Александр Конторович - Я хочу жить дома Страница 14

И опять.

Ещё пылили колесами уходящие реактивные установки, а вокруг развалин уже стягивалось кольцо оцепления. Вот перекрыт последний участок – и часть оцепления, перекинув автоматы в боевое положение, направилась в сторону горящих домиков.

Сухо хлопнули отдельные выстрелы, татакнул где-то в подвале автомат – зачистка велась максимально жестоко. Не оставив без внимания ни одной дыры, нападавшие тщательно зачистили все поселение, не делая исключения ни для кого. Где кого нашли – там и прихлопнули. Раненый, здоровый – исключений не было никаких. А очумевшего от близкого разрыва атамана выволокли на площадь и посадили на кол. Около него остался стоять раскрытый чемодан с карбованцами. Их только сеткой накрыли, чтобы ветер по площади не растащил. Надо сказать, что к деньгам вообще никто приблизиться впоследствии не рискнул – так и похоронили, вместе с телом атамана. Которого, кстати говоря, с кола не сняли. Так вместе с деньгами и зарыли, никто даже самой тоненькой пачечки не прибрал.

Ибо около чемодана имелась табличка с лаконичной надписью: «Чужое брать нельзя!» И Дикое поле вздрогнуло…

А через некоторое время, когда жизнь в поселке снова началась, «курьеры» установили памятник «жадному атаману». Посреди площади сидел гипсовый толстый дядька на колу, а у его ног лежал полный чемодан денег, тоже отлитый из гипса. И что характерно, ни у кого из местных не возникало желания задвинуть куда-нибудь подальше этот образец «современного искусства». Этот памятник стал неким символом беспредельщиков, и отдельные из них даже печатали его на своих визитках. А что, очень хорошее напоминание о том, до чего доводит людей чрезмерная жадность.

Беспредельщики – так теперь называли бывших «курьеров», нимало не стесняясь, пояснили: да, это дело их рук. Так будет всегда. И со всеми, кто попробует их обмануть.

Мы честны с вами – и вы тоже будете с нами честными. Абсолютно любой ценой, хоть треснете.

Они меняли деньги по самому выгодному курсу, переводили куда угодно любые суммы денег и давали взаймы под относительно справедливый процент. Любой человек мог взять какую угодно сумму. В пределах разумного, разумеется. Даже и без залога – верили на слово. Только тщательно проверяли все сведения о заёмщике.

Его предупреждали – вернуть должен тогда-то. Можешь опоздать – тогда каждый день просрочки это плюс 5 %.

Без вариантов.

А через двадцать дней долг удваивался, и давался ещё день на возврат всей суммы.

Не вернул… что ж, хоронить тебя будут соседи. Больше попросту некому… Ибо должнику давали время и возможность сначала похоронить своих близких, а уж потом стреляли в затылок и самому. Таким образом, сразу и навсегда, были предотвращены любые попытки кого бы то ни было добыть денег для семьи или близких – пусть даже и ценой своей жизни. Альтруистами беспредельщики не были.

Можно было попробовать сбежать с деньгами сразу.

Некоторым удавалось – их потом искали долго… И потом возвращали домой, чтобы повторить всю процедуру наказания там, где неразумный принял свое опрометчивое решение.

Никакие траты на этом поприще заимодавцев не останавливали. Вообще никакие…

И Дикое поле молча признало за ними это право – требовать буквального соблюдения договоров.

В конце концов, всё просто: можешь никаких денег взаймы и не брать! Никто тебя за руку к этим гаврикам силком не тащил!

Сам пришел – сам и отвечай! За свои слова, между прочим! Никто за язык ведь не тянул?

И не впутывай в свои разборки посторонних!

Глупые соратники не нужны никому. Только портят имидж серьёзных людей.

А глупые неудачники – тем более!

А вот меня эти беспредельщики устраивают. И не в последнюю очередь потому, что всегда четко исполняют свои обязательства. Именно это мне сейчас и нужно.

Дом ничем от своих соседей не отличался. Такой же, как и все вокруг, в меру потрепанный и наспех подремонтированный. Вот только крыша у него была покрыта не железом, а новомодным синтетическим покрытием. Дешевка, долго не простоит. Пара-тройка зим, а если ещё и мороз вдарит – так и того меньше. Не выдерживают импортные пластики здешних холодов и ветров. Железо – оно понадёжнее будет. Но с ним надо работать, силы и средства тратить, да и в доставке оно дороже обходится… Вот и переливается над домом различными цветами импортный пластик. Для непосвящённых – намек на крутость. Мол – знай наших! А для понимающих – повод для усмешки. Тоже мне, нашлись нувориши…

Но имелась и другая причина… и о ней знали немногие. По странному совпадению, я тоже относился к их числу.

