Игорь Николаев - Война за империю Страница 15

— Нет. Совершенно новый конфликт. На новой доске и с обнуленными ставками. В Союзе наверняка есть сторонники и войны, и мира, поэтому конечное решении будет принимать один человек. Тот, кто на вершине.

— Сталин, — повторила жена, но на этот раз уже не вопросительно, а с утверждением.

— Именно. Соль в том, что действия Гарольда Ходсона и партии изоляционистов предсказать легко. А вот решение Сталина предугадать невозможно. Слишком много неучтенных факторов, слишком мало информации о том, что на самом деле происходит в руководстве Германии и Союза. Впору кидать монетку, она будет столь же правдива, как орды наших 'специалистов по международной политике'.

Последние слова Рузвельт торжественно проскандировал в нарочито пародийной манере, подражая голосу радиодиктора. Задумчиво погладил переносицу породистого носа и продолжил, неожиданно сменив тему разговора:

— Война, это такая интересная вещь… Она похожа на праздник, начинают, думая о сладостях и подарках, но мало кто вспоминает о грязной посуде, разбросанной оберточной бумаге и похмелье. В Европе прошел большой праздник, но он не закончен, пока англичане сидят за своим противотанковым рвом, строя красным страшные и оскорбительные физиономии. Потому что Европа — это много заводов и портов. А много заводов и моря — это корабли, большие корабли, транспортные, которые заберут у англичан морскую торговлю, и военные, которые не дадут Ройял Нэви разобраться с новой проблемой… Не сейчас, не через год и не через пять, но так будет. Поэтому британцы сделают все, чтобы предотвратить подобное будущее и это неизбежно, как ход времени. А как поступят коммунисты — скоро узнаем.

— И… что ты будешь делать?..

— Пока ничего, во всяком случае, внешне. У меня связаны руки. Президент защитит свой торговый нейтралитет, хотя бы на первых порах. А без открытой и отчаянной просьбы о помощи со стороны Черчилля нет смысла даже начинать борьбу. Мои репутация и вес слишком дорого стоят и слишком тяжело достались, чтобы разменивать их в бесплодных мероприятиях. Я все же постараюсь переубедить Гарольда. Надеюсь, что сумею победить его политическую близорукость… Еще я попробую осторожно разъяснить некоторые истины британскому Бульдогу по неофициальным каналам. Он играет свою игру умело и четко, но впал в непростительный грех самоуверенности. Вижу и прорицаю, что на новом пути его ждет немало увлекательных сюрпризов.

Рузвельт подкатил коляску вплотную к кровати. По-видимому, время лекций заканчивалось, но неожиданно вице-президент ухватил новую мысль.

— После того как Британия проиграла европейскую кампанию, у них остался единственный рациональный путь — договориться с нами. Американская поддержка в обмен на их богатства, доступ к колониальным рынкам и многое иное.

— Насколько я знаю англичан, в их понимании это означает отдать все. Отказаться от империи, которая веками правила миром…, Пожалуй, здесь бессилен любой прагматизм.

— Увы, дорогая, ты убийственно права, — тепло улыбнулся Франклин. — В итоге островитяне все-таки придут к нам с мольбой о помощи. И это будет отвратительно поздно, возможно необратимо поздно. Что ж, подождем слова дядюшки Джозефа. Полагаю, его решение будет быстрым.

Вице-президент явно устал, взгляд потускнел, паузы в речи стали чаще и длиннее. Пальцы безвольно легли на подлокотники.

— Пора спать, — мягко заметила она.

— Да, наверное, ты права. Завтра трудный день. Впрочем, как обычно. А мы сегодня хорошо побеседовали, — с обычной хитрецой сказал он, — тебе снова удалось вызвать меня на разговор. Мой ангел здравого смысла! Дипломатия на пороге сна, вот как бы я это назвал.

— Да, милый, конечно. Но 'Философия в будуаре' мне нравится больше.

— Кто? — не понял он, — А, вспомнил… Тот сумасшедший француз, Де Сад, который сидел в тюрьме и писал разные гадости, перемежая их рассуждениями о скотской сущности человека. Возможно, ты права.

Он привычно перебрался с каталки на постель. Элеонора терпеливо ожидала на своей половине, не делая ни малейших попыток помочь — он это ненавидел, как свидетельство собственной слабости.

— Вот и все, — сказал Рузвельт, наконец, со вздохом облегчения, накрывшись одеялом. — Теперь можно с чистой совестью сказать, что день закончен. Как тосклива была бы наша жизнь без дружеских объятий Морфея!

