Юрий Салов - Не последний волшебник Страница 14

— Вы что хотите сказать — тайные эзотерические знания не касаются государственной безопасности?

— Нас и так сократили. Бюджет урезали. Вон шпионы толпами по Москве ходят. А ты хочешь, чтобы мы с тобой шамбалу искали?

— Товарищ полковник. Ну вы же лукавите. Вон у вас картины Николая Рериха. Не просто же так. А портреты Леонардо Да Винчи, Жюля Верна, Александра Дюма. Гете, наконец. А великие чекисты?

— Великие романтики. — поправил Алексея полковник.

— Все были членами тайных оккультных орденов.

— Ну а кто ж спорит. Брахмапутра. Люблю эту картину. Так успокаивает, лучше всяких лекарств. — Кочиев восхищенно смотрел на картину. — А портреты эти держу для антуража. Зайдет начальство — а я им про все наши чудеса впариваю. И вроде бы как мы с тобой при деле. — глубокомысленно произнес полковник.

— Подождите, а экспедиция Рериха в 1925 году? ГПУ не участвовало в этом? Шамбалу не искали? — Кочиев улыбнулся. — Духовный центр планеты?

— Видишь ли Алеша, перестань читать желтую прессу. И передачи по ящику про исторические темы не смотри. Они ради рейтинга маму не пожалеют.

— И про Шамбалу выдумки?

— Ну… Николай Константинович прекрасный художник. Он искал в Гималаях свою Шамбалу, а ребята из ГПУ собирали разведданные на территории сопредельных государств. Материалисты они были, Алеша, материалисты. К войне готовились.

— Ну а после войны?

— Ничего особенного. Ну Джуна, Кашпировский там, Чумак. А там и Союз развалился.

— А Нинель Кулагина? Вольф Мессинг; его способности к телепатии это тоже вранье? — не отставал Алексей.

— С Мессингом не вранье. Но это не значит, что надо все принимать всерьез. Время было такое, боролись две системы, две империи. Я вообще считаю, что все эти утечки информации, опровержения и разоблачения являются скорее всего делом рук самого КГБ, стремившегося создать видимость активных работ по разработке психотронного оружия, дезинформировать Запад и направить его тем самым по неверному пути. Пусть деньги тратят на бесплодные исследования. Некоторые были уверены, что «самиздат» посыпали радиационной пыльцой, чтобы выяснить круг читающих. Ты что, этим предлагаешь заняться?

— Ну как же, ну не были же они идиотами. Я сам читал, что на исследования, которые проводил институт «Аненербе», Третий Рейх потратил столько же, сколько американцы на атомную бомбу.

— Ну и дураки! Вот войну то и проиграли. Наши деревенские ребята без всякой чертовщины сломали хребет всему третьему рейху. — беззаботно махнул рукой полковник.

— Я этому не верю. Товарищ полковник, если информация засекречена, так прямо и скажите.

— А не скажу. Архивы министерства госбезопасности изучай, на здоровье. В государственном военном архиве. Допуск я тебе оформлю.

— А они не изучались? — удивился Алексей.

— Кому это нужно? Да не принимай ты все так близко к сердцу. — успокаивающе произнес Виктор Петрович. — Вон, прими лекарства. Хочешь свое, хочешь — мое.

— Я просто тогда не понимаю, зачем существует наше направление — контроль за деятельностью тайных оккультных обществ. Зачем?

— Ты знаешь, как возникло наше направление? — Кочиев задумчиво повертел в пальцах брелок в виде олимпийского мишки.

— Наверное возникла потребность и…

— Дочка бывшего президента посмотрела американский сериал. «Папа, а почему у нас ничего такого нет?» «Как нет? У америкосов есть и у нас будет». А как ты сюда попал, знаешь? Мама твоя хлопотала, тебя переростка устроить. В память твоего дяди, референта товарища Подгорного.

— Ну сколько можно мне глаза колоть.

— Да перестань, Алеша. Я искренне восхищался Вадимом Яковлевичем, царство ему небесное. Вот кто умел решение в кратчайшие сроки принимать. Дипломат был от бога, и империя была — не чета нынешней.

— Вы меня совсем прямо в порошок стерли. — криво улыбаясь, проговорил Мальцев.

— Да уж, тебя сотрешь. Вон, зубами скрипишь. Думаешь про себя — пусть старый хрен тут языком мелет.

— Товарищ полковник, вы родной для меня человек. — скромно потупился Алексей.

— Ага! Думаешь, думаешь. А старый хрен между прочим, тебя от увольнения спас.

— Спасибо. Что теперь с Морозовским делать?

— Дожимать. Если человек не жалуется, шум не поднимает, значит что — то там не так. Значит рыльце у него в пушку. — тем же будничным тоном произнес полковник.

— Вы же материалист. Вы же не верите. — хитро посмотрел на начальника Алексей.

— Я в родину верю, Алеша.

— Понимаю.

— Родине надо помочь, избавить ее от забот и от нас с тобой.

