Юрий Валин - Запах снега Страница 14

— А, все одно не сыщут. Жмуры мы.

— Курлычете? — щетинистый спрыгнул с повозки. — Неймется скорее за работу ухватиться? Повезло, сегодня и пойдем. А вот скулить без спросу не дело.

Бил он коротко, почти неуловимо глазу. Лит только и заметил, как черноволосый дернулся, перекосившись, едва устоял на ногах.

— Болтать у меня не принято, — улыбаясь, пояснил щетинистый. — У меня парни хорошие, работящие. Меня, кстати, господин Хабор зовут. Для вас — лорд, король, папочка любимый. Будете молиться на меня истовее, чем на Светлого — тогда еще поживете. Споймал, Малек?

Он сгреб юного пленника за волосы на затылке. Лит приготовился к боли, но его лишь сильно тряхнули.

— Не бойся, Малек, — Хабор дыхнул чесноком и перегаром. — Умных бьют редко. Хотя был бы ты умный, сюда бы не попал. Ишь, морда какая чистая, без прыщей. За дом нужно было держаться, Малек. Ничего, пообвыкнешь.

Лит дернулся, — шутник Хабор ущипнул сквозь прореху штанов. Пальцы у него были хуже клещей. Бедро так и ожгло.

— Ничего, я тебя подкормлю, — непонятно к чему пообещал Хабор. — У нас один мальчонка пристроился, только тот на башку тронутый, бешенный. Ты-то, поумнее будешь?

Лит с ужасом догадался, что чего-то не понимает. Странно глянул на него этот дурак, королем и богом вознамерившийся быть. Сам он бешенный, что ли?

Но Хабор уже глянул на черноволосого:

— Чего косишься, умник?

Два удара сбили пленника с ног. Веревка немедленно натянулась, поволокла, удушая. Человек, преодолевая боль, пополз на коленях за повозкой. С трудом поднялся на ноги. Кашлял, хрипел.

Хабор шагал рядом, наблюдал с улыбкой.

— Соображай, а то еще споймаешь. Хозяина понимать не глядя нужно. Усек, Чернушка? А ты, Малек, запомни — у меня любимчиков мало.

Хабор, поправляя за поясом топор, зашагал вперед.

Черноволосый, все еще задыхаясь, с ненавистью и отчаянием глянул вслед.

Потянуло дымком. Повозка выкатилась на открытый берег. На воде у песчаного берега стояли три барки. Вокруг сновал народ, что-то грузили. Властно орал какой-то человек. Спешно сворачивали большую палатку из синей ткани. Хабор направился к молодому господину в благородной одежде, что-то принялся говорить, показывая на повозку и двоих пленников. Молодой лорд равнодушно махнул рукой в сторону барок, плотнее укутался в плащ с огромным вышитым крестом-решеткой, и принялся рассматривать реку.

Вода была холодной, хлынула в дыры сапог. Веревка на горле нетерпеливо дергалась, — Лит постарался скорее взобраться на борт барки. Двинули между лопаток, заставляя опуститься на скамью. Лит с изумлением смотрел, как стучит молот, сыплет редкие искры, заклепывая металлическое кольцо. Короткая цепь соединила ногу с брусом, проходящим под скамьей. Кузнец распрямился, харкнул за борт:

— Готово.

Грести оказалось не так уж и трудно. Весло, конечно, тяжеленное, но по сравнению с целым днем работы топором и перетаскиванием бревен, работа средненькая. Вот только отдыхать дозволялось только когда прикажут. Да и рукоять у весла… совсем не тесали ее, что ли?

Возможно, и не тесали. Барки построили прямо на берегу Синелилы. Плохо построили, — Лит, хоть и привык к дереву подходить с другой стороны, но изумился. Дощатые борта подогнаны кое-как, только что законопачены туго, потому воду пока держат. Мачта, — смех, — сосна едва от коры очищенная. Лавки для гребцов и те горбатые, занозистые. Весла, эх… Материал сырой, сушить-то и не думали. Руководил постройкой один типчик, — говорили, он далеко на юге речником к самому морю хаживал. Может и так, но ныне пил речник крепко, трезвым не бывал. Но других знатоков не было, рубили барки люди случайные: частью паломники с топором кое-как знакомые, частью люди подневольные. Имелось два плотника опытных, но один, то ли нарочно, то ли случайно себя по пальцам топориком тяпнул. Говорили, беспалого домой отпустили. Лит, конечно, верил, как не верить. Наверняка, всплыл где-нибудь ниже по течению бедняга. Второй плотник был жив-здоров, отстроил настоящую каюту лорду Рибеке. С окошком застекленным, с кроватью, покрытой резными завитушками, и печечкой малой. Благородный лорд Рибеке и командовал барочным караваном. Отряд назывался — эк-спе-ди-цией. Поручено отряду было, ни много, ни мало, отыскать проход к морю. Вроде бы еще сам святой господин Посланник, будучи живым, собирался к морю по реке выйти, тамошние товары во славу Светлого, сюда, на север, возить. На вырученное серебро предполагалось храмы украшать, провизию для паломников и материалы для построек закупать. Ага, считай — оружие для стражи да побрякушки храмовым шлюхам на шею вешать.

