Сергей Васильев - Останется память Страница 15

Следовательно, вести себя надо крайне осторожно. Потому как незнание обыденных вещей приведет к тому, что придется Косте провести оставшиеся годы за такой же решеткой, как и здесь. Только стены будут не покрашены, а обиты мягким материалом.

Придется разработать непротиворечивую версию: кто он есть и что делает в Санкт-Петербурге. Вариант, что его стукнули по голове, обчистили догола и попытались бросить в канал – заманчив. И теперь он ничего не помнит. Только где ж шишка? Костя на всякий случай ощупал голову. Нет, всё нормально. Голова, как голова, ничего не болит, никаких вздутий не чувствуется. А ведь можно человека сознания лишить и без удара по голове! Каким-нибудь хлороформом. Продается он сейчас в аптеках или нет? Грабители какие-то шибко грамотные получаются. Такие одеждой побрезгуют. Тогда ограбление в два этапа. На первом его усыпляют, отбирают деньги и ценные вещи и выкидывают на улицу. А на втором – грабители рангом пониже снимают последнее. Вот только вопрос: как здесь с преступностью? Если по ночам казачьи разъезды патрулируют, может, грабителей не так и много? Или наоборот, их так много, что пришлось ввести подобную меру?

Да и главная проблема – как он на самом деле сюда попал?! От обилия вариантов и невозможности их решить Костя затосковал. О том, что он сюда прямиком из двадцать пятого года прибыл, вообще заикаться нельзя. Если правду рассказать, в психушку точно упекут. Значит, надо стоять на том, что ничего не помнит. Так же и есть на самом деле: ни один человек не сможет сказать, где Константин находился прошедшие пятьдесят лет и почему так хорошо сохранился. Впрочем, большинство тех, с кем познакомился Костя в двадцать пятом, наверняка еще живы. Хотя и постарели. И могут его вспомнить. Если, конечно, это тот самый мир.

После некоторого раздумья Костя решил, что встречаться с бывшими соратниками совсем не надо. Чревато неизвестностью. Вместо этого хорошо бы почитать современную газету с последними новостями. А еще лучше – подборку газет. Есть тут библиотеки? Есть. Наверняка, Публичную никто не закрывал. Вон, есаул, грамотный. Так что приход неизвестного в библиотеку подозрений не вызовет. Если, конечно, он в нормальном виде будет.

Шумов дернул себя за рукав и цыкнул зубом. С этим тоже надо было что-то делать. Без денег одежду не купишь. Ладно – одежду, но кушать каждый день надобно. И деньги зарабатывать надо. На работу устраиваться. А кем тут устроишься? По какой специальности?

Как следует почесав затылок, Костя припомнил, чем же он за свою жизнь успел позаниматься. Сначала – школа, совершенно обычная, ничем не примечательная. Потом три курса университета Путей Сообщения. Университет он бросил. Поманили весьма денежной работой с минимумом обязанностей. Сначала платили хорошо и вовремя. Но когда не заладилось, Костя остался и без работы, и без образования. Пришлось устраиваться в офис по знакомству. Деньги небольшие, но и обязанностей вообще никаких: раз в день проверь почту и доложи начальнику. В остальное время занимайся, чем хочешь. "Да, – подытожил Костя, – профессии у меня нет. Конечно, можно блеснуть кое-какими знаниями, если будут охотники до них. Или стать изобретателем. Найти технически одаренного гения и ему идеи подбрасывать – пусть реализует. А после этого брать соавторские патенты. Типа, как Эдисон. Что он там изобрел? Лампочку? Телефон? Фонограф? Это и мы можем. Хотя…"

Костя посмотрел на потолок и убедился, что электрическая лампочка там уже есть. Почесав в затылке, вспомнил и изобретателя телефона – Белла, который уже наверняка представил свой образец на какой-нибудь Парижской выставке. Фонограф пусть сам Эдисон и изобретает. А вот радио… Есть тут радио? Это надо узнать. Опять же где? В библиотеке. Или расспросить какого-нибудь местного жителя.

Кроме казаков, никаких местных Костя еще не видел – в управе было на редкость малолюдно. Хотя, есть вероятность, что так здесь всегда. Ну, не желает местный народ преступления совершать. Живет себе тихо-мирно, работает, налоги платит, книжки почитывает. В тюрьму не попадает. То, что называется она слегка иначе, суть ее не меняет: место изоляции отдельных членов общества от всех остальных. И если кто-нибудь пожалует, то вполне может оказаться сущим бандитом с большой дороги.