— То есть?

— Самим о себе позаботиться. Теперь скажи мне искренне, как родному человеку. Правду я все равно узнаю. Скажи, ученик: Морозовский предлагал тебе деньги?

— Нет.

— Верю. Потому что мы с тобой пока плохо работаем.

— Он же меня расколол, — удивился Мальцев. — как же теперь?

— Слушай старших. Это ничего, что он сделал из тебя лоха, как сейчас говорят. Ты подойди к нему как лох, с распахнутым сердцем.

— Он не поверит.

— А я тебя научу. Ты положи все это на настоящие чувства: на любовь, на страх, на восхищение. Это — высшее мастерство. Тебе еще самому понравится. — убеждающе напутствовал Кочиев.

Они раскланялись, не подавая друг другу руки, и Мальцев вышел из кабинета.

— Так… ну кто у нас здесь. — полковник задумчиво положил перед собой две фотографии, где были изображены люди с засвеченными лицами. Затем, вдоволь насмотевшись на них, убрал фотографии в стол. Постояв в глубокой прострации несколько минут у окна с видом на Лубянскую площадь, он сел за компьютер.

Был уже вечер, когда Антон вошел в просторный, но скромно обставленный гостиничный номер. Морозовский усадил Антона в кресло против себя и сразу приступил к делу.

— Я очень рад, что ты решил мне помочь, — начал он, расхаживая по номеру, — вместе мы сможем горы свернуть. Я тебя отблагодарю по–царски. В его голосе зазвучали мягкие, почти отеческие нотки.

Антон окинул взглядом стол с высоким кофейником и графином с плещущимся на дне коньяком.

— Еще одно, последнее условие. Скорее, сначала просьба. — задумчиво протянул он.

— Не смущайся. — Владислав Юрьевич раскрыл записную книжку. — я со своей стороны обещаю тебе всестороннюю поддержку.

— У меня друг ученый, талантливый химик. А занимается всякой ерундой, мелким бизнесом, но не слишком удачно, зарплата вы знаете… — Антон запнулся.

— Да, знаю, можешь не говорить. чем он занимается?

— Экологией морей. Все время за границу на симпозиумы приглашают.

— Экология это хорошо. — Морозовский чиркнул несколько слов. — Пусть завтра позвонит мне между десятью и одиннадцатью. Ты знаешь, я финансирую кое–какие научные проекты здесь.

— Зачем вам это?

— Для души. Знаешь, она все‑таки у меня есть. Еесли бы не было, стал бы самодовольным идиотом. К тому же я к науке имел непосредственное отношение. Ты плохо выглядишь — не спал? — Морозовский заметил у Антона покрасневшие глаза и синеву под ними.

— Нет. — признался Антон.

— А я отключился на целых шесть часов. Впервые за все дни.

— Я подготовился. Перелопатил гору литературы.

— Молодец. — Морозовский налил себе полный фужер.

— Я подготовился, Владислав Юрьевич, и у меня еще одно, самое главное условие. Задам вам вопрос и от вашего искреннего ответа будет зависеть, останусь я с вами или уйду.

— Спрашивай.

— Заодно вы узнаете, почему я вам отказал сегодня утром.

— Давай без прелюдий. Если он начнет прямо сейчас, ты ничего не успеешь. — Владислав Юрьевич стоял с фужером в руке, как будто изучая напиток на свет.

— Хорошо. Сегодня утром я впервые прочел ваши мысли.

С треском разбилась одна из лампочек на люстре. Захлопнулась с шумом антресоль на шкафу.

— Все. Ты опоздал. — мощный белый свет прорезал всю комнату ослепляющим сиянием и так же внезапно исчез.

— На полчаса раньше. — удивился Антон.

— Даже выпить не успели. — Морозовский с досадой поставил фужер на стол.

Раздался тяжелый грохот, а начавшийся свист был похож на негромкое завывание.

— Это ты, тот кто подает голос?

Cтул опрокинулся.

— Глупый вопрос я задал. Юмор ему не изменяет. — пробормотал Морозовский, пятясь к стене.

— Мы не договорили. — остановил его Антон, хотя летающие по воздуху предметы могли запросто его задеть.

— Поздно, он тебя не выпустит.

— Без вашего ответа я ничего не стану делать.

— Отступаем, — Морозовский с необычайной легкостью ринулся в момент затишья к двери в соседнюю комнату. — давай–давай.

В комнате резко похолодало и воздух снова пропитался как и в прошлый раз смрадом демона.

— Антон! Брось этот ящик, брось. — Морозовский ткнул в коробку под мышкой у Антона.

— Я не могу! — вихрь, вызванный демоном, поднял Антона в воздух, он парил посередине комнаты, лишенный возможности за что‑либо зацепиться. Но картонную коробку он не выпускал из рук.

И тут наступило временное затишье. Антон упал на пол плашмя, раздался странный звук — не то всхлипывание, не то вой, и Морозовский буквально втащил его в другую комнату.