… Те, что висели на хвосте — точно кыпчаки, а вот кто в засаде ждал, не скажу. Те больше на наших похожи, а…

Сартак вдруг прервал своего телохранителя и, презрительно сплюнув, улыбнулся.

— Черт с ними, разберемся позже! — Он вновь повернулся к Александру и протянул руку. — Ты отважный человек и превосходный воин! Я почел бы за честь назвать тебя своим другом и братом!

Глава 6

Ругаясь и проклиная всех подряд, выползаю из юрты. Мочевой пузырь полный и страшно хочется помочиться, но несмотря на темноту и отсутствие свидетелей, просто отойти в сторонку и сделать все по-быстрому чревато последствиями. По монгольским законам такой проступок наказывается очень сурово. Так что надо совать ноги в выданные мне монгольские сапоги гуталы, накидывать овчинную шубу и топать за черту лагеря в специально отведенное место.

Еще не рассвело, но темнота уже начала отступать. В лунном свете сверкающий белизной иней делает ночную мглу сероватой и прозрачной. Изо рта вырывается облачко пара. Ночью подморозило, что совершенно неудивительно — начало ноября. Уже почти два месяца как я торчу здесь, в орде хана Кулькана. Торчу с того самого дня, как в Большой ханской юрте старшие сыновья князей Ярослава Киевского и Михаила Черниговского от имени своих отцов присягнули на верность Великому монгольскому хану Угедею и наследнику улуса Джучи — хану Бату.

Замерзшая трава хрустит под мягкой подошвой сапог, кутаюсь в овчину, а в голове всплывают четкие картины прошлого, словно это было вчера.

Большая юрта наполнена полумраком, по кругу сидят мрачные, похожие на изваяния, чингизиды. Посольство русских князей в середине. Все сделали как научил аль Хорезми. Вошли, опустились на колени, поклонились хану и уселись на ковре, скрестив ноги. В дальнем от входа конце в шелковом китайском халате застыл в высокомерной позе глава западного похода Бату хан. На вид из всех присутствующих монгол он выглядит моложе всех. Гладкое безусое лицо, узкие прорези темных глаз, на чуть желтоватой коже ни единой морщинки. Вспоминаю — ему сейчас лет двадцать семь, двадцать восемь, не больше.

Обвожу взглядом каменные лица ханов и вдруг понимаю, почему курултай выбрал именно Батыя главой этого похода. Угедей не идиот, чтобы доверить стотысячное войско одному из сыновей Чингиза — уж больно большой для того соблазн. А Батый что, он слишком молод, к тому же всего лишь внук Чингиз хана, таких вон с пару десятков наберется, а значит, даже если ему придет в голову мысль отколоться от империи, то остальные чингизиды его точно не поддержат. Собственные амбиции пересилят.

Пока в голове крутились эти мысли, Турслан Хаши сделал почтенному собранию пространный доклад о своей миссии и о достигнутых договоренностях. Я перевел его речь молодым русским князьям, а затем они поочередно присягнули на верность Великому хану Угедею. Бату принял эту клятву верности с неподвижной, бесстрастной маской на лице. Это была официальная церемония, здесь главное форма — о реальных вещах уже договорились заранее.

Когда «представление» закончилось, Бату выдал свое решение.

Вся орда продолжает движение на юг, на зимовку и отдых после тяжелой Булгарской кампании. Там в степях северного Кавказа начнется подготовка для дальнейшего похода на запад.

Завершая свою речь, Батый торжественно объявил:

— Будущей весной мы вернемся в верховья Дона и вместе с русскими союзными князьями присоединим северные земли к улусу Джучи.

По тому, как соглашающе закивали головы чингизидов, стало понятно, что это уже не раз оговоренное и выверенное совместное решение. Облегченно выдохнув, я было подумал, что на этом все — точка, можно расходиться, но тут неожиданно попросил слова киевский княжич. Большинство присутствующих покосилось на него неодобрительно, мол, не по чину, да и вообще, он здесь не для того, чтобы рот открывать, но Батый знаком разрешил — говори.

У монгол говорящему вставать не требуется, излагаешь сидя как сидел, и к такому тоже еще привыкнуть надо. Я, например, пробовал. Отвратительно выходит, дыхание сбивается, тембр голоса не тот, и вообще, связность речи постоянно сбивается, но Александр ничего, справился. Голос его зазвучал уверенно, и я начал переводить.

— Нет, — говорю вслед за ним, — до весны ждать не надо. Будет намного лучше, если проведем поход этой зимой.

В Большой юрте после этих слов наступила такая тишина, словно все дышать перестали. Княжич не согласен с решением хана! Не то, чтобы это бог весть какой проступок, совет для того и собирают, чтобы все мнения выслушать, вот только, видать, мнение руссов никого не интересовало.

В этой тишине к уху Батыя нагнулся сухой старик, сидящий справа, и шепотом довел ему свое мнение. После этого Батый бросил на княжича взгляд, означающий только одно — хорошо, обоснуй.

Надо отметить, Александр подготовился и довольно дельно растолковал суть дела, а я постарался также толково донести смысл до монголов.

Мол, если начать поход весной, то смерды не засеятся, а значит урожая осенью не будет. Не будет урожая, будет голод, и тогда нечем будет платить налоги не только в этом году, но и в последующих. Людишки разбегутся, земля оскудеет и не получат свое не только князья, но и Великий хан, а вот если провести зимнюю кампанию, то совсем другое дело — урожай уже собран, конница пашни не вытопчет.

Он смело взглянул в глаза Батыя и добавил:

— Раз русская земля войдет в улус Джучи, то и относиться к ней надо как к владениям хана и не зорить зря.

Слово главы похода должно быть последним — это непреложный закон, поэтому Батый молча обвел взглядом сидящую по кругу высокородную родню.

Ответил почему-то Кулькан, он хоть и не чингизид, но прямой потомок Темучжина, и на слово в совете право имеет. Он здесь не самый молодой, но, видимо, самый нетерпеливый, раз вызвался первым. Ответил с ленцой, словно объясняя неразумному то, что уже обсуждалось до него не раз.

— Зимой в тех местах снега может быть по пояс, а это значит, — усмехнулся он, повторив мою интонацию, — подножного корма для скота нет, маневра для конницы нет, города урусов превращаются в ледяные крепости…

Он многозначительно замолчал, словно давая понять, что если аргументов недостаточно, то он может накидать подобных доводов еще сколько угодно. Отметив про себя, что слова монгола вполне убедительны, я