Анатолий Ткачук - Лекарство от Апокалипсиса Страница 15

– Я сомневаюсь, что кто-то взялся бы искусственным образом создавать нечто подобное. К тому же никто достоверно не знает всех параметров произошедшего взрыва реактора и того, что последовало непосредственно за ним.

– Это так, – сухо кивнул Макс, увлекая Алекса в коридор за собой. – Тебе нужно смыть с себя эту грязь, иначе у нас могут возникнуть проблемы. – Так вот, как я уже говорил, взрыву сопутствовало огромное количество сложных физических процессов и явлений, параметры которых едва ли полностью понятны. И здесь возникает целый ряд вопросов, на которые я не имею адекватных ответов. При помощи кварцевого магнитного вариометра мне удалось зафиксировать мощное геомагнитное излучение, которое, судя по всему, и является элементом, провоцирующим зарождение перехода. Я фиксировал здесь рекордные значения параметров магнитного поля Земли из когда-либо наблюдавшихся в лабораторных условиях. Я не знаю, был ли этот источник геомагнитного излучения до аварии, или же он активизировался уже после… Теперь, после ядерной войны, фиксируемые параметры значительно выросли.

– Скорее всего, был, – Алекс остановился.

– С чего ты взял? – Макс обернулся, осветив лицо Алекса налобным фонарем.

– Дело в том, что при строительстве Чернобыльской АЭС никто не проводил геодинамической экспертизы, к тому же это место никогда не было обозначено на карте в качестве разлома. Когда же такие исследования начали проводиться, выяснилось, что многие АЭС находятся на активных разломах.

– Получается, что… – Макс задумался.

– Получается, что собственно и авария, которая произошла 26 апреля 1986 года, могла стать следствием каких-то катаклизмов, связанных с подвижками земной коры. На эту тему есть немало свидетельств. Ведь во время проведения испытания, которое, по официальной версии, и послужило причиной катастрофы, многие свидетели наблюдали свечение над третьим и четвертым энергоблоками и даже ощущали слабые удары. А некоторые из специалистов при этом испытывали даже психотические реакции, свойственные воздействию геомагнитного излучения или тектонического оружия.

– То есть, все это наблюдалось еще до взрыва реактора? – Макс по-прежнему неподвижно стоял.

– Да, это позже подтвердили многие сейсмологические станции, расположенные в различных частях планеты. То есть, самой катастрофе предшествовало необычное по своей частоте землетрясение, произошедшее под четвертым энергоблоком ЧАЭС, причем его эпицентр располагался очень близко к поверхности Земли.

– Вот! Вот поэтому и излучение имеет особую мощность, а сейсмограмма каждый раз приобретает настолько странную конфигурацию! – у Макса заблестели глаза. – Как же так, как же я мог упустить подобный факт…

– Но как геомагнитное излучение, исходящее из разлома, способно формировать подобные явления?

– В том-то и дело, что само по себе никак. Но, взаимодействуя с остаточными процессами Чернобыльской катастрофы, оно, очевидно, запускает цепочку уникальных явлений, – Макс теперь значительно ускорил шаг, он торопился, чтобы не потерять мысли, которые рождались в его голове. – То есть, мы получили формирование в различных местах сгустков застывших топливо-содержащих масс, породивших постоянный открытый источник радиоактивного и иного неизвестного излучения, проще говоря, новый неоднородный минерал чернобылит, образовавшийся из всего, что было на пути раскаленного топлива – бетона, металла, песка и прочего… Так вот, эти фрагменты чернобылита стали чем-то вроде аккумуляторов этой энергии. Кстати, легендарная «слоновья нога», представляющая собой крупнейшую застывшую массу топлива, находилась непосредственно над тем местом, где формируется переход. И вот что теперь происходит: энергетическое излучение от топливного сгустка сталкивается с геомагнитным излучением, и в области горизонта их столкновения из уникального набора элементов, находящихся в коридоре в виде микрочастиц, формируется новое уникальное поле. Создается впечатление, что под его воздействием микрочастицы выстраиваются в определенном порядке, после чего открывается сам переход, проникновение в который возможно лишь в фазе голубоватого свечения. При красноватом свечении наблюдается энергетический максимум, который взаимодействует только с физическим телом.

– Поэтому я и ощутил удар током? – Алекс посмотрел на свою руку, на которой не осталось и следа от этого удара.

– Не думаю, что это удар именно током. Но ощущение очень похожее.

– А когда оно стало вновь голубоватым…

– Да-да, именно тогда проход можно считать открывшимся и дающим возможность войти в коридор времени.

– Но как? Как это возможно? – Алексу весь этот разговор и все происходящее вокруг казалось лишь очередным вымыслом.

