Тимур Максютов - Князь из десантуры Страница 14

– Что случилось, родная?

Юлдуз выглядела растерянной. Сбивчиво объяснила: рано поутру вышла из кибитки – встретить солнце, умыться родниковой водой, принесённой служанкой. А у лагеря увидела странного незнакомца, в сером плаще и капюшоне, скрывающем лицо.

– Он меня и спросил: нет ли среди наших рабов русича Димитрия, найденного в степи? Плохо говорил по-кыпчакски, чужак. Я испугалась даже. Какой-то он… Опасный. Злом от него пахнет. Не знаю, как объяснить. Сказала, конечно, что такого у нас нет, он и ушёл. Только пробурчал, что непременно надо ему найти такого русича.

Юлдуз поднялась на цыпочки, потянулась к Ярилову. Тот отстранился:

– Маленькая, ты чего? Увидят же нас.

– Я очень испугалась, любимый. До сих пор дрожу.

– Не переживай, мало ли кто это был. Может, обиженный нами вчера в драке. Или рыночный торговец.

Юлдуз улыбнулась, успокоенная. Блеснула чёрными глазами, прошептала: «люблю» – и убежала, звеня браслетами.

Ярилов выдохнул. Конечно, показывать свою обеспокоенность девушке было нельзя. Но случай и в самом деле странный. Никому он вчера своего имени не называл – ни в трактире жидовина, ни на рынке. Откуда незнакомцу знать, как его зовут? Да и зачем искать чужого раба? Какая-то тайна. Причём – кажется, сулящая неприятности.

Ругаясь на себя, что заразился волнением от девчонки, побрёл к костру и в задумчивости не заметил сердитого Азамата.

– Ну, где опять шлындаете? – напустился половец. – Днём вас нет, утром вас нет. Бек тебя в шатре ждёт. Иди быстро.

– Да мне бы хоть помыться, позавтракать, – попытался оправдаться Дмитрий.

Азамат зло прищурился:

– У тебя уши пылью забило, холоп? Говорю – бек зовёт. Потом помоешь свою рожу.

Ярилов, растеряв всё настроение хорошего утра после рассказа Юлдуз и выволочки от половца, побрёл в палатку Тугорбека.

Шатёр бека Чатыйского куреня был, конечно, попроще, чем у того же Аяпы: размер мал, никаких дорогих шелков, ковёр постелен вытертый, а кое-где и заштопанный. У стены – пара дубовых сундуков, где вся казна хранится.

Бек кивнул головой – присаживайся, мол. Племянник куренного, вылеченный когда-то Яриловым, радостно улыбнулся спасителю, подал каменную чашку с кумысом.

После Тугорбек выслал из шатра и Азамата, и племянника, оставшись с холопом вдвоём. Проговорил:

– Слыхал про ваши вчерашние подвиги. Ну, с Хоря чего возьмёшь – разбойник. Фрязин, ясно, в наших порядках ничего не смыслит. Но ты-то куда смотрел? Драку учинили прямо в центре ханской столицы! А если бы вас охрана словила? Содрали кафтаны, били плетьми да привязали к столбу. Глядишь, к утру бы насмерть замёрзли. То и хорошо, выкуп не платить за вас, баловников. Ну, чего сопишь? Я-то обрадовался, думал – вот какого мне хорошего слугу Отец Тенгри прислал. Умного, до гадливого. Который небеса слышит… Рассказывай, откуда прознал про бой с монголами и гибель Юрия Кончаковича? Всё мне изложил или что-то скрываешь?

Дмитрий нахмурился, собрался. Ответил осторожно, стараясь не вызвать гнев:

– Ты мне, славный Тугорбек, известный своей справедливостью, обещал свободу, коли я правду тебе предскажу. А то ведь у рабов умными быть не принято – они всё больше кизяки собирают да воду таскают.

И замолчал напряжённо: не переборщил ли?

Тугорбек задумчиво потеребил редкие усы. Тихо произнёс:

– Я бы мог тебе рассказать, русич, о том, что раб, украсивший свою шею тяжёлой колодкой, через пару дней становится очень умным. А ещё больше память и откровенность улучшает костёр. Знаешь, если строптивого холопа привязать к столбу и развести у него огонь под пятками, он такое может рассказать – никакому шаману-басхаму не придумать, даже нанюхавшись волшебного дыма тайных степных трав.

Дмитрий незаметно погладил обшарпанную рукоятку сабли. Решил для себя: на пытки живым не дамся. Даже если придётся драться со ставшими такими родными батырами бека.

Тугор внезапно рассмеялся, обнажив крепкие зубы:

– Ты мне всё больше нравишься, Димитрий. За кылыч хватаешься, как воин, чтобы ответить на угрозу. Я дам тебе свободу. Сейчас. Немедленно. Но сначала задам пару вопросов. Раньше у вас, у русичей, самым главным был киевский великий князь, и все его слушались. А теперь – словно в кыпчакской степи: ханов несколько, между собой то мирятся, то воюют. Вот скажи: киевский Мстислав и его тёзка, Мстислав Удатный из Галича – как между собой?