Тихо щелкнул выключатель светильника, спальня погрузилась во мрак.

— Возможно, ты права… — неожиданно вымолвил он. — Если бы потомки знали, как и где принимались великие решения, навсегда изменившие их жизнь… Но для них мы останемся титанами, напряженно мыслившими в гулких кабинетах и глубоких бункерах, за томами отчетов и кипами карт. В окружении подобных нам гигантов мысли. Наверное, так оно и к лучшему… Доброй ночи.

— И тебе доброй ночи.

Прошло минут пять, может быть десять, когда в темноте вновь раздался его голос. Вице-президент произнес слова, которые жена меньше всего ожидала от него услышать.

— Я боюсь… Пожалуй, впервые по-настоящему боюсь. Мировая война четверть века назад показала наглядно, что когда в жестком клинче сходится сразу несколько непреклонных игроков, то в финале рушатся любые довоенные планы. Никто не получает всего, на что рассчитывал. Вопрос лишь в том, кто потеряет меньше. Если Старый Свет полыхнет новой войной… я боюсь, что в конечном итоге ее проиграют все участники, даже мы.

— Сильные люди, — после недолгого молчания отозвалась Элеонора. — В точности по Киплингу.

— Что?

— Ты забыл. Редьярд Киплинг, 'Баллада о Востоке и Западе', - ответила жена и процитировала:

— О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,

Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд.

Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,

Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

— Сильные люди… Да, очень точно сказано, — медленно, с расстановкой проговорил Рузвельт в глубокой задумчивости. — Сильные люди разных стран сойдутся в противоборстве… И никто не захочет уступить. А после уже и не сможет.

Глава 8

Большинство высших и средних военных учебных заведений при НКО СССР располагались в Москве. Большинство, но не все. Кузницей кадров военных врачей и подводников традиционно был Ленинград, лучшие штурманы выходили из стен Бакинского училища, 'знатных пушкарей' готовили в Новосибирском ракетно-артиллерийском. Насчет ракет явно поспешили, но 'пушкари Стерлигова' пользовались заслуженным уважением даже в Германии, куда регулярно отправлялись на стажировку. А лучшие военные инженеры выходили из стен Владимирской Академии Военно-инженерного управления. Здесь, в скромном трехэтажном здании дореволюционного кирпича, ковались кадры инженерных войск Красной Армии.

Генерал-лейтенант Сергей Викторович Черкасов, бессменный командир и начальник училища, любил пройтись по тесным, гулким коридорам, вдохнуть запах надраенных до блеска деревянных полов, послушать голоса, доносящиеся из аудиторий. Академия была его детищем, которое Черкасов растил и лелеял уже почти двадцать лет, с того времени, как отгремела первая советско-немецко-польская война (впрочем, совсем правильно было бы называть ее советско-немецко-польско-британской).

Близился полдень. Черкасов неслышно ступал по безупречно пригнанным доскам, обходя ежедневным дозором свои владения, приветствуя редких встречных сообразно их статусу и званию. Некоторые аудитории он миновал быстро, у других задерживался, оценивая ровный шум голосов или тишину письменной работы. Но у одной двери генерал остановился надолго, прислушиваясь…

Аудитория была небольшой, всего на два десятка человек. Двадцать 'учеников' — лейтенанты и капитаны, проходящие курсы повышения квалификации. Вдоль длинной доски, по тропке, ограниченной с обоих концов большими стендами со схемами, неспешно и размеренно ходил преподаватель, внушительно вкладывающий знания в головы слушателей. Среднего роста, чуть сутуловатый, он казался почти квадратным из-за размаха мощных плеч. Длинные руки, наверное, могли бы завязывать узлами танковые стволы. Короткий ежик волос убегал к затылку, отступая под натиском огромных залысин. На лице выделялся крупный 'римский' нос, как минимум раз сломанный.

При внушительных габаритах и достаточно впечатляющем виде, наставник двигался очень мягко, ступал плавно, словно ощупывая каждый сантиметр, на который ставил стопу. И говорил, размеренно, почти без пауз, сплетая предложения в один поток.

— При восстановлении металлических мостов ручную правку кувалдами погнутых, скрученных или иным образом поврежденных элементов, а также заварку старых заклепочных отверстий не допускают! По личному опыту могу сказать, что это самая тяжелая и в то же время самая распространенная ошибка, которую совершают девять из десяти воеинженеров на мостовых работах под огнем противника. Они либо сквозь пальцы смотрят на такие упражнения подчиненных, либо сами требуют того же. Если увидите что-то подобное, то даже если вокруг полный конец света, пресекайте любой ценой.