– Не понимая всего механизма до конца, я лишь могу строить гипотезы. Дело в том, что в момент голубого свечения переход обладает весьма необычными свойствами, которые близки к тем, что описаны в отношении торсионных полей. То есть, воздействие на человека оказывается не на физическом, а на энергетическом уровне.

– Я слышал о теории торсионных полей. Но мне казалось, что она не была принята научным сообществом.

– Я и не утверждаю, что формируется именно торсионное поле, просто его особенность, как и особенность открывающегося прохода, заключается в том, что они взаимодействуют не с материальной составляющей человека, а с его психофизической сущностью. В момент путешествия в прошлое тело остается здесь, а во времени и пространстве путешествует лишь разум, если позволите.

– То есть, получается, что мое тело все это время находилось здесь, а сам я видел… все это реальность?

– Реальность… еще какая реальность, – усмехнулся Макс. – Так что ты там видел?

– Я видел свою семью… – Алексу тяжело давались воспоминания об увиденном.

– Свою семью? – Макс удивленно оглянулся на Алекса и, уйдя от этой темы, проговорил: – Вот здесь нужно по лестнице спуститься. Осторожно, она довольно сильно проржавела. Давай ты первый, я за тобой. Как спустишься, сразу отходи влево, там фон чуть пониже.

Лестница была приварена к металлической конструкции, выступавшей из бетона. Даже при беглом осмотре в полутьме можно было легко понять, что сварочный шов разорвался в нескольких местах.

Алекс с опаской спустился на пару ступеней, тщательно ощупывая каждую из них, перед тем, как полностью опустить на нее свой вес. Когда Алекс преодолел половину маршрута, вслед за ним спуск начал Макс. Он так же медленно, осторожно ощупывая каждую ступень, принялся спускаться вниз. Одна из стальных планок, не выдержав веса человеческого тела, сломалась, больно ударив по руке Алекса. Соседняя от резкого рывка тоже оборвалась с неприятным скрежетом, и Макс полетел вниз. Алекс, едва увернувшись от удара по голове, поймал своего нового знакомого в полете, но ушибленная рука, будучи не в состоянии удержать летящее тело, лишь замедлила падение. Но даже этих несколько секунд хватило для того, чтобы Макс схватился рукой за одну из ступеней на уровне своего спасителя и удержался.

Держа Макса за руку, Алекс чувствовал, как часто бьется его пульс. Да и у него самого сердце было готово выпрыгнуть из груди. Немного переведя дыхание, обитатель саркофага выдал несколько эмоциональных эпитетов, обращенных и к строителям атомной станции, и к ликвидаторам, и даже к сталеварам, создавшим эту лестницу.

Лишь уверено стоя обеими ногами на твердой поверхности, Макс принялся осматривать себя.

– Что это? – настороженно проговорил Алекс, так же разглядывая пострадавшего.

– Где? – не понял он.

– Ну, вот же, защитный костюм порван. Нога-то цела?

– Цела. Крови вроде никакой нет. Да что с ней будет, – пожал плечами Макс и, ощупав карманы, усмехнулся. – Главное – целы приборы.

– Как же быть с ногой? – не понял Алекс, когда Макс продолжил маршрут.

– Сейчас все исправим. Не хочется набрать пыли.

Макс ловким движением извлек из небольшого рюкзака, висевшего за спиной, моток прозрачной липкой ленты, и, обмотав ногу на месте разрыва защитного костюма, сделал шаг вперед.

– Ловко! – Алекс задумчиво улыбнулся.

– Побудешь здесь с мое, еще и не такому научишься.

– Ты давно здесь?

– Я… да уж считай с четверть века. Да-да, не удивляйся.

– Но как? – Алекс изумленно посмотрел на Макса.

– Очень просто. В момент аварии я в Курчатовском институте работал, вот и приехал сюда, сначала просто в качестве дозиметриста, потом научным работником, и так вот закрутилось, завертелось. Нас много здесь работало, кто-то заболел и умер, причем, как правило, сердце сдавало от постоянного напряжения и нечеловеческих радиационных нагрузок. Другие просто все бросили. А мне ехать некуда было, жена ушла, еще когда я во второй или в третий раз сюда приехал, а с сыном отношения вообще не сложились. Вот как-то и прижился в Чернобыле, потому что именно с ним, как ни странно, связаны самые яркие воспоминания об интересной работе и верных друзьях. Иногда выезжал из зоны, конечно, но редко. А потом в середине девяностых годов XX века я случайно столкнулся с этим явлением, и тут моя жизнь круто изменилась, было решено здесь задержаться, – Макс тяжело вздохнул. Казалось, что в этих крохотных воспоминаниях о жизни вдруг всплыла горечь о каком-то давно ушедшем времени. – Ладно, не стоит обо мне, мы остановились на том, что ты видел там.