На входе в дом развалился на стуле молодой парень. В обыкновенной одежке, не в форме. Но на его наглость это влияло очень незначительно. Выставив поперек прохода ногу, он и не почесался её убрать перед Тарасом. Тому пришлось остановиться и вопросительно посмотреть на охранника.

– Ну?!

– Вызывали?

– А что, иначе никак?

– Можно и иначе. Но – поодиночке.

Кладу руку на плечо своему сопровождающему.

– Не спеши… Я и сам схожу. А ты меня здесь обожди.

Снимаю с плеча автомат и передаю его Тарасу. Охранник вопросительно смотрит на пистолетную кобуру.

Щас, родной! Только штаны подтяну…

– Может, мне ещё и брюки снять? Для твоего успокоения…

– Проходите… – убирает ногу охранник.

Так, первый тест на лоха пройден. Пришпандоренный к косяку квадратик видеокамеры подтверждает мои предположения: за входом поглядывают, и такое вызывающее поведение парня санкционировано руководством.

За дверью оказывается обыкновенная комната. Бывшее жилое помещение сейчас перегорожено деревянным барьером, за которым сидят два человека. Один, совсем неприметный, слева от входа. Он почти не виден – из-за барьера выглядывает только макушка. Значит, монитор видеонаблюдения стоит около него – это охранник. А вот второй сидит чуть справа и виден хорошо. Кассир, надо полагать.

Такая расстановка персонажей весьма неплохо продумана: я могу хорошо видеть только одного, ко второму же неминуемо поворачиваюсь боком.

И он может стрелять, не опасаясь задеть своего товарища. От посетителей беспредельщиков отделяет барьер, и встать на одну линию с ними – невозможно. А пока будешь через него сигать – тебя встретят огнем уже два (только ли?) ствола.

– Хотите что-нибудь обменять? Купить? – вежливо интересуется второй забарьерный сиделец.

– Поменять. Триста гривен для начала.

Из барьера выдвигается лоток.

– Сюда кладите.

Получив требуемое, кассир наклоняется над столом, показывая мне лысеющую макушку. Купюры просвечивает, подделку ищет…

– Курс знаете?

– Просветите. Мало ли, как тут у вас все обстоит…

– У нас – всегда и везде одинаково! Один к двадцати шести.

– Маловато будет…

– Как хотите… – лоток выдвигается назад.

– Менялы берут по двадцать шесть. В чем тогда разница? Зачем вы здесь сидите?

– Ну, к ним и ступайте! – пожимает плечами кассир. – Вольному воля…

– Старшего позови.

Сбоку шевеление: охранник насторожился.

– Он не разговаривает со всеми встречными и поперечными, – поджимает губы мой оппонент.

– Потому и зови! Со мной – поговорит!

Мой собеседник впервые поднимает голову и смотрит мне в глаза. Ему интересно – что же тут за нахал такой отыскался?

– Вы… вы хорошо себе представляете, чего именно вам хочется?

Таких людей по пустякам не дергают. И это знают почти все. Да и не особо они себя тут афишируют – не так уж всё это безопасно…

То есть звать своего начальника ты не хочешь? Ладно… примем это как данность.

Не слыша моего ответа, кассир прикусывает губу.

– Двадцать восемь у нас, начиная с тысячи гривен.

Вытаскиваю из лотка купюры, разглядываю их на свет. Складываю и убираю в нагрудный карман.

– Ну-ну… удачного вам бизнеса.

– С пяти тысяч – по тридцать.

– Удачи!

Поворачиваюсь к нему спиной.

– С кем он пришел? – это у второго мой собеседник интересуется.

– С тороповским хлопцем.

Продолжения разговора я не слышу, дверь уже захлопнулась за моей спиной.

А вот охранник в прихожей уже на ногах, смотрит внимательно.

– Вас просят вернуться.

– За каким хреном? Мне от вас ничего не нужно.

Интересно, как ему это сообщили? Рации у него нет, во всяком случае, я её не видел. И телефон рядом не стоит. Мобильников же здесь не имеется – оный вид связи гикнулся ещё в незапамятные времена.

– И всё же…

– С дороги уйди.

– Но…

– Парень, я ваши правила знаю. Ты ничего не можешь мне предъявить. И заставить – тоже не можешь. Уйди с дороги…