Ливонская партия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 15

Артиллеристы же, отвернув на обочину, быстрым рывком вышли на позиции, разделившись на две тройки. Перекрывая своими жерлами дорогу, отсекая для неприятеля пути отступления. Причем не только выехали и встали правильно, но и успели за ту же минуту зарядиться, загнав в ствол заряды с крупной картечью. Проткнули картузы да подсыпали затравочного пороха.

Раз. И отряд полностью изготовился к бою. Отчего ландмейстер опешил. У него, конечно, были воины в сопровождении. Но связываться с этими пехотинцами он не имел ни малейшего желания. Тем более что даже с первого взгляда ему становилось понятно — исход боя, ежели он начнется, вряд ли сложится в его пользу.

— Спокойно! — Воскликнул он по-русски. — Что здесь происходит?

— По какому праву вы попытались атаковать нас? — Холодно процедил Семен Безухов.

— Атаковал? Что за вздор! Я просто ехал по дороге!

— И просто хотели стоптать моих людей? — Все также холодно, процедил Семен.

— Я… — начал было говорить ландмейстер, но осекся. Бердыши, направленные в сторону его небольшого отряда, равно как и дула аркебуз выглядели чрезвычайно недружелюбно. А орудия чуть в стороне вообще угнетали. — Я приношу вам свои извинения. Я и мои люди не хотели причинить вам вреда. Мы просто спешим. Дела.

Семен помолчал немного. Осматривая взглядом этих людей, после чего кивнул каким-то своим мыслям и ответил:

— Хорошо. Проходите. Но впредь смотрите, куда прете. — произнес он и жестом руки предлагая катиться куда подальше. Чем ландмейстер с его окружением и воспользовались…

— Почему вы этому быдло позволили с собой так разговаривать? — Наконец спросил один из аристократов, сопровождавших Бернхарда, когда они отъехали на добрую лигу. — Мы послы и находимся под защитой короля.

— До тех пор, пока сами не атакуем его людей, — тихо ответил фон дер Борх.

— Да кто поверит словам этого быдла?

— А что, ты думаешь после этого боя будут другие слова? — Нервно хохотнул другой аристократ. — Я был под Вильно. И я не сильно рвусь на тот свет, сталкиваясь лоб в лоб с русской пехотой.

— Судя по всему, придется, — тихо произнес ландмейстер и несколько человек, которые хотели было уже подшутить над этим боязливым аристократом, заткнулись.

— Что? Но почему?

— Папа не нашел способа примирить нас. Он запретил мне давать Иоанну вассальную клятву пока тот православный. Король же не отступит. Ему нужна Рига и Двина. А значит он выступит войной на нас, дабы усмирять своих беспокойных вассалов.

Глава 7

1477, 15 июня, Москва

Переговоры зашли в тупик. И обострение в религиозном кризисе достигло следующей стадии. Причем король Руси в этой «собачьей свалке» теперь чуток сместился в сторону православия, что немало разозлило Рим. Слишком ревностно там к этому отнеслись.

Казалось бы, почему Иоанн «лез в бочку»? Зачем обострял? Во всяком случае, так могло бы показаться со стороны. Однако его реакция была не более чем защитой.

Суть-то в чем?

В 1469 году Иоанн начал свою вендетту с целью покарать убийц матери, из-за чего вступил в клинч с православием. И даже смог свалить его верхушку на Руси. А в 1472 году сделал первый шаг навстречу Риму. И что? Рим как-то успел реализовать это преимущество? Нет.

Да, он прислал парню документы, подтверждающие юридическую правомерность его притязаний на титул «король Руси» и даже простенькую корону. Да, Рим обеспечил Иоанна с отцом католическими невестами. И да, Святой Престол заинтересовался Персидской торговлей, начав агитировать за ее становление всех вокруг. Но вяло. Ибо Иоанна не знали и ему не доверяли.

И на этом — все.

Потому что главную проблему Иоанна — острый недостаток священников «в полях» Рим не только не решил, но и даже не пытался. То есть, вел себя тем же способом, каковой практиковал уже больше двухсот лет. В католичество-то пытался перетянуть, но практически безвозмездно. Из-за чего успех ему в этом деле сопутствовал только там и тогда, где получалось убеждать огнем и мечом.

