Георгий Зотов - Москау Страница 14

— Почему же вы не исчезли раньше?.. Ведь наручники вас бы не удержали.

Она щёлкает зажигалкой. Да, в Ниппон коку не арестуют за курение в кафе.

— Наверное, потому, что в вашем случае мне ничто не грозило…

ГРОХОТ. СТРАШНЫЙ ВОЙ. КРИКИ.

Улица Восторга Микадо на моих глазах, как в замедленной съёмке, проваливается сквозь землю. В центре пешеходной зоны появляется круглая воронка. В бездну сползают кукольно-красивые домики с красными фонариками, рушится, заваливаясь набок вместе с колокольней, кирха святого Павла, сотнями сыплются вниз фигурки людей. Воронка расширяется — словно огромный улыбающийся безгубый рот. Я слышу дикие вопли умирающих. Дома проникают сквозь асфальт, ставший зыбким, как подсолнечное масло. На моих глазах погибает этот город, и я ничего не могу сделать. Люди кричат от ужаса. Тела становятся прозрачными, словно из тонкого стекла. Я вижу их сердце, печень, мозг, как бежит по венам кровь. Целые толпы людей-стекляшек. Трещины паутиной расползаются по Урадзиосутоку. Деревья ломаются, как спички. Океан шипит, захлёбываясь мёртвой рыбой, корчась в конвульсиях. Я судорожно хватаю нож со стола.

Втыкаю в правую ладонь. Ту, что уже покрыта шрамами.

На тарелку брызжет кровь, смешиваясь с соевым соусом. Я смотрю девушке в лицо и вижу череп. Оскаленный в страшной улыбке череп, с упоением затягивающийся сигаретой.

— Что вы такое… — из последних сил хриплю я. — Что, чёрт возьми, вы такое?..

Она переводит на меня взгляд. Зрачков нет — они заполнены тёмной бездной.

— Удивительный вопрос, — выдыхает она дым. — Неужели вы ещё не догадались?

Часть вторая

Чёрное солнце

Все ждут света — бояться не надо.Солнце светит в глаза — его право.Сегодня ночью ему не зайти —Мир тайно считает до десяти…

Глава 1

Сеппуку

…«Я пишу это письмо, находясь в здравом уме и трезвой памяти. Мое имя — Ямамура Онода, я майор генерального штаба Ниппон коку, по совместительству — представитель торговой фирмы „Касио“ в рейхскомиссариате Москау. Я нижайше приношу извинения всем, кто пострадал из-за моих ужаснейших ошибок, послуживших срыву операции „Юкио Сэки“.[29] Да, это не кто иной, как ваш недостойный слуга, предложил в качестве токкотая[30] кандидатуру ассистента военного переводчика Киёси Итиро, моего давнего сослуживца на Карафуто. Я ввёл себя в опасное заблуждение: престарелый пенсионер Итиро представлялся мне идеальным вариантом. Он страдал от раковой опухоли мозга и посему легко согласился стать исполнителем задания — при условии выплаты „Микадо-банком“ двух миллионов иен его детям. Жена токкотая, Садако, выразила желание умереть вместе с мужем. Я, высоко оценив её настрой, дал согласие — семья японцев-туристов вызовет у объекта минимум подозрений. Наши лучшие специалисты в Токио изготовили взрывное устройство — так, чтобы оно выглядело любительской конструкцией, собранной по чертежу анархистов из сети Сёгунэ. После нескольких репетиций Итиро-сан записал видеообращение, где ровным голосом признавался в сочувствии движению шварцкопфов и Большевистской партии Ниппона. 12 декабря 23 года эры Хэйсэй[31] (да длится она вечно!) императорская комендатура Гонконга обеспечила посадку супругов Итиро без досмотра на борт самолёта „юнкерс-564“, выполнявшего рейс до Москау. Как обычно, мы не имели описания внешности объекта, но разведка гарантировала его присутствие. Жена токкотая, следуя моей инструкции, собиралась привести бомбу в действие на подлёте к аэропорту Москау. По словам Садако-сан, она включила детонатор, спрятанный в дамской сумочке, — однако взрыва почему-то не произошло. Женщина сказала правду. Уже после беседы с её мужем я осмотрел детонатор и выяснил — он сломан, причём намеренно. У меня нет сомнений, Итиро-сан таким образом спас жизнь жене — не желая, чтобы она умерла вместе с ним. Глупо. Он упустил шанс выполнить задание, а его семья лишилась денег».

Впоследствии он сожалел о своём поступке.