Дмитрий успокоился, снял ладонь с оружия. Ответил:

– Славный бек, я постараюсь помочь своими знаниями. Но буду тебе полезнее, если пойму, для чего ты об этом спрашиваешь.

Тугорбек подумал. Прикрыл глаза. Решился, заговорил с напором:

– Я буду откровенен перед тобой, русич. Расскажу о том, о чём не стал бы даже такому верному батыру, как Азамат, или своей любимой дочери Юлдуз. Есть дела, в которых не помогут ни храбрый воин, ни родная кровь. Эх, не хватает мне матери Юлдуз… От неё бы не скрыл. Умная и хитрая была, как молодая змея. И такая же красивая. Много лет назад умерла. Мне, беку, не пристало долго вдовцом ходить. Столько невест привозили – и красивых, и знатных. А я не смог. Нет ей замены ни в нашей степи, ни в городах русичей, ни среди игривых турчанок и сладких, как щербет, персиянок. А… Ты молодой – не поймёшь.

Бек провёл по лицу рукой – будто стирая горькие воспоминания. Стал деловито и подробно пересказывать разговор с Аяпой. О том, как хитрый степной барон задумал собрать курултай, чтобы выбрать Тугорбека ханом, да только нужен союзник из русских князей. Но союзник сильный, способный своё слово сказать. Русич, который не побоится идти поперёк галичскому Мстиславу – знаменитому полководцу и храброму воину, недаром зовущимся Удатным – и за удаль, и за удачливость.

А жена его, княгиня Мария, – дочь хана Котяна. Значит, коли придётся с Котяном Сутоевичем соперничать – достойный должен быть и у Тугоркана зять. Потому Юлдуз надо выдать за русского князя.

На этом месте Дмитрий заметил:

– Великий бек, так у русских князей тоже вдовцами и холостяками быть не принято. Из старших – женатые все…

– А, неважно, – отмахнулся Тугорбек, – не за самого князя – так за сына пойдёт. Или за племянника, какая разница? Тут главное – в семью попасть.

Ярилов поинтересовался:

– А если Юлдуз не люб будет такой жених?

– Странные речи твои, русич, – удивился половец, – кто же её спрашивать будет? Дело женщины – слушать, что старший мужчина говорит. Отец повелит утопиться – так прыгнет с обрыва, не задумается.

– Э, просто ты про свою жену, мать Юлдуз, такие хорошие слова говорил, – попытался исправить неловкость Дмитрий, – вот я и интересуюсь.

– Таких больше нет, – отмахнулся бек, – и не будет никогда. Хотя… Иногда взгляну, прямо оторопь берёт: настолько моя дочь на жену покойную похожа. Ладно, не будем об этом. Так что скажешь, Дмитрий? Как думаешь – браться мне за такое дело? Непросто вызов Котяну бросить. Ох, нелегко. Но воину не престало в грязи копаться, подобно червю. Стрелять – так в орла, в поход идти – так за край земли.

Ярилова даже в жар бросило. Думал ли он месяц назад, что получит предложение участвовать в хитросплетениях кыпчакской политики, да ещё на такое замахнуться – на ханский престол ставить претендента?

С другой стороны, лучшего и не пожелать. Тут ведь не только свободой пахнет – тут и власть, и почёт…

А ещё – одна мечта.

Мальчишкой ещё, лет в восемь, прочитал Димка Ярилов книгу о страшных годах перед монгольским нашествием. О роковой для Руси битве на Калке. И плакал тихонько в подушку, поражённый ужасной судьбой князей и храбрых дружинников, задавленных под досками, на которых пировали узкоглазые захватчики…

И представлял себе, как он, второклассник Ярилов, за рычагами грозного танка, а лучше – в кабине боевого вертолёта, появляется в переломный момент битвы на Калке и громит незваных пришельцев из азиатских степей, спасая русское войско от позора и смерти. Бегут кочевники в ужасе, бросая раненых, оставляя в грязи богатые трофеи…

А потом, посадив винтокрылую машину посреди окровавленной степи, выходит. Снимает шлем, вытирает со лба пот, сияя рыжими вихрами. Подходят к нему все три Мстислава – Киевский, Черниговский и Галицкий. Протягивают десницы в железных голицах для рукопожатия… Или нет – так неудобно же. Протягивают правые руки, уже освобождённые от боевых перчаток, и говорят:

– Ой ты, гой-еси, славный богатырь! К нам с небес упал солнечным витязем, поражая кудрями рыжими. Ты нас спас от кручины, от гибели, и вся Русь тебе благодарная! Не лежать нам, белея костьми, в грязи, не клевать наши очи стервятникам. А сидеть нам в палатах каменных, пировать с тобой да нахваливать!

Конечно, ни танка, ни истребителя у Дмитрия нет – и даже завалящего пулемёта с парой десятков лент. Зато вокруг не Питер двадцать первого века, а та самая степь, где всё и решалось. Да и он сам не школьник. А – советник бека Чатыйского куреня, будущего половецкого хана. И до битвы на Калке ещё уйма времени – около трёх месяцев.