Костя поежился: с бандитом встречаться совсем не хотелось. Ну, ни капельки. Хотелось немного поспать: всё ж ночь, пусть и белая. А нары хоть и деревянные, но с матрасом, простынею и одеялом. Раздолье. И никто не мешает. Шумов приподнял одеяло, пощупал простынь и решил ложиться.

Не тут-то было. Костя даже вздрогнул, когда появился есаул, отпер в решетчатой стене створку, распахнул ее и пропустил в изоляционную комнату еще одного посетителя. Вернее сказать, заключенного. Потому что тут же за его спиной створка закрылась.На разбойника с большой дороги он похож не был.

– Николай Иванович, – представился вошедший, – студент.

– Константин Владимирович… – Шумов едва удержался, чтоб не назваться Костиком – уж больно молодо студент выглядел. При этом одет он был добротно, чуть ли не щегольски, что несколько контрастировало с обстановкой изоляционной комнаты. – Вы тут по собственной воле или какому делу?

– Не по делу. По произволу власть имущих.

– Ну, это и так понятно. За что же конкретно забрали?

Студент помялся, но сказал решительно:

– Вел агитацию. Прокламации раздавал.

Костя поразился:

– Что, действительно? И о чем же?

– О лучшей жизни. Как ее устроить и что для этого нужно.

Темные глаза Николая Ивановича смотрели на Шумова живо и пристально. Он словно проверял – можно ли довериться случайному знакомцу, да еще задержанному по непонятному поводу.

– У вас есть план? Или просто благие пожелания? – Костя неожиданно заинтересовался.

– Разумеется. Всё переделать. Улучшить жизнь крестьян. Дать им знания. Обеспечить образование и здравоохранение.

– Личным примером?

Студент стушевался.

– Личным не получается… – и тут же нашелся. – Вот поэтому всё и надо менять на государственном уровне.

– Вы против чего выступаете?

– Против несправедливости! – с жаром высказался Николай Иванович. – Весь прогресс совершенно не доходит до глубинки. Все новшества оседают в столице. Даже в Москве нет многого, что есть в Санкт-Петербурге. И общественный строй этому способствует.

– И чем же существующий строй вас не устраивает? – с ехидцей спросил Костик.

– Любое государство существует для подавления трудящихся! Неужели вы не видите ужасающего положения простого народа?!

Костя поморщился. Подобные речи навевали на него тоску, потому что обычно радетель о благе народа с этим самым народом имел мало общего. И, следовательно, либо нагло врал, либо жестоко заблуждался.

– А как сам народ? Он что думает о своем положении? Рабочие, там, крестьяне?

Николая Иванович смутился.

– К сожалению, уровень образованности не позволяет крестьянам иметь мнения по данному вопросу. Они живут себе и живут. Страдают, как и сотни лет назад, а, может, и поболее. Капитализм – страшная штука. Вы знакомы с учением Маркса?

Костя чуть не поперхнулся.

– Ну… в общих чертах.

– Значит, понимаете основную идею его труда – "Капитала"?

– Вы про руководящую роль пролетариата в революционном движении?

Теперь настал черед изумляться Николаю Ивановичу.

– Как?! Вы всё неверно поняли! Критика капитализма – вот основная суть сего труда! Капитализм у нас развивается бурными темпами и всё более закабаляет простой народ.

– То есть, прогрессивного вы ничего не видите? Или не замечаете?

– Государство – зло! Господин Бакунин написал об этом совершенно ясно, – отрезал студент.

– "Анархия – мать порядка", – со злой усмешкой процитировал Костя. – Как же, слыхали. Знаете, господин…

– Кибальчич…

– Кибальчич, – автоматически повторил Костя, – как далеко могут завести казалось бы благие идеи?..

Тут до Шумова дошло – что сказал Николай Иванович – и он переспросил:

– То есть, Кибальчич – это вы?! Рад знакомству!

Николай Иванович слегка удивился, что его фамилия произвела такое впечатление, но подтвердил, что Кибальчич – именно он. И что родился в 1853 году в городе Короп Черниговской губернии в семье священника. И что окончил Новгород-Северскую гимназию, а с 1871 года учится в Институте инженеров путей сообщения. И что совершенно не понимает воодушевления собеседника.

Костя с новым интересом разглядывал сокамерника. Тот был молод, хотя прическа и бородка добавляли ему солидности. Крупное лицо, может быть по контрасту с темными сверкающими глазами, казалось излишне бледным. Кибальчич смотрел на Костю спокойно и серьезно. Ждал.

– Разрешите полюбопытствовать? Ведь вы не только учебой и политической деятельностью занимаетесь? Что-нибудь изобретаете?

– Есть некоторые идеи, – сухо отозвался Николай Иванович.