Евгений Шалашов - Лихое время. «Жизнь за Царя» Страница 14

– Ну, не зря, значит, мы камень-то таскали, – сказал Авраамий, вспоминая, как в былые времена он таскал камень, что в изобилии валялся по всему острову.

– Вот-вот, – кивнул настоятель. – Соловецких стен испугались, так решили на Заонежье напасть. Отписал я тогда Колмогорскому воеводе, чтобы стрельцов прислал.

– Прислал? – спросил Палицын.

– А как же. Лихарев с Беседновым свеев гнали от Заонежья до самой Швеции. Может, дальше бы гнали, да пришла грамота, что мир заключен между нами.

– И что, утихли свеи?

– Еще чего, – хмыкнул игумен и кивнул в сторону сундука, на крышке которого были свалены грамоты. – Вон, каждый месяц грамоты шлют. Требуют Корелу с Колой да Сумский острог. Я уж на эти грамоты и отвечать перестал. Чего бумагу-то переводить? Ее к нам из-за моря везут. Лучше пусть на ней «Житие» святителя Филиппа напишут.

– И то верно, – согласился Авраамий и поинтересовался: – Удержите вотчины-то?

Настоятель опустил голову, побарабанил костяшками пальцев о столешницу и раздумчиво произнес:

– Кольские волости и Корелу – вряд ли. У полковника Стиварда, что свеями командует, говорят, войско в полторы тыщи, с пушками. Туда бы стрельцов, чтобы в каждом остроге по пять сотен было, а где ж их взять-то? На всю Кемь и Колу душ пятьсот наберется. Крестьяне есть, да толку-то, коли оружия нет? Ни стен, ни припасов огненных. Из луков против пищалей много не навоюешь. Я уже отписал, чтобы семьи забирали, да к нам шли, пока море не застыло. А сюда не поспеют, чтобы в Сумский острог уходили. Острог подновить успели – стены в два ряда, шесть башен есть. Хоть и деревянные, но крепкие. Летом еще избы поставили, в два этажа. Хлеба запасено, пищали и пороху в достатке. Мы тут, в обители, до самой весны спокойно просидим. Будем к войне готовиться.

– Думаешь, не оставят обитель в покое?

– Где уж там, – покачал головой игумен. – Была надежда, что на Москве царя изберут да порядок начнут наводить. Тут бы и свеи призадумались, и англичане. А теперь вот точно полезут. Ну, обитель-то наша – крепкий орешек. Зубы обломят!

– Мы-то в тягость не будем? – спросил Авраамий, хотя и не сомневался в ответе.

– Вы-то? – переспросил игумен. – Не будете. Наоборот. Запасов хватает, а люди нам – ой, как нужны. Что за народ-то с тобой?

– Старцы из Лавры, кто жив остался. Еще стрельцы из Вологды да воевода Мансуров с ними. Они со мной от самой Москвы идут.

– Петр Мансуров? – заинтересовался игумен. – Знаю такого. Дельный воин и начальник воинский неплох. В Каргополе вторым воеводой был, а потом в Вологде.

– Он отрядом вологодских ратников командовал, а от отряда-то всего ничего осталось. Ну, раненых мы по дороге оставили – кого где. А сам Петр Иваныч да те, кто на ногах остался, со мной пошли.

– Вот и ладно. Старцы пусть с братией будут, покуда в Троицу не уйдут – послушание я им дам. А ратные люди нам особо нужны. Отдохнут, так будет кого к затинным пищалям приставить. Мансурова назначу старшим на Никольскую башню. Шесть башен – шутка ли! Прежний-то старшой помер, а я-то как раз голову ломал – кого бы туда определить? Монахи да крестьяне, они ж не ратники. Биться-то будут, а кто командовать сможет? Я ж еще мыслю, что и ты, брат Авраамий, в военном деле опытный. Так?

Палицын сдержанно кивнул. Хотя и пришлось ему вдоволь повоевать, но воинскими подвигами иноку хвалиться не пристало.

– Ну, брат Авраамий, – продолжал настоятель. – Из братии нашей старец Иринарх в обители всеми военными делами ведает. Худого слова против него не скажу – справляется, но ты с ним по стенам да башням пройди. Все-таки тебе, брат, повоевать-то пришлось. Может, чего толкового подскажешь…

– Слушаюсь, отец настоятель, – склонил голову келарь так, как он сделал бы перед собственным архимандритом, коего инок должен во всем слушаться и почитать аки отца родного и даже больше.

– Ну, подскажешь там, надоумишь – все польза. Но это ненадолго. День, два от силы… Потом-то что? Ты ж, хотя и не наш, но инок. Какое тебе послушание положить?

– Куда поставишь, отче, туда и пойду, – улыбнулся краешком рта Палицын. – Велишь, пойду на скотный двор навоз убирать. Лес рубить, валуны таскать. Или кормщиком, как в прежние времена, известь да камень возить. Скажешь, пищаль возьму да к бойнице встану.