За пять дней, что по реке шли, Лит по морде и по загривку не раз получал, сам морды бил, заодно о человеческом бытие много чего нового узнал и последние иллюзии растерял. Красивое, кстати, слово — ил-лю-зия. Тоже из новых. На «Второй» много чего узнаешь. Господин Хабор во время работы позволял гребцам тихонько разговаривать. Добрый он был, господин Хабор. С-сука.

«Вторая» — это имя барки. Назвали суда по-простому: «Первая», «Вторая», «Третья». Лорд Рибеке, естественно, командовал «Первой». На «Второй» заправлял Хабор, на «Третьей» командовал Кильд, — его Лит видел только издали. Каждая барка была рассчитана на тридцать четыре гребца, да на четырнадцать человек вольных. Солдат было мало, только у лорда Рибеке имелось четверо бойцов из сотни, что Кэкстонский замок охраняла. Лорд Рибеке был человеком непростым, самого наместника родственник. Но, видимо, захудалый родственничек, раз его на верную смерть спровадили. Остальные охранники были набраны из паломников, что на голову поглупее, но силой не обделены. Вооружены разномастно — что Совет Закона и храмовые слуги из оружия наскрести сумели, то в дело и пошло. То же самое и с провизией — что похуже, да подешевле, то на суда и загрузили. Все одно, сдохнете.

Что караван, что эк-спе-ди-ция — как ни называй, все равно обреченные. Лит удивлялся, — даже ему, пусть и не видавшему больших рек, ясно — в такой путь осенью отправляться, все равно, что с разбегу в стаю нав-душительниц бултыхнуться. До моря, если не врут, чуть ли не полгода пути. Это если посуху, — через все королевство, потом через горы с горцами-людоедами, потом вовсе непонятными местами. А здесь водой, да еще путем нехоженым. Водой, может и быстрей, — вон как прытко Синелила барки несет. Только неплохо было бы и путь знать. Синелила вроде бы в Тюр впадает, а тот прямо на юг бежит. Но кто этот Тюр видел?

Лит ворочал весло, и думал, что наплевать. Есть на свете этот Тюр, нет его — все едино. Бежать нужно. Барка — могила, только еще не прикопанная. В смысле, ко дну не пошедшая. Бежать обязательно нужно. В этой дурацкой экспедиции точно сдохнешь. А на «Второй» околеешь даже раньше, чем ко дну пойдешь.

Господин Хабор был человеком опытным. Почти и не командовал. Плеть за него командовала. Что именно в хвосты плети вплетено, — гребцы все еще спорили. Но ожоги от семихвостки болели бесконечно. Лит отхватил свою порцию на второй день, так до сих пор не мог плеча коснуться. Кулаками Хабор тоже работал, упаси боги пробовать. Но кулаки у хозяина были для удовольствия, а плеть — для дела. Может, потому что хозяин поровну сочетал дело и удовольствие, «Вторая» шла ходко. Временами приходилось сдерживать барку, дабы от остальных не отрываться.

Ветер попутный помогал, — квадратный парус над головой, пусть невеликий размером, все время гудел, напрягаясь. Мачта опасно поскрипывала, Лит гадал, когда же она на голову грохнется? Гребцы побаивались, а господин Хабор поглядывал вверх довольный. Лит над той загадкой раздумывал, — совсем и не из благородных Хабор, — солдатом был, потом на руднике за рабочими присматривал, пока по пьянке не порезал своего товарища. Хитрый он, и чуткий как старая крыса. И все? Ну, еще у него плеть и кулаки имеются. Да, про топор забывать нельзя. Хотя хозяин им пока и не пользуется, топор — это довод. Значит, власть — кулак и плеть? Достаточно, чтобы взрослые мужчины под себя мочились, стоило зоркому глазу хозяина на них остановиться. Да, о подобном в Книге ни слова не упоминалось. Может быть, дальше, в отсутствующих страницах?

«Хозяином» Хабора даже его дружки-охранники именовали. Вроде в шутку, но на самом деле тоже побаивались. Только старичок, что на кормовом весле сидел, да колдун на хозяина внимание мало обращали. Колдун совсем чудной был. Целыми днями, кутаясь в грязный плащ паломника, на носу сидел, сгорбившись, листал лохматую книгу, нашептывал, скляночки с порошками перебирал. По вечерам начинал колдовать, бубнить что-то, в небо голову задирая. Руками в цыпках пыль цветную подбрасывал, да дул на нее, так что от натуги сопли летели. На «Второй», и так не шумной, народ замирал. Вроде и нелепо колдун колдовал, а ветер-то каждый день попутный.