Сергей Щепетов - След кроманьонца Страница 15

Но вспоминать не понадобилось. Только что он сидел спиной к склону и смотрел в непроницаемое белесое марево. И вдруг оно стало просвечивать: неспешно так, но быстро, вроде как солнца лучик блеснул, что-то там замаячило…

Женька зажмурился, потряс головой, глубоко вздохнул и открыл глаза: «Ну здравствуй, Хаатика!»

Глава 3

Через миры и века

Спина и шея окончательно онемели, когда старая Мааниту закончила свои манипуляции. «О боги Священной горы, наконец-то!» — обрадовалась Эллана и, оттолкнувшись от подлокотников кресла, шагнула в межзеркалье, где можно видеть себя всю со всех сторон. Что ж, терпела она не зря: старая Ма знает свое дело! Волосы стали черными, блестящими и пушистыми, а лежали они так, словно и расческа-то их не касалась. Девушка тряхнула головой и крутнулась на одной ноге. Волосы взлетели густым веером и легли точно на прежнее место.

— Ну как? — любуясь собой, спросила Эллана.

— Да так… — пожала могучими плечами Мааниту. — Под низ сгодишься!

Девчонка-помощница — одна из бесчисленных внучек (или правнучек?) — прыснула в кулак:

— Почему под низ-то?

— А потому: когда баба сверху, то все ейные недостатки видать сразу! — рявкнула Ма и глянула на родственницу так, что та уже не знала, куда деваться.

Эти девочки из провинции возникали и исчезали бесследно как-то сами собой. Элл давно уже перестала запоминать их имена. Так и звала их — «Внучками». Скорее всего Ма обучала их, а потом пристраивала замуж или служанками-наложницами в хорошие руки. Сама же Мааниту безраздельно царила в доме Атель-ру-Баир-Кен-Тена, известного в народных массах под кличкой «Патиш», уже лет двадцать, а для Элл — просто всегда.

История появления Мааниту в столице империи была тесно переплетена со скандальной эпопеей королевы Шабриллы. Последняя была женой монарха небольшого, но очень древнего и очень независимого государства на юго-западной границе Хаатики. И в государстве этом как-то раз началась смута: однажды утром слегка протрезвевший народ с удивлением узнал, что вчера он заставил ненавистного правителя Марлетуна подписать отречение. В ходе дальнейших событий бывший король скоропостижно скончался после продолжительной болезни, а Шабрилла, имея поддержку широких народных масс и части аристократии, приняла на свои хрупкие плечи всю тяжесть правления. К сожалению, на эту ношу вскоре нашлись и другие претенденты, перевешать которых она не успела. В результате очередного переворота справедливость якобы восторжествовала, и безутешная бывшая королева Марлетуна кинулась искать защиты в столицу империи.

Ее пребывание в Хаатике чуть было и здесь не привело к смуте: оказалось, что мужчины совершенно не способны противостоять ее капризам и прихотям. Положение спас молодой и скромный, но совсем не бедный профессор историко-философского отдела Королевского университета. Перспективный ученый и талантливый преподаватель, глава древнейшего рода империи умудрился каким-то образом обуздать дикий, разнузданный нрав очаровательной Шабриллы — женщины, ставшей легендой еще при жизни.

Они жили счастливо? Или не очень? Трудно сказать… Лет через пять прилетела стрела — короткий тяжелый болт, выпущенный из плохого арбалета. Полоумный оборванец под пытками так и не сказал, кто его послал, кто заставил нажать спусковой крючок. Вполне возможно, что он и правда был одним из тех, кому она когда-то отказала.

И осталась дочь. А профессор стал капитаном стражей короны. Сначала, правда, он был рядовым. Стражи короны — это те, кто, формально, должен охранять дворцовые хозяйственные постройки, а неформально… От дальнейшего повышения по службе Питиш уклонялся. Он и так знал, что реальную власть над столицей делит только с одним человеком — главой гильдии ассенизаторов.

Мааниту появилась вместе с Шабриллой — то ли служанка, то ли охранница, то ли подруга для однополой любви, а может быть, все сразу. Эта крупная женщина в молодости была очень красива, но рядом с маленькой изящной Шабриллой мужчины ее просто не замечали.

Эллана, конечно, этого не помнила, но рассказывали, что именно она не дала уйти Мааниту после смерти матери. Та осталась в доме Патиша и с годами плотно вросла в жизнь почти всех аристократических семейств столицы. Дело в том, что Ма владела удивительным искусством делать женщин красивыми; чуть-чуть подправить прическу, капля косметики, а духи лучше вот эти и вот сюда; осанка, жест, мимика — и немолодая, измученная изменами мужа матрона уже не знает, как разорваться между юным любовником и вдруг воспылавшим мужем. Бесцеремонная, фантастически грубая Мааниту сделалась лучшей, доверенной подругой чуть ли не всех знатных дам Хаатики. Из-за нее ссорились, плели интриги, Всяких секретов она знала, наверное, больше любой тайной канцелярии, но утечек не допускала: и помыслить было нельзя, чтобы Мааниту кому-нибудь что-то о ком-то сболтнула.

