Сергей Арсеньев - Пионер Советского Союза Страница 15

(а в это время в замке у шефа)

[14.07.1940, 23:12 (брл). Берлин, Принц-Альбрехтштрассе, Главное управление имперской безопасности, кабинет Райнхарда Гейдриха]

— Проходи, Генрих, садись, — хозяин кабинета приветливо кивнул вошедшему в дверь бригадефюреру Генриху Мюллеру. — Я уже собирался ехать домой. Что там у тебя такое случилось, что не терпит до утра?

— Я сам собирался уйти сегодня пораньше, даже и сейф закрыл уже, а тут такое дело…

— Короче.

— Около 16 часов в местное отделение гестапо поступил звонок из редакции газеты «Der Angriff». Они получили почтой, обычной почтой, просто обычной почтой конверт, в котором, после беглого просмотра, предположительно, находились документы особой государственной важности.

— Что значит «после беглого», «предположительно»? А после не беглого и не предположительно?

— Простите, группенфюрер, но документы действительно настолько секретные и важные, что редактор, на мой взгляд, поступил совершенно правильно, не став знакомиться с ними подробно.

— И что, эти таинственные «документы» никто так и не прочитал?

— Я прочитал. Кроме меня, полностью, никто. Ручаюсь.

— И что же там?

— Содержимое письма представляет собой шесть отпечатанных типографским способом листов. Текст набран крайне мелким готическим шрифтом, читать который без лупы проблематично. Текст расположен с обеих сторон каждого листа, иногда встречаются иллюстрации. Некоторые иллюстрации цветные. Весь документ разбит на несколько разделов, в каждом разделе, независимо от других, рассматривается один вопрос. Вот список разделов. — Мюллер протянул своему начальнику лист бумаги, на котором его почерком было написано несколько строчек.

Внимательно ознакомившись с запиской, Гейдрих некоторое время молча сидел в кресле, затем рванул узел галстука и встал.

— И это пришло обычной почтой? — спокойным голосом спросил он.

— Да.

— Не фальшивка?

— Мне трудно судить, у меня нет допуска к документам такого уровня.

— Где сейчас эти бумаги?

— Простите, группенфюрер, я не окончил доклад.

— Что ещё?

— В течение часа после звонка из редакции «Der Angriff», аналогичные звонки поступили и из редакций «Der Sturmer» и «Volkischer Beobachter». Они получили точно такие же письма. Таким образом, документ был отпечатан тиражом не менее чем в три экземпляра. И эти три экземпляра разослали по редакциям крупнейших газет. Обычной почтой.

— Где они?

— Семнадцать целых листов, конверты и 9/10 восемнадцатого листа здесь, — Мюллер похлопал ладонью по своей папке.

— Оставшаяся часть восемнадцатого?

— На экспертизе. Пришлось отдать. Я сам отрезал ножницами правую часть одного листа. Там только окончания строк с одной стороны и начала строк с другой, понять по ним что-то весьма проблематично.

— Хорошо. Хотя хорошего мало. Что уже удалось выяснить?

— Конверт и марка — самые обычные, можно купить в любом почтовом отделении. Адрес на конверте написан от руки чернилами синего цвета. Почерк, предположительно, детский либо женский. Адресовано просто «в редакцию», без уточнения отдела или сотрудника. На конвертах тем же почерком написано и подчёркнуто слово «СРОЧНО», отчего конверты и были вскрыты уже сегодня, хотя обычно подобная анонимная корреспонденция может ждать своей очереди неделю и даже больше. В общем, снаружи — самое обычное письмо. Всё интересное, помимо содержания, я имею в виду, находится внутри.

— И что там интересного?

— Вот, взгляните, — Мюллер достал из папки обрезанный с одного края лист и протянул его Гейдриху. — Во-первых, бумага. Как видите, бумага весьма высокого качества. Однако, по словам экспертов, бумага данного сорта промышленно нигде в Рейхе не производится, и они даже сомневаются, производится ли такая бумага вообще хоть где-нибудь в мире. Возможно, какая-то опытная либо ограниченная партия. Во-вторых, способ печати. Начну с того, что набрать и отпечатать текст столь мелким шрифтом — технически не самая простая задача. Кроме того, текст вообще не отпечатан. То есть, он отпечатан, конечно, но не в типографии. С первого взгляда кажется, что здесь мы имеем дело с типографской печатью, но это не так. Способ нанесения краски на лист не имеет ничего общего с типографским, какой-то совершенно иной, неизвестный нам принцип. Тем же самым неизвестным способом, каким на бумаге воспроизведены буквы, сделаны и иллюстрации. То есть и буквы, и иллюстрации сделаны одним и тем же способом. Фактически, каждая буква тут — не буква вовсе, а крохотный рисунок в форме буквы.

— Как такое может быть?

— Не знаю. Краска, которой сделаны надписи и иллюстрации, всё ещё исследуется, по ней ничего сказать не могу.

— Это всё?

