Все против всех - Герман Иванович Романов Страница 13

через мутную пелену бычьего пузыря, прихваченного из лавры. Вот только разглядеть через него, что происходит снаружи, было невозможно. И ничего тут не поделаешь — о стекле местные крестьяне и не подозревали, а пластинки слюды были дорогим товаром, не по карману. Вернее, не по кошельку — привычных для него карманов он что-то на здешней одежде не видел. Хотя, какой опыт — одеяния нищих крестьян совсем не то, чем дворянская, а тем более боярская одежда.

— Хм, чугун, чугун — да не хрена, надо все проверять, и не верить собственным глазам. Тогда не обманусь!

Обычная бронза, причем плохая — вот из чего делалась утварь, а он ее не проверял. Походит издали на чугун, да и ладно. А ведь стоимость у меди огромная, железо гораздо дешевле, а чугун вообще сущие копейки, ведь недаром его в старину «свиным железом» именовали и выбрасывали.

— Постой, — Иван потер пальцами вспотевший лоб — чугун и стекло, вот где золотое дно. На печных плитах и чугунках со сковородками бизнес замутить можно, а сколько домов на земле, и все в нормальных окнах нуждаются — счет на многие сотни тысяч пойдет. И не так сложно организовать производство стекла, как кажется, если знаешь с какой стороны браться — все же техникум соответствующий закончил, правда, его в колледж переименовали. И на заводе отработал, пока его не прикрыли…

— Нечего мечтать, размечтался, — Князев отогнал мысли — в бане надо отдыхать, мыться, а не думать о том, что пока претворить в жизнь чрезвычайно сложно. Тут о выживании и адаптации позаботиться надо — он пока на «птичьих правах», самозванец. Поговорка не зря такая в народе издревле ходит — из грязи в князи!

Иван разлегся на полке из стесанных половинок бревнышек — местный эрзац доски, такими же в его избушке пол выстелили. И потихоньку расслабился, отгоняя мысли — и стало так хорошо, что задремал, «укутанный» теплом со всех сторон. Очнулся от шороха в предбаннике, где оставил под футболкой и трусами кобуру с «пистолетом», рушник и поршни из заячьей шкуры — не в лаптях же ходить, позорище, все же князь. А берцы каждый раз надевать не охота, нога от них отдыхать должна.

— Малой, это ты?!

— Я это, княже, исподнее чистое тебе принесла, — послышался негромкий девичий голос — он моментально опознал старшую дочь Первуши. И тут же дверь скрипнула, и, покосившись взглядом, он в свете увидел вошедшую в парильню девчонку, худющую, плоскую, в ночной рубашке из серого холста. Держала в руках какую-то корчагу, которую поставила на лавку рядом с кадушкой и не вышла, осталась внутри, закрыв дверь.

— Пришла тебя попарить, княже — у Митяя совсем сил нет, не ему здесь тебя обмывать, то дело бабье.

И с такой уверенностью девка говорила, что он просто не успел ее выставить в предбанник. А та принялась хозяйничать, будто всю жизнь только тем и занималась, что «залетных князей» парила. Начерпала ковшиком кипятку в деревянную бадейку, из корчаги плесканула на каменку — пар взметнулся, и расползся по всей баньке, не ошпарив, а взбодрив Ивана — запах был необычный, вызывающий томление.

— Сейчас мы князюшку, нашего благодетеля, обмоем настоем ромашки, росой полуденной, веничком усталость всю снимем, бодрости добавим, кровушку по жилам разгоним…

Девичьи руки принялись за дело, да так умело, что Иван даже ее прибаутки толком не расслышал. Он кайфовал, лежа на животе, а его спину, плечи, ягодицы, ноги, ступни старательно обрабатывали, причем необычно. Терли травами, хлестали веником, втирали в кожу какую-то лабуду, разминали крепкими пальцами мышцы — он понятия не имел, что за четыреста лет до будущего тут такое знать могут. И еще одна мысль в голове не укладывалось никак — с чего это старшая дочь Первуши в баню пришла сама по себе, или может быть, ее специально отправили.

«Без деда никак не обошлось. Он „большак“, и властен тут над каждым из своего семейства. Слышал, что на Руси женщины и мужчины вместе в банях мылись, но чтобы девку, внучку и дочку, вот просто так в баньку гостя попарить отправляли, без умысла — не верю!»

Мысль билась в голове, но потихоньку успокаивалась, как пойманная в крепкую хватку птица. Ему стало так хорошо, что он вначале машинально выполнил тихую просьбу, а лишь потом сообразил, что к чему.

— Сейчас мы на спинку ляжем, свет-князюшка, всего тебя обмою! Вот и ладненько, какой ты ладный!

Иван открыл глаза и обомлел — рубашка с девчонки куда-то делась, и она склонилась над ним во всей красе, обнаженная и прекрасная в полусумраке. Да и не девчонка она, отнюдь — все ладненько, кожа упругая, грудки с темными вишенками сосков торчком, все в пропорциях и лицом достаточно привлекательна. Лет 15–16, по местным меркам в самом соку, на выданье невеста, тут взрослеют рано.

— И вот здесь помою, и вот тут поглажу…

Вот тут Иван и взмок, как тот цыган, которого в конюшне поймали. То еще ощущение, когда плоть вздыбилась, а ее в руку поймали, и гладить начали так, что речь о помывке уже не идет…

Глава 14

— Убери руки с михиря, — совершенно спокойно произнес Иван, и усмехнулся. — Тебя дед отправил? Отвечай как на духу!

Что-то такое он ожидал, и все эти травки и запахи играли свою роль — но смог снова установить контроль над собственным телом, прекрасно понимая в свои серьезные года, к чему приводит не желание думать головой, а лишь идти на поводу той самой «головки». Все как по нотам разыграно — молодица в бане, только не баба, а девка. Такое сразу заметно — движения дерзкие, но неуверенные, что сразу указывают на недостаток опыта.

И появляются сразу уместные вопросы — что, просто так девочка воспылала страстью к незнакомому мужчине, которого вообще первый раз в жизни только сегодня увидела, но игриво так на него смотрела?!

И за михирь ухватилась решительно, будто за многократно используемую собственность — а разве такое может быть просто так, при природной стеснительности девственниц и строгих моральных правил, что действуют на их счет в здешнем обществе?!

Такое поведение даже в разгульном 21-м веке не встретишь — недаром говорят, что таких вначале надо «распечатать»!

Вопрос, заданный жестко и решительно, подействовал — девчонка задрожала, замялась и нерешительно промямлила:

— Да, дедушка, но токмо сказал, что бы ты меня княже… Лишить меня должен девичества…

— Ишь, мухомор старый, что удумал, извращенец похотливый. Нашел специалиста по дефлорациям…

— А что это, княже?!

— Не