Адвокат вольного города.6 - Тимофей Кулабухов Страница 14

— Нет. Мне надо к Юбе. Это такой каган, достаточно далеко. А ехать к нему только по территории империи неделю, потом по его каганату к нему ещё несколько дней, потом таким же образом обратно. В общем, у меня нет полутора месяцев времени.

— Понял, туризм и переговоры. Ну да, путешествие по Степи вообще потенциально опасно, вместе с тем открыто для полётов и ПВО отсутствует. Мне нужно пару дней, чтобы ответить на Ваш вопрос.

— Ну, спасибо хотя бы за это. Дали Вы мне пищи для размышлений.

— Это я люблю и могу. Заходите ещё в нашу интеллектуальную ресторацию.

Глава 6

Табор

Табол — это река. Кстати, течёт где-то недалеко и неторопливые степенные рыбаки ловят в ней вкусную рыбку.

Табо́р — это остров такой (согласно французским картам, на английских — остров Мария-Тереза), на котором тусовался капитан Грант, пока его искала команда лорда Гленарвана в книгах Жюля Верна.

А та́бор — группа цыган, которые периодически кочуют, попутно промышляя песнями, плясками, мелкими хищениями, конокрадством и лечением лошадей, гаданиями, традиционными ремёслами и торговлей весьма сомнительным товаром.

Утром к нам приехал табор. Который с ударением на первый слог, цыганский. Ну, вообще-то они ехали не совсем, чтобы к нам…

Четыре разномастных экипажа, один премиальный (бывшая дорогая карета, я такие вещи уже начал различать из-за своей нынешней весьма специфичной жизни), две заведомо недорогие кибитки, а последний вообще — бывший грузовой. Все приближающиеся к нам средства передвижения были переоборудованы цыганами (наверняка ж они их купили?) при помощи большого количества ленточек и дугообразных тентов.

Двигались они по сельской дороге неспешно, не пели песен и не играли на гитарах. Зато на них на все лады лаяли окрестные собаки, которых цыгане показушно игнорировали.

Вообще село Харьков — это длинная извилистая дорога-улица, ведущая к озеру (озёр тут много), а от неё перпендикулярно отходило ещё шесть разной насыщенности улочек, мы жили на первой же, в самом её дальнем конце.

Было утро, я готовил на улице, а точнее грел вчерашнюю кашу и перелаивание местных кабысдохов услышал заранее.

Когда они добрались до нас, я подумал, что они всё же на кладбище, мало ли что им там надо, может похоронить кого из своих, они же покойников не возят за собой в странствиях, верно?

Но они остановились как раз напротив нашего покосившегося забора, стали выходить, разминаться. Тайлер, даром что вчера пил, бодро сбегал в дом и вернулся уже неспешно, зато с винтовкой и патронташем.

Глядя на него, я недоумённо пожал плечами, открыл калитку и вышел.

На улице стояло семеро цыган и у них, кстати, ружьё тоже было.

— Привет, ромалэ.

Тайлер, следом из-за забора не вышел, пока не вышел, оставался скрыт. То есть, общаться мне, а ведь дипломат из меня, как известно, не ахти.

— Мы мугаты, эркак, не ромалэ, — недовольно буркнул в ответ самый младший из них. — Где Касьян?

— В могиле, — повернулся к нему всем корпусом, но удерживал в поле зрения всех, при этом держал в кармане Шило. — Показать, проводить, положить рядом?

— Э, ты не борзей, — вступился другой шустрик, который, как я видел, тоже не был старшим в этой банде. — Рус?

— Молдован, — я решил придерживаться придуманной мне Тайлером легенды, особенно учитывая, что паспорт на имя Алмаз мне Канцер уже забацал.

И я повернулся к старшему, который всё это время со скучающим видом молчал.

— Чего надо, старик?

— Вежливости, для начала.

— Это в институт благородных девиц сходи.

— Ты смелый… словно за тобой кто-то стоит.

— Стоит. Я Вьюрковского знаю. И знаю, что он цыган не любит, — тут я лукавил, отношения старого графа к цыганам мне не известно, ходили слухи только касательно степняков.

— Владыки тут нет. А ты есть, — невозмутимо развёл руками старик. — Твой родственник, который Касьян, нам денег должен. Восемьсот рублей.

— Хера у вас запросы. Да кто бы старому алкашу занял? Уж не такие ли нищие бродяги, как вы.

Самоназванные мугаты ощутимо напряглись, а самый младший вообще оскорблённо зашипел, как змея.

— Ты нарываешься, молдован, — печально покачал головой старик.

— А ты…

— Не дерзи старшему, — шагнул ко мне жилистый здоровячок слева. Вообще, цыгане — народ опасный, сомнений нет, странно, что это были не ромалэ, с которыми я сталкивался в прошлой жизни и немного представлял их менталитет.

Его движение ко мне стало той тонкой границей, после которой пружина напряжения последних дней во мне распрямилась в действия, к которым в обычной адвокатской своей жизни я не склонен.

Я дёрнул из кармана заранее подготовленный кольт и резко вмазал рукоятью по лбу шагнувшего, после чего распрямил руку, направив пистолет в лицо старику.

На долю секунды удержав ствол, боковым зрением увидел, что Тайлер выскочил из-за ворот с ружьём наперевес.

Мугаты стояли полукругом, ненавязчиво (как им казалось) окружая меня, но Тайлер вышел и стал справа, так что в его сектор обстрела попадало сразу трое кочующих рэкитиров.

Воспользовавшись их оцепенением, я опустил свой пистолет чуть вниз и выстрелил под ноги старику.

Крупнокалиберный кольт, пуля которого весила что-то около пятнадцати граммов (я взвешивал из любопытства), оглушительно бахнул, как ручная пушка, заставив вздрогнуть всех, включая коней и женщин табора, которые прятались в кибитках, пока «мужчины разговаривают».

После выстрела я моментально поймал в прицел лоб старика, точно совместив целик и мушку.

— Старик, твой Касьян мне не родной, мне плевать на тебя, на него и на долг. Но ты припёрся в мой дом и вёл себя не вежливо. Так что ты должен мне сто рублей!

Изрядно превышающие нас двоих числом, мугаты от такого трактования правил вежливости и разворота финансовых требований шокировано опешили.

— Я не согласен…

— Мне плевать. Мы просто положим вас всех, а граф даст награду по десять рублей за голову. Итого восемьдесят.

Старик что-то зашипел, в этот момент один из них, вооружённый ружьём, было двинулся, но остановился, глядя на старшего. Кажется, все понимали, что одно неловкое движение и на одного старого баро в этом мире станет меньше.

— Уронил на землю, motherfucker, — решительно заорал Тайлер и стрелок действительно бросил ружьё.

— А теперь сели на свои кибитки и