…Испытывая горечь упомянутой неудачи, прошу отметить: позже Итиро-сан сделал всё возможное, дабы исправить отвратительные последствия порчи детонатора и восстановить свою честь. Только благодаря ему мы обрели детальное описание внешности объекта, — Итиро-сан видел, как штурмбаннфюрера с почётом встречали на трапе и сажали в лимузин. Сняв квартиру, самурай подошёл к заданию со всей ответственностью. Получая от меня оперативную информацию, он следовал за своей целью в Москау, чтобы подойти к объекту на максимально близкое расстояние. После звонка нашего «крота» в гестапо старик прибыл в магазин «Бухенрай» и караулил цель в торговом зале вплоть до закрытия. Вечером он клялся богом Сусаноо: объект так и не появился. Прибавьте ещё один мой провал! Опасаясь разглашения тайны, я не посвятил Итиро-сан в особенности поведения Павла Локтева.

Это повлияло на всё остальное.

Сегодня Итиро-сан безропотно нажал на кнопку нового детонатора и отправился к ногам богини Аматэрасу, восхваляя величие микадо. Он привёл в действие взрывное устройство у входа в массажный центр «Эбицу», находясь рядом с личностью, как две капли воды похожей на объект. Погибло семь человек, включая самого токкотая. Предполагаю, опухоль лишила Итиро-сан возможности нормально мыслить, иначе он задался бы вопросом, почему Локтев дежурит у автостоянки в форме обер-ефрейтора охраны? Так или иначе, наша главная цель не пострадала, в лучшем случае — получила пару царапин.

Я полностью беру вину за крах моей стратегии. Долгие годы жизни в Руссланде пропитали моё сердце гнилью необязательств и бездумий. Я не предусмотрел вариант, что «юнкерс» НЕ БУДЕТ взорван. План был расписан мною по пунктам, и я упился нежностью лепестков своих мыслей. Взрыв самолёта — теракт больного раком, фанатика-одиночки, на старости лет одурманенного большевистскими идеями. Видеозапись с признанием Оноды-сан укрепила бы мнение гестапо, что гибель их спецагента в авиакатастрофе — трагическая случайность. Мы охотно подбросили бы и другие доказательства, отведя подозрения от разведки Ниппон коку. План был идеален, и в этом таилась его главная опасность. Я не продумал, как действовать, если что-то пройдёт не так. Верный исполнитель, который не колеблется умереть. Замкнутое пространство «юнкерса». Шикарная легенда и видеопризнание. Что может быть лучше? Впервые за многие годы я ласкаю взглядом самурайский меч. Мне почти невозможно себя простить.

…Я возглавляю резидентуру в Москау десять лет подряд. Мне платят двойное жалованье — за сложность работы. Москау действительно страшное место: ты никогда не обретёшь спокойствие. Поверьте, я отрабатываю свои деньги до последнего рина — в то время как мои коллеги расслабленно дремлют в шезлонге на Соломоновых островах или у пляжа Нгапали в Бирме, отпив коктейля со сливовым виски. Я бы охотно поменялся с ними местами. Не только с «азиатами», но и с теми, кто несёт службу в офисах Европы.

Уважаемые коллеги нервно меня поправят — там опасно, ведь Сопротивление до сих пор существует в Нидерландах, Дании и Норвегии. Да, действительно существует… такое же, как и в сороковых годах. Опереточное, позёрское, декоративное. Группа юнцов в масках, задыхаясь от собственной смелости, срывает флаг империи со скульптуры Русалочки в Копенгагене или расписывает краской из баллончиков памятник фюреру. Вселенский скандал, газеты разрывают сердце обывателя заголовками, ТВ скорбно предрекает эру терроризма. Законодатель Сопротивления — мода. В Европе модно быть революционером, борцом с системой: граждане любят размещать в сети запретные книги и сочинять песни, призывающие к борьбе. Но что дальше? Юнцов ловит гестапо, они сдают всех приятелей, а после горестно каются на ТВ, объясняя свои акции побочными эффектами от приёма наркотиков. Сопротивление в Западной Европе законсервировалось внутри Сёгунэ. Слишком мало арийцев желают рискнуть своим благополучием. После Двадцатилетней Войны китайские рабы подняли города западных рейхскомиссариатов из руин, произошёл экономический бум, сытная жизнь проистекла сыром и колбасой.

Черчилль в своё время обещал, что, если немцы вторгнутся в Британию, его страна будет воевать до последнего англичанина. И что мы видим? Странные акции, на местном языке — «флэш-мобы»: молодёжь выкладывает из огоньков свечей у Гросс Бена фразу FUCK NAZI, страшно гордясь собой. Но разве режим свергают свечами? Не работа — мечта.