Мероприятие, к которому Ма, не жалея сил, готовила сейчас Эллану, случалось ежегодно. Это был праздник, религиозную подоплеку которого все давно забыли. Смысл его заключался в том, что на этом балу-сборище в Большом Зале королевских приемов аристократия Хаатики демонстрировала друг другу своих отпрысков, которые за истекший год стали совершеннолетними. Строгого ритуала не было, зато была масса нюансов и тонкостей, копившихся веками. Так, например, Атель-ру-Баир-Кен-Тена, он же Патиш, не мог получить приглашения на этот бал. Более того, он счел бы себя глубоко оскорбленным, получи он такое приглашение! И это потому, что формально он считается одним из тех, кто сам должен эти приглашения рассылать, решая, кому стоит присутствовать, а кому нет. Но, с другой стороны, табель о рангах никто не отменял, а по этой табели место капитана стражей короны не дальше лестницы у парадного входа. Однако Патиш — мужик не слабый и, как говорит Ма, «в заднице настеганный» — он и сам разберется, а вот Эллана… С одной стороны: девочка — никто, и зовут ее никак, но с другой стороны… А ведь ей в этом году исполнилось шестнадцать: не появиться на балу значит навсегда вычеркнуть себя из списка тех, в ком течет голубая кровь. Родной папочка явно не собирается официально вводить свою внебрачную дочь в высшее общество. Там, в этом обществе, уже вращаются с полдюжины его законных детей от трех жен, причем с последней он, кажется, формально так и не развелся. Но нуждается ли в приглашении дочь самого Атель-ру-Баир-Кен-Тена и экс-королевы Шабриллы? Может быть, ее присутствие для всех является само собой разумеющимся, и никто просто не посмеет послать приглашение? А если приглашение все-таки будет, как на него реагировать?

Мааниту проблему с балом решила. Она почти целый год вынюхивала, выясняла, прощупывала мнение широких масс узкого круга и в конце концов выдали формулу:

— О приглашении ты не узнаешь — есть оно или нет! Ты будешь танцевать Танец Пастушки!

Эллана сначала рассмеялась. Потом обиделась. Потом сообразила, в чем дело, и бросилась на радостях к Ма, обняла ее и попыталась поднять над полом. Комкая довольную улыбку, та освободилась от объятий и, не шутя, влепила воспитаннице по правой ягодице:

— Тебе еще рожать, дура! Куда ты такие тяжести?!

Да, Танец Пастушки — это такое дело… Когда-то, очень давно, этот танец, открывающий бал, исполняли лучшие представители юного поколения аристократии. Предварительно устраивались многоступенчатые конкурсы со строгим жюри, интригами, обидами и даже попытками самоубийства. Однако постепенно ритуал выродился и сошел на нет. Сам танец, конечно, остался, но последние лет сто его исполняли профессиональные танцоры. Они, конечно, должны быть очень молоды, очень красивы и талантливы. После выступления они остаются в зале — таким образом аристократия демонстрирует свое единение с народом, с простыми тружениками. Никто не может запретить девушке голубых кровей исполнить этот танец. Но поскольку ее никто не выбирал, это будет означать, что она считает себя лучшей среди сверстниц, а по мастерству — как минимум равной профессионалкам. Зрителям останется только два выхода: восторженно принять ее или отвергнуть. Для последнего членам высшего общества не потребуются ни гнилые помидоры, ни тухлые яйца — они умеют обходиться еле заметным жестом, легкой улыбкой.

А еще! А еще одежда — наряд, так сказать. Но Ма есть Ма, и ее никому не переплюнуть! И пусть все девицы описаются от зависти: никаких платьев с разрезом до пояса! Никаких декольте! Пусть все видят, что она скромна не по годам! И вообще, она же танцует — у нее не наряд, а рабочий костюм!

«Значит, так: брючки. Темненькие, тонкие такие, чтобы плотненько так, но не обтягивали. Внизу, на голени, чуть-чуть расклешенные: да, вот такие — хоть в шпагат садись, хоть нос ногой чеши! И трусики надо — не широкие и не узкие, без натяжки: пусть гадают, есть они или нет? Теперь блузка: светлая, почти телесного цвета. Нет, нет, не в обтяжку, но близко… Лифчик не надену! Не надену!! Не трясутся они… почти. И пускай! Вот будут как у тебя, тогда и… Ой, больно! Все равно не надену! А руки до плеч голые. Под мышками брить не буду! Не буду, и все! Ну и что, что светлые? Их же почти не видно… Конечно, никаких бриллиантов — маленький кулончик на золотой цепочке. Ну и что, что папин, — он мне идет! Ах да, еще обувь… Вот эти хочу: подошва мягкая, каблук низкий, а сверху одни ремешки. Да не собираюсь я снимать штаны, не разуваясь! Зато ноги потеть не будут… Уф-ф-ф!»