Но мы отвлеклись. Что получилось в итоге? Ничего особенного. Обычный очередной тупик. Причем общая логика его получалась на удивление мерзкой.

Сначала православный Патриархат попытался избавиться от Иоанна и его матери, пытаясь пристроить Зою Палеолог на Московском престоле. Не вышло. Молодой лев показал зубки и потерявший бдительность клир на Руси оказался забит в изрядном числе.

Лев обиделся и попытался прибиться к Святому престолу. Но тот далее общего одобрения ничего не предпринимал для приручения этого молодого, но уже свирепого хищника.

Выждав время и более трезво оценив ситуацию, православный Патриархат Константинополя сделал новый шаг, решив играть ва-банк. Уж больно лев вырастал опасным и свирепым. Настолько, что на горизонте в их грезах замаячило возрождение Византии, которое они жаждали без всяких оговорок. Да, перебежали на сторону магометан, когда стало жарко. Да, верно им служили. Но без всякого удовольствия. А тут появился кто-то, кто выглядел сильнее Мехмеда. Существенно сильнее. И этот кто-то мог не только освободить Константинополь, но и был православным. Пока еще был. Пусть и номинально.

Этот шаг ва-банк вынудил Иоанна отклониться в сторону православия. Что вызвало рост раздражения в Риме. Ведь тот вел себя как капризная и избалованная девка. На себя одеяло тянул, а взамен — ничего. Обычное дело. Как и реакция Рима на это раздражение. Он попытался наехать и фактически лишить Иоанна одного из самых ценных его трофеев минувшей войны — Ливонии. Не в личном владении, понятно, а в вассалитете. Но сути это не меняло, ибо порт Рига выглядел в глазах короля Руси намного более интересным, нежели Новгород. Но фактический ультиматум, вынуждающий ради принятия Ливонии либо принять католичество, либо Ферраро-Флорентийскую унию, заставил Иоанна вновь показать зубки, пригрозив Риму компроматом и сделав встречное, компромиссное предложение.

Почему он не мог принять католичество? Потому что у него не было в достатке католических священников на Руси. А городское население являлось православным[1]. Из-за чего такой поступок ставил короля в оппозицию со своими подданными, провоцирую многочисленные бунты. С унией все выглядело еще хуже, ибо она загоняла Иоанна в положение «свой среди чужих, чужой среди своих». То есть, из православного мира он уже отторгался, а в католический еще не включался. И священников, каковых был острейший дефицит, это ему не добавляло.

Нунций же, следуя в рамках местечковой политики, характерной для Святого престола последних столетий, не видел и не понимал всего курьеза сложившейся ситуации[2]. И того тупика, в который он сам, вместе со своим патроном загоняли короля не видел и видеть не хотел. А потому продолжал действовать в рамках своего скудного разумения…

— Она нас поддержит? — Тихо спросил Родриго у духовника королевы.

— Я не знаю, — покачал тот головой. — А прямо спросить опасаюсь.

— Она хочет, чтобы ее сын вырос честным католиком?

— Без всякого сомнения.

— Ну вот и хорошо. Значит она на нашей стороне.

— Ваша Светлость, я бы не делал поспешных выводов. Элеонора женщина умная, но не кровожадная. И ни в коем случае не желает смерти своему супругу.

— Но, если он умрет, она ведь поддержит нового короля — трехлетнего Владимира. Она сможет стать регентом при нем?

— По местным обычаям она не сможет стать регентом. Скорее им станет дядя нынешнего короля — Андрей Васильевич, герцог Боспорский. А он — православный. И общения с нами не одобрял изначально.

— Вздор! У деда нынешнего короля — Василия Васильевича регентом по малолетству была его мать — Софья Витовтовна, княжна литовская. И поговаривают — справлялась она отлично.

— Элеонора не Софья.

— Это очевидно. Имена у них отличные.

— Дело не только в именах. Элеонора слишком мягкая, а Софья дама была лихая. Когда татары подошли к Москве, эта литовская княжна уже будучи старушкой, возглавила оборону города и развила кипучую деятельность немало в том преуспев. Она до самого своего конца была крайне активна. И Иоанн, поговаривают, в нее уродился. Во всяком случае о том бают те, кто ее знал лично. На месте не сидела — до всего ей было дело. Не баба, а муж в юбке. Элеонора не такая.