Нерушимый-9 - Денис Ратманов Страница 14

Кто надо, уже знает, что я одаренный. Пока я нужен, чтобы наши выигрывали на международных играх. А потом потащат в управление, а этого мне совершенно не хотелось бы. Ну не нравится мне, когда стараешься сделать хорошо, а кучка идиотов пытается помешать или просто потому, что им лень напрягаться, или из-за того, что рушатся их хитрые схемы. Надо карать, миловать, поощрять, манипулировать, плести интриги, иначе сожрут, потому что простых людей сотни миллионов, одаренных и самородков — сотни, и еще они вздумали уничтожать друг друга вместо того, чтобы держаться вместе.

В конце концов нам удалось расслабиться, но все равно веселье выходило такое себе… с душком.

Меня напрягал грядущий откат и пристальное внимание к нашим с Микробом персонам. Слишком хорошо я знал эзотерически повернутых фанатиков, тем если что в голову взбредет — пиши пропало. Будут за нами следить, искать подтверждения своей теории.

А еще напрягало, что Круминьш так и не пришел. Даже Тирликас почтил нас своим присутствием и прихлебывал коньяк из фляги.

Интересно, Марк проигнорировал веселье, потому что считает себя униженным, или просто не хочет провоцировать Сэма?

А дальше парни чуть выпили, и Матвеич вспомнил, как нас вышвырнули из «Динамо». Клыков — как болелы хотели избить, считая голубцами. Саныч вспомнил бывшего начальника команды, который точно любил мальчиков, и разваленные заплесневелые раздевалки, поле, которое никуда не годится. Воспоминания ожили, и я ощутил сперва обиду и отчаянье, потом — злое упорство: мы уже столько смогли, и сможем выбиться в тройку лидеров в вышке!

Белорусы поведали, как оказались на улице и нигде не нашлось для них места.

— Я был против того «Титана», — признался Лабич.

— Мы чуть не подрались! — улыбнулся Думченко. — Короче, он уже на вокзале нас догнал.

— Вижу — жалеешь, — сыронизировал Тирликас.

Лабич иронии не уловил.

— Да вы что! Да я за команду… бутсу сжую!

Все белорусы были хороши, но Бурак — особенно. Конечно, Микробу он уступал, но вышку вполне тянул, в отличие от Гусака.

А дальше снова воспоминания: первый матч, первый гол, первая зарплата и премия, первая судейская несправедливость.

Микроб вспомнил момент, когда нас всех перетрясло, а я от злости стесал костяшки:

— А помните, Лев Витаутыч, как вы нам проверку устроили⁈ Никогда не прощу. — Федор демонстративно отвернулся.

В конце концов мы окончательно забыли о потоках виртуального дерьма, изливающихся на нас, расслабились, и возникло ощущение, что я — на своем месте. Именно там, где мне следует находиться. Мы привыкли к успеху, он больше не кружит голову, но стоит оглянуться, вспомнить, как я грузчиком на рынке подрабатывал, чтобы раздобыть деньги на еду и не питаться в бесплатной столовой, и становится понятно: вот это все — счастье, которое стало обыденностью. Но если сравнить, как было и как стало, так крылья расправляются.

В девять вечера Колесо потянуло на подвиги, он решил, что пора по бабам, и по домам разъехались те, кого дома ждали подруги, в том числе я.

— Рина, — позвал я с порога — она выглянула из комнаты. — Завтра приглядывай за мной. Могу начать чудить, как когда из окна сигануть хотел. А могу и не начать. Завтра еще пресс-конференция, куда хотелось бы попасть. По настрою прессы можно понять, откуда ветер дует, и начали ли муссировать тему, что в нашей команде одаренные.

* * *

Последний откат был страшным, потому я оттягивал миг пробуждения и гнал мысли прочь. Но вечно прятаться нельзя, потому я решил дать бой страхам. Открыл один глаз, второй, прислушался к себе и понял, что сегодня я — самый худший аналитик.

Кажется, пронесло. Если не буду делать прогнозы, никто ничего не заметит. Главное, планы на будущее не строить. А то настрою… Или нет, или как раз-таки строить нужно и записывать свой сверхгениальный анализ ситуаций, а потом трактовать от противного.

Я обнял Рину, поцеловал в шею и укусил за ухо. Она вздрогнула, потянулась, перевернулась ко мне, улыбаясь, но улыбка быстро сменилась настороженностью.

— Что на этот раз? — спросила она.

— Фигня. Худший аналитик. Ты главное не слушай, что я тебе буду обещать.

— Фу-ух, и правда пронесло.

Зазвенел будильник, и прильнувшая ко мне Рина нехотя поднялась и прошлепала в ванную. Сегодня понедельник, и за победу Саныч наградил нас выходным, а Рине следовало быть на работе.

— Ты на вождение записалась? — спросил ее я. — Сейчас бы села за руль и доехала за десять минут.

— Тебе ж тоже надо на стадион, — отозвалась она уже из ванной. — У вас же встреча с прессой.

— Наши все на колесах, подвезут.

Зажурчала вода. Рина на выходные часто мотается к маме, а меня так с ней и не познакомила, наверное, потому что все-таки она настроена по отношению ко мне несерьезно. И, случись чего, кинет, как это сделала Лиза. И вообще, когда поженимся, нужно взять маму к нам: в тесноте да не в обиде.

Когда Рина вышла из душа, обернутая полотенцем, я сразу же озвучил свои мысли, но по мере того, как менялось ее лицо, понял, что порю какую-то дичь.

— Нет, ну а что, все ж логично! — закончил я, и она расхохоталась.

— Аналитик ты мой! Я бы не советовала тебе сегодня ехать на встречу с журналистами. Сиди дома.

Точно. Откат же! Пока я еще могу оценить бредовость моих рассуждений, но скоро адекватность сотрется, и я понесу фигню в массы.

— Звони Димидко, говори, что не придешь, — посоветовала Рина и протянула мой телефон, лежащий на тумбочке.

— Мне нужно присутствовать на встрече, — сказал я. — Ты читала статьи? Предполагают, что в нашей команде одаренные, потому мы и выигрываем.

— Официально заявили? Ты не анализируешь сейчас?

— Нет. Не анализрую. Не заявляли. Болелы в комментах обсуждали. Как бы не стали задавать неудобные вопросы.

— Пф, пусть задают! А ты посмотри прямую трансляцию, чтобы не нервничал. Звони Димидко, пока я тут и могу тебя остановить, если ты начнешь нести пургу.

Я набрал Тирликаса — его Сан Саныч послушает, а если сам позвоню, вызверится, думая, что я вчера перепил — ему-то про откат не расскажешь.

Лев Витаутыч выслушал, пообещал поговорить с тренером. Ну,