– Ну-ну, – одобрительно хмыкнул настоятель. – Не зазнался, стало быть… Ну, на скотный двор да к кормилу есть кого ставить. С пищалью к бойнице, так тут уж как выйдет. А ты, помнится, летопись хотел писать? Я же помню, как ты хотел написать про то, что на нашей земле случилось, после того как царь Иван Васильевич умер. Про царя Федора хотел написать. А теперь, верно, про Лавру напишешь, как ее от ляхов уберегали?

– Не забыл? – поразился Авраамий и помотал головой. – Да уж, какие теперь книги. До них ли?

– А про книги никогда нельзя забывать. Сегодня забыл, а завтра уже и не вспомнишь. А потом как? Без памяти даже зверь и птица жить не смогут. А уж нам-то память особо хранить нужно! Стало быть, вот тебе и послушание – летопись составляй!

– Спасибо, отец Антоний, – растерянно сказал Палицын. – Даже и не знаю, смогу ли книгу-то написать…

– Неужто писать разучился? – ехидно поинтересовался игумен. – Ну, это дело поправимое. Определю в приют, где брат Сергий сироток поморских грамоте учит. Ежели тебя розгой лупить да на горох ставить – научишься. Вмиг от «аза» до «есмь» ден за семь пройдешь.

– Тебе бы шуточки шутить, отец настоятель, – обиженно проворчал Авраамий. – А я, пока келарем был, все больше описи да заемные грамоты писал. А погодную летопись вести – это же сколько бумаги попусту изведу, пока не приноровлюсь?

– На доброе дело и бумагу не жаль извести, – пожал плечами настоятель. – Коли какие листы испортишь – братьям отдашь. Хоть на поварню – соль заворачивать или охотникам на пыжи. Порченую бумагу всегда пристроить можно. А новую бумагу мы каждый год кипами, по полпуда прикупаем, не разоришь. Все, что нужно, – бумагу, чернила, – тебе прямо в келию принесут. Перья-то какие нужны? Гусиные, лебединые? Хошь – из правого крыла, а хошь – из левого. Правда, я до сих пор уразуметь не могу – чем это левое крыло лучше правого? Ты-то не знаешь?

Авраамий тоже не знал, почему перья из левого крыла птицы стоят дороже, чем выдернутые из правого.

– Были бы чернила, а писать-то я и пальцем могу.

– Ну, твое дело, – не стал спорить игумен. – Перьев тебе принесут, а дальше уж сам смотри. Пальцем писать нравится, пиши и пальцем. Свечи, само собой. Книги нужные сам возьмешь. Скажу книгохранителю, чтобы он тебе на вынос разрешил брать. Ну, теперь-то что? Устал небось? – участливо спросил игумен. – Есть-пить хочешь?

– Хочу. Только вначале бы отдохнуть. На еду уже и сил нет – ложку в руках не удержу, да и на молитве на ногах не устою. А с тобой, отче, говорю, да понимаю плохо, о чем говорю. Веришь, нет – сам не знаю, как это мы до Соловков-то добрались. Сейчас бы мне упасть, да и не вставать. Вон, – кивнул Авраамий на келейника, который так и не проснулся, – лягу сейчас рядом, да и засну.

– Отдыхай, – кивнул настоятель. – На заутреню не ходи, помолимся мы за тебя и за товарищей твоих. Скажу братии, чтобы не тревожили. А как выспитесь, в трапезную проводим. Да прикажу, чтобы баню истопили. Ну, не забыл еще, где твоя келия была?

– Да вроде бы нет, – с трудом вымолвил Авраамий, поднимаясь с места. – Мы ж, отче, с тобой соседями были.

– Ну, туда и пойдешь. Раньше-то в ней брат Стефан жил, а теперь пустая стоит.

– Стефан? – невольно остановился келарь. – Это не тот ли, что при Иоанне царем был, Симионом Бекбулатовичем? Князь Пожарский мне челобитную давал прочесть – инок Стефан, бывший хан Касимовский, да царь Всея Руси, пребывающий в Соловецком монастыре, челом бьет, молит перевести его куда-нить потеплее – в Череповский монастырь али в Кирилло-Белозерский…

– Ну, про царя мне неведомо. Прибыл ко мне инок, инок и отбыл. Просил князь Пожарский, воевода земли русской, его в Кирилловскую обитель перевести, чего не уважить? Зачем мне монахи, что на сторону смотрят? А в труды его – так стар и немочен. Ну а коли и был Стефан ханом Касимовским али царем Московским, так это быльем поросло… Ступай себе. В келии все прибрано, все на месте. Послушника тебе в келейники определю, чтобы печку топил, в делах помогал.

– Отче, ты вот чего скажи, – выдавил Авраамий, опираясь на стенку. – Дале-то что делать? Ведь под Москвой-то уж передолили мы ляхов. Еще бы чуть-чуть – Кремль бы взяли. А что теперь-то делать?

– Тебе – спать идти, а мне Господу молиться.

– Да я не про то… – наморщился келарь.

– Понял я тебя, сыне, понял, – подтолкнул игумен старца к выходу. Осенив уходящего келаря, одними губами прошептал: – То же самое делать, что и всегда делали. Молиться, крепость Соловецкую от врага беречь. Даст Бог – убережем. Кириллова обитель врагу не поддалась, города поморские да сибирские уцелели. Выстоим.