— Нет. Отпечатки пальцев. Конверты брало в руки слишком много людей, там всё глухо. Но на собственно листах кое-где отпечатки пальцев сохранились. Прошу извинить за столь плачевное состояние некоторых листов, группенфюрер. Поиски отпечатков пальцев на бумаге для самой бумаги весьма вредны. Но зато теперь у нас есть кое-что.

— Нашли?

— Да. Есть отпечатки трёх комплектов пальцев. На каждом, абсолютно на каждом листе есть отпечатки пальцев человека, которого мы условно назвали Альфа. Его отпечатки пальцев, как правило, встречаются на нижней и верхней части листа. Такое впечатление, будто он эти листы брал и по одному зачем-то переворачивал.

— Чтобы напечатать текст на тыльной стороне?

— Возможно, я тоже подумал об этом. Второй человек, названный нами Бета, брал в руки одиннадцать листов из восемнадцати. Кроме того, на одном из конвертов уцелел фрагмент отпечатка пальца Беты. Вероятно, именно он бросал конверты в почтовый ящик.

— А третий?

— Отпечатки третьего, Гамма, встречаются только один раз. Зато это очень хорошие и качественные отпечатки пальцев левой ладони. Отчего-то прямо в центре страницы. Он не держал лист, а опирался на него рукой.

— Ваши действия, Генрих?

— Почтовое отделение, куда первоначально попали письма, установили легко. Туда выехала группа. Они пройдут по адресам почтальонов, забиравших письма из почтовых ящиков, допросят их, и попробуют установить, в какой именно ящик бросил письма Бета.

— Вряд ли это получится. Если только он не идиот.

— Это дилетанты, шеф. У нас есть шанс.

— Дилетанты? С такой информацией? Не смешите меня, Мюллер.

— А я утверждаю, что это дилетанты.

— С чего Вы это взяли?

— Возраст. Отпечатки пальцев всех троих — Альфы, Беты и Гаммы — это отпечатки пальцев детей в возрасте от одиннадцати до пятнадцати лет. Вероятнее, двенадцати — четырнадцати…

Глава 9

Ночью я проснулся от запаха дыма. Горит, что-то где-то горит. По причине тёплой погоды, окно мы на ночь не закрывали, и сначала я подумал, что горит на улице. Но нет, что-то как-то слишком сильно дымом несёт. Я аккуратно выпутался из Вовкиных объятий, подошёл к двери и на всякий случай выглянул в коридор. Мама! Да там всё в дыму!

— ПОЖА-А-АР!!! — немедленно изо всех сил заорал я.

Включив свет в нашей комнате, увидел, как батя резко вскочил с кровати, как мамка села и ошарашено смотрит по сторонам, как Вовка, улыбаясь во сне, всё так же продолжает обнимать мою подушку. Плевать он хотел на любые пожары.

А Ленка? Ленка где? Она на Вовкиной кровати спала, а сейчас её там нет. Платье её старорежимное на стуле висит, чулки её валяются (один на полу), а её самой нет. Куда делась?

В коридоре захлопали двери, послышались возбуждённые голоса соседей. Дядя Серёжа сказал, что нужно выключить свет, так полагается при пожаре, огонь ведь может провода повредить и лучше их заранее обесточить. Быстро погасили свет в коридоре и комнатах. Я в нашей комнате тоже свет погасил на всякий случай. Батя полез в шкаф за керосинкой, мама подошла ко мне, а Вовка повернулся на другой бок.

Тут батя зажёг керосинку, стало светло. Ну, не так светло, как при электрическом свете, но всё равно лучше видно. В принципе, уже светает, в комнате и так серый свет был, но в коридор без освещения не пойдёшь, там-то окон нет.

Вышли мы все втроём в коридор, другие соседи тоже стали подтягиваться потихоньку. Тётя Зина с керосинкой, как у нас, дядя Серёжа с канделябром аж о пяти свечах. Так что горит-то? Откуда дым идёт?

Смотрим, вроде как с кухни дымом тянет. Но огня не видно пока нигде. На кухне кашляет кто-то и ещё звуки непонятные, вроде шипения. Зашли на кухню, там в дыму всё. Дым клубами в открытое настежь окно вываливается. Впрочем, достаточно быстро мы поняли, что пожара никакого нет и не было, а потому можно свет включить. Включили. Нда, картинка.

Дверца печки распахнута, изнутри валит дым. На железном листе рядом с печкой валяется в грязной луже и всё ещё слабо дымится одно мокрое полуобгорелое полено. Печь вся в воде, вода пополам с сажей густой жижей у неё из топки медленно стекает и расползается по полу. Лужа же на полу уже, пожалуй, половину кухни занимает. И в этой самой луже, прямо в наиболее грязной и глубокой её части рядом с плитой стоит на коленях, отчаянно кашляет и чёрными руками размазывает по грязным щекам обильные слёзы Ленка. Она в саже и копоти с ног до головы перепачкалась. Волосы у неё тоже в саже. А уж на что ночная рубашка похожа, словами и не передать. А ведь ей с вечера чистую дали, тётя Зина принесла, это её